Я без ума от французов (СИ)

– А это еще кто? – спрашивает бородатый, аккуратно и на первый взгляд незаметно потягиваясь к поясу.

– Мой партнер, – выпаливает Селестин резко, до того, как Цицеро успевает открыть рот.

– Партнер? – бородатый непонимающе поднимает бровь, следя за ними обоими.

– Да, – Селестин отвечает почти с вызовом. – Или вам есть дело до того, с кем я живу?

– Н-нет, – бородатый ухмыляется, соображая.

– Тогда, с вашего позволения… Пойди оденься, – как там Тиерсен называл Цицеро? – сердце мое, – Селестин надеется, что где-нибудь среди его вещей есть оружие.

– Нет-нет, это совсем не обязательно, – бородатый смотрит на них спокойно. – Я бы лучше посоветовал вам сесть рядом со своим… партнером, месье, и никуда не ходить.

– А кто вы вообще такие? – спрашивает Цицеро с любопытством, сцепляя руки за спиной.

– Ответите, месье Селестин? – бородатый переводит на младшего Мотьера смеющийся взгляд.

– Это… друзья моего дяди. Они ищут одну вещь и уйдут скоро, – через силу спокойно говорит Селестин. Он никак не понимает, почему Цицеро ведет себя так. Он же сам сказал Селестину, что эти люди очень опасны, он не может не понимать этого, и ему нужно что-нибудь делать. Ему нужно оружие. И хотя Селестин видит сейчас, что Цицеро действительно в хорошей форме – мышцы на руках, ногах и груди, хоть и не прорисовываются четко, довольно развиты и заметны при движении, – но он никак не справится в прямой драке с тремя явно более сильными противниками, у каждого из которых вдобавок есть оружие.

– А какую вещь? – Цицеро заинтересованно подходит ближе, совсем не смотря на Селестина.

– Я прошу вас, месье, сядьте, – бородатый перестает улыбаться.

– Конечно-конечно! – а вот Цицеро улыбается широко. И Селестин из своего кресла замечает отблеск от лампы на заткнутом за полотенце пистолете. Маленький итальянец расцепляет пальцы и через долю секунды сжимает их на рукояти. На обеих рукоятях. Он мгновенно разводит руки, и звуки выстрелов совершенно оглушающие, и Селестин кричит совсем по-женски, вскакивая и зажимая рот рукой, когда видит, как брызгают струйки крови из затылков, и два тела падают на пол. Цицеро стреляет еще, но последний мужчина, на вид такой грузный, отклоняется сразу, как только видит начало его движения, и пуля только разбивает одну из ваз на полках.

Селестин не успевает отследить четко, что происходит дальше буквально в одну секунду, шокировано шагая назад и прижимаясь к стеллажу, все еще держа ладонь у рта. Цицеро не ждет, пока толстяк пристрелит его – тоже достал пистолет почти моментально, – отпуская одну беретту и отводя его руку, пытаясь выстрелить сам, но и толстяк перехватывает его запястье. И это даже не похоже на драку: они только держат друг друга, стараясь сломать кости или хотя бы выкрутить руки, и ситуация складывается явно не в пользу Цицеро. Он кричит напряженно, когда толстяк шагает вперед, легко двигая его, маленького, упершегося ногами в ковер. Тот бугрится под ступнями Цицеро, и его рука уже больно изогнута. И Селестин понимает, что должен чем-то помочь. Только чем? Селестин слишком напуган, чтобы вспомнить о пистолетах на трупах, а из всех физических упражнений он в последние годы только по утрам бегал, и то нерегулярно. Но он все еще держится за стеллаж и торопливо открывает дверцу, ощупывает полку в поисках чего-нибудь. И находит какую-то тяжелую статуэтку. Их ему дарят столько, что он расставляет их везде. И первый раз радуется этому.

Селестин сжимает статуэтку, шагая вперед. Он хочет сделать это быстро, но ему страшно, и его движения слишком медленны. Но он видит, как жмурится Цицеро от боли, как увлеченно толстяк выкручивает его руку, и поднимает статуэтку, замахиваясь. Толстяк замечает его движение боковым зрением и хрипло выдыхает, резко разворачиваясь вместе с Цицеро. Толстяк легко поднимает его в повороте и им же сбивает Селестина с ног. Но они оба не удерживают свою хватку вспотевшими руками, и Цицеро опять с размаху летит назад, взвизгнув, пока толстяк направляет на него пистолет. И по ушам бьет еще один громкий выстрел, от которого Селестин жмурится на секунду. Цицеро падает на пол, совершенно ошарашенный, крепко сжимая свою беретту обеими руками. Толстяк пошатывается и жмет на спусковой крючок, но рука уже падает, и он только дырявит пол, и Цицеро живо отдергивает ноги. Грузное тело падает с шумом, и Селестин смотрит на него, не контролируя страх во взгляде. Его начинает тошнить.

