Второй шанс (СИ)

Вклиниваюсь своими пальцами в промежутки между его, чтобы тоже прикоснуться к горячей плоти, почувствовать всю его дрожь, нетерпение.

Отдергивает кисть, предоставляя мне всего себя. Выгибается в спине и острыми ноготками цепляется за грубую ткань моих джинсов. Ведет пальцами от бедер к коленям, и запоздало, спустя целую бесконечную секунду, кожу под тканью опаляет целый выводок холодных мурашек. Ноги тут же сводит, еще больше усиливая нетерпение. Все крепнет желание оборвать разом пытку, и так изрядно затянувшуюся.

Раздражает.

Раздражает именно то, что я знаю, чего ты хочешь. Как и где надо гладить и кусать, нажимать и едва прикасаться.

Я знаю, как тебе нравится, когда я сильно, до фиолетовых синяков, кусаю тебя. Знаю, что у тебя ноги сводит, когда тискаю твою маленькую упругую задницу.

Недовольный зверь внутри меня сердито урчит.

Эта почти медитация - абсолютно не то, что он жаждет получить. Не то. Все эти нежности лишь отвлекают от основного блюда.

Я хочу брать тебя на четвереньках, нетерпеливо стонущего. Хочу брать, брать, брать, не церемонясь. Никаких полутонов и нежностей. Ничем не прикрытая похоть на голых инстинктах. Ничего больше. Ни разговоров, ни ласк. Ни хитрых редких взглядов из-под влажных опущенных ресниц.

Выгибаюсь, а в вялых пальцах, неторопливо ласкающих тебя, словно появляется стальной каркас. Большой палец сильно давит на головку, а мизинец царапает основание.

Так куда лучше, верно? Острее.

И я это ощущаю куда более… плотно.

Сжимаешься вокруг меня, пульсируешь.

- Б… боль… но…

Конечно, тебе больно. Но лучше не станет, потому что мне нравится это. Нравится, как искажается твое лицо, когда острые крепкие ногти впиваются в беззащитную плоть.

- Прекрати, - уже ничего не соображая, хнычешь ты, и это выражение детской обиды на смазливом личике…

В висках как бесы на барабанах играют, все громче и громче, пакостно хихикая почему-то голосом моего младшего брата.

Выгибаюсь, приподнимая таз. Да, вот так…

Широко распахнутый рот и ладонь, тут же сжавшая мою руку, которой я все еще придерживаю твое бедро.

Ну же, посмотри на меня.

Посмотри!

Подари мне еще один полубезумный взгляд, в котором так и плещется обида за недавно причиненную боль.

Ее уже почти нет, вся стерлась, но и погасающих искорок достаточно.

Быстрее и быстрее, наконец-то срываясь на грубые рывки.

Совсем сильно.

Еще немного, и все мое тело станет бесформенным растаявшим месивом с оплавленным остовом скелета.

Чувствую, как он, вскрикнув, расцепляет мои пальцы, слишком сильно сжавшие его член.

Либо мало, либо много. Ты давно должен был усвоить это, мой наивный мальчик. Либо больно, либо никак.

Все имеет свой привкус.

У секса он терпкий, солоноватый, привкус спермы, крови, а не карамельного мороженого. Хотя я бы хотел измазать тебя мороженым… а после взять… такого липкого и сладкого. Твоя кожа, солоноватая от пота, должно быть, восхитительно сочетается с холодным лакомством.

И снова хочу разорвать на части, сожрать, спрятать и никому не показывать. Мой.

Мой.

Так хорошо, что даже больно. Все ноет, требует незамедлительной разрядки, но перед этим я хочу увидеть выражение твоего лица, когда тягучая волна патоки накроет по самую макушку.

Хочу увидеть, как ты захлебнешься в ней, следом и меня утягивая на самое дно.

Серые глаза лихорадочно блестят - и нет в них ничего, кроме этого безумного отблеска желания. Ничего больше. Лишь животное «хочу», полностью вытеснившее разумное «правильно» и обиду за недавнее «больно».

И в самый последний миг, когда затопившее радужку предвкушение перерастает в экстаз, я дергаю его вверх. Жестко фиксируя бедра, не позволяя опуститься, чтобы измученное тело наконец-то получило разрядку.

Все ради этого выражения лица. Ради серых, наполненных мольбой глаз, ради хриплого, сейчас и вовсе замершего дыхания.

Просит, умоляет, умирая с каждой новой секундой - и вся эта буря только лишь во взгляде.

И это ощущение власти и полного безграничного контроля срывает мне крышу.

Отпускаю его, чтобы, упав на меня и плотно сжавшись в чертовой эйфории, он и моему телу позволил разлететься на куски от накрывшего удовольствия.

Его много, оно топит и едва отступает только через долгих полминуты, не раньше.

Удар по ребрам достаточно сильный - это малыш Акира, явно еще не совсем очухавшийся, просто рухнул на меня сверху, не заморачиваясь.

Шумно дышит, со свистом втягивая в себя воздух, ерзает, то и дело чувствительно тыкая меня под ребра. И совсем не нечаянно, я уверен.

Наконец-то кое-как устраивается и задумчиво обводит меня взглядом, прикидывает что-то. Открывает было рот, чтобы сказать, скептически кривится и тянется вперед. Еще секунда, и белые зубы вцепляются в мой подбородок.

Совсем не нежно и ни разу не игриво. Разве что только мышонок решил попробовать себя в садо-мазо, и то я ему не завидую. Роль брутального садиста в коже ему явно не светит, только если маленькой зашуганной жертвы.

Вкусной и трогательно обреченной.

На его лице снова отображается глубокая работа мысли.

А сейчас что?

Снова тянется вперед, на этот раз ниже, к шее, замирает над ней на пару секунд и легонько, кончиком языка, проходится по коже, сползая ниже, касаясь ключиц.

Кривлюсь, как, впрочем, каждый раз, когда он касается уродливых шрамов на моем теле. Они кажутся мне омерзительными налипшими кусками грязи, от которых нельзя избавиться.

Лишь скрыть, спрятать, но не избавиться.

- Эй, сделай лицо попроще. Не так на это надо реагировать.

- Как же? А тебе все мало, как я погляжу. Еще хочешь?

- А ты разве можешь? В твоем-то возрасте?

Удар ниже пояса.

- А что ты знаешь о моем возрасте?

- Всего лишь пару циферок, Шики, и еще то, что тебя безмерно раздражает его упоминание.

М-да. И осталось только одно живое существо, знающее об этом, шею которому я все еще не свернул по какому-то дикому недоразумению.