– Ф-фух, Цицеро еще никогда не убивал никого в полете! – маленький итальянец немного нервно смеется, опуская пистолет. – Но это было весело! Хах… Но если Селестин еще хоть раз назовет Цицеро так, – он резко вспоминает, переводя взгляд на младшего Мотьера, – Цицеро без сомнений бросит его умирать, – Селестин шумно выдыхает, утыкаясь лицом в ковер. Ему все равно, он только не хочет ничего видеть.

Цицеро поднимается, потирая свою многострадальную поясницу, которая, конечно, отзывается на произошедшее новым приступом боли, и поправляя сползшее полотенце. Он подходит к телу толстяка, опускаясь на корточки, вынимая пистолет из сжатых пальцев и осматривая карманы его куртки. А через секунду и Цицеро, и Селестин слышат несмелый вопрос:

– Сел? – Элизабет опять вышла из комнаты и сейчас явно прижимается к двери в гостиную, из-за которой только что раздавались выстрелы. – Сел, ты здесь?

– Лиз, стой! – Селестина ужасно тошнит, но он пытается собраться. – Не заходи сюда, пожалуйста! – пусть он не передумал насчет Элизабет, но раньше он всегда заботился о ней и сейчас говорит это даже машинально.

– Ты в порядке? Цицеро в порядке? – Элизабет спрашивает очень нервно.

– В полном, малышка, – Цицеро отвечает ей, потому что Селестин снова зажимает рот руками. Правда, уже по другой причине. – Ты знаешь, Селестин, ей все равно придется умереть, да и она видела, как мы прикончили ее родителей, так что Цицеро думает… – он провожает резко поднявшегося на ноги и торопливо направившегося к двери Селестина взглядом. – Ну, Цицеро будет считать это согласием. Можешь зайти, малышка.

Элизабет входит немного робко, касаясь пальцами дверного косяка, и смотрит на тела на полу с каким-то странным чувством в глазах.

– Они умерли, – она не спрашивает, а утверждает. – Ты их убил.

– А малышка умнее, чем кажется, – говорит Цицеро, не отвлекаясь от осматривания карманов уже второго трупа, но Элизабет не различает сарказма в его голосе.

– А почему ты сначала выстрелил три раза, а потом еще два? – она садится на корточки рядом с Цицеро, несмело протягивая руку и касаясь пальцев бородатого.

– Один не очень-то хотел умирать, – Цицеро отвечает немного отстраненно, но в его глазах появляется легкое любопытство, когда он замечает, как Элизабет поглаживает раскрытую ладонь бородатого, совершенно не боясь того, что он уже мертв. Только когда его пальцы сжимаются посмертным рефлексом, она коротко вскрикивает.

– Как это? Он же мертвый! – она резко и смешно, как котенок, подползает к Цицеро и прячется за него, хватаясь за его руку.

– Рефлексы-шмефлексы, – Цицеро усмехается и поворачивает голову, но не стряхивает ладони Элизабет. – Мертвецы еще и не такое делают. Они могут дергаться, могут хрипеть, а могут и штаны обгадить. Так что осторожнее с ними, малышка, – он улыбается, а Элизабет смеется, расслабляясь и отпуская его. И снова тянется к телу бородатого, с любопытством заглядывая в мертвые глаза и касаясь пальцем ровной дырки у него между глаз. И Цицеро даже отвлекается от своего занятия: – Малышке действительно это все нравится?

– Выглядит красиво, – Элизабет отвечает немного задумчиво. – Красное на розовом. Серафен так красиво не выглядел. И мама. А ты поэтому убиваешь?

– И поэтому тоже, – Цицеро садится на пол аккуратно, расправляя полотенце на бедрах.

– А как это – убивать? – Элизабет поднимает голову, но пальцы на лице бородатого оставляет.

– Это… – Цицеро задумывается. Никто никогда не спрашивал его об этом. Да и, если подумать, особо и не было живых людей, которые могли бы это спросить. – Это весело, малышка! И сладко. Как… Цицеро даже не знает, как что! Ну если только… малышка может представить себе шоколадный торт размером с нее, весь в сливках, ягодах, с безе, орехами и кремом?