Две души Арчи Кремера (СИ)

Арчи снова испытал это ирреальное ощущение: его тело, черт подери, подчиняется приказам Зоннберга. Арт даже не пытался делать вид, что спрашивает разрешения у Арчи – позволяет ли он, хозяин этого долбаного искина, сделать это. Пифий, очевидно, находился здесь в качестве союзника Зоннберга. Или такой команды скорой психокибернетической помощи, если Арчи вдруг вздумает устроить истерику. Он молчал, не глядел ни на Зоннберга, ни на Арчи –куда-то в угол.

– Ты, однако, молодец, – с издевательски-почтительной интонацией произес Зоннберг. – Ты очень неплохо продумал план побега. Я так понимаю, что из пансионата в какой-нибудь глуши, в которой ты мог оказаться с Пифием, сбежать было куда проще. Центр все-таки охраняется, все входы-выходы наблюдаются. Я хотел бы злиться на тебя, но не могу. Мое уважение, Арчи Кремер.

Он взял стул, поставил его у окна, уселся на него, положил ногу на ногу, сцепил руки.

– Позволь, однако, узнать. – Он помолчал, побарабанил пальцами по колену. – Что ты собирался делать дальше.

Он ждал ответа – ответа Арчи. Тот – молчал. Смотрел на него, не мигая, проверяя, так ли жуток для живого человека немигающий взгляд куклы. Жаль, что Зоннберг не позволял ему так просто раскусить его ощущения. И Арт молчал, когда Арчи заставлял его проверить пульс, давление, температуру кожи Зоннберга, оценить, в нормальном ли тот сидит перед ним состоянии. Тихо повторял, что не считает возможным выполнить этот приказ. Арчи понимал, что ему можно было позлиться немного, это было бы даже понятно; только он оставался неправдоподобно спокойным. Как бы не Арт постарался.

Зоннберг выждал полминуты, затем продолжил:

– Ты действительно думаешь, что мы позволим тебе просто исчезнуть? Арчи, я не буду говорить, сколько стоит твое тело. Сколько стоит его обслуживание и каким оно должно быть. Я даже не буду напоминать тебе, во что обходится государству твое обучение по спецпрограмме. Твое и Арта. Но ты действительно думал, что мы позволим тебе –и – Арту – вам обоим, умным, выдающимся созданиям, заниматься херней в этом поселке?

– Я не просил вас об этом теле, – тихо сказал Арчи.

– Но ты его принял.

– Я не просил о нем, – ровно повторил Арчи.

– Ты подписал соглашение. – Ответил Зоннберг. Эти слова упали булыжниками. Арчи ощутил, как у него закладывает уши, как перед глазами темнеет, как пульсирует в черепе кровь – странное ощущение, совершенно непривычное, хотя сколько времени прошло после трансплантации – месяцев семь? Уже успел отвыкнуть, что значит быть слабым и хрупким. И неожиданно ему доставило удовлетворение это странное ощущение недомогания: значит, он все-таки живой.

Зоннберг отказывался поддаваться тем дурацким предрассудкам насчет кукольных взглядов. Он был зол – не это ли помогало ему? Пифий Манелиа молчал. Когда Зоннберг злым, свистящим полушепотом орал на Арчи, обвиняя его в безответственности, в том, что он не задумываясь подставил под удар многих людей, которые относились к нему хорошо все это время, что он эгоистично заботится только о своих детских мечтаниях и ставит крест на невероятных перспективах, которые открываются перед ним, о карьере космолетчика, о чем-то еще. Стены, очевидно, были слишком тонкими в этой шараге, чтобы Зоннберг опустился до банального скандала.

– Вы забыли спросить меня, – ровно ответил Арчи, когда Зоннберг выдохся и замолчал, откинулся на спинку стула и решил дождаться, что скажет на его тираду Арчи.

– Хорошо. – Развел руками Зоннберг. – Я спрашиваю. Чего ты хочешь, Арчи Кремер?

Арчи молчал.

И наконец у Зоннберга на лбу выступила испарина. Кажется, все это правда об эффекте «зловещей долины». Арчи слабо улыбнулся. У Зоннберга заметно запульсировали жилки на висках. Он плотней сжал челюсти.

– Чтобы меня считали человеком, – ответил Арчи.

Зоннберг удивленно смотрел на него.

– Это право нужно заслужить, Арчи, – странно усмехнувшись, сказал он, вставая. – Либо самому не забывать. Собирай вещи.

– Я не намерен возвращаться. – Тихо произнес Арчи.

Зоннберг развернулся к нему. Измерил недобрым взглядом, посмотрел на Пифия.

– Скажи мне, Арчи, а от чего ты бежишь? Чего ты боишься там в центре, и что ты рассчитываешь достичь вдали от него? – полюбопытствовал он. – Думаешь, если ты удрал из центра, отдалился от проекта, ты сможешь жить в согласии с самим собой и Артом? Ты уверен, что проблема в нас?

Арчи встал; Арт не мешал ему. Зачем-то он посмотрел на Пифия, внимательно смотревшего на Зоннберга – на него – снова на Зоннберга.

– Когда вы перестанете шпионить за мной через Арта? – спросил Арчи.

– Когда ты сможешь перенять эту ответственность за себя и него. – Неожиданно ответил Пифий. – Твою свободу никто не ограничивает. – На скептический смешок Арчи он повторил: – Твою свободу никто не ограничивает. Даже Арт. Только ты сам. Ты устанавливаешь ее границы, ты же отчего-то хочешь вырваться за них.

Арчи повернулся к нему, а Пифий был удивительно спокоен, смотрел на него с симпатией, не с любопытством – с чем-то, куда более глубоким. Затем Арчи перевел взгляд на Зоннберга – тот был напряжен, но помалкивал.

– Мне отчего-то кажется, что вы говорите о том, чего не понимаете, – тихо произнес Арчи. – Хотя какая разница. Я собираю вещи. Можете подождать меня внизу? Я все равно никуда не сбегу, знаете ведь.

Зоннбег молчал, когда он и Пифий выходили из отельчика, шли в кафе, заказывали себе кофе.

– Ублюдок, – после невероятно долгой паузы выдохнул Зоннберг. – Стервец.

Пифий был согласен не столько со словами, сколько с невольно восхищенной интонацией Зоннберга.

========== Часть 19 ==========

Дамиан Зоннберг чувствовал нечто сентиментальное. Собственно говоря, это ощущение само по себе было уникальным, Зоннбергу хотелось даже присмотреться поближе к этому дурацкому чувству. При желании можно было и к мозгоправу какому-нибудь обратиться, не к Пифию, упаси бездна, не к этому короеду Манелиа – себе дороже, хотя он проницательный засранец и способен помочь, и это без сомнения. Но лучше иметь в качестве мозгоправителя человека постороннего, пусть он и не сможет объяснить с присущим Манелиа ехидством, какую опасную штуку представляют бесконечно изрыгаемые слова о долге, чести, почетном праве первооткрывателей и прочей выспренной чепухе, которую Зоннберг вынужденно произносил по несколько раз на дню – сам в них верить начинаешь. Как бы то ни было, они втроем возвращались в центр; Манелиа помалкивал, кажется, даже не пытался сканировать Арта и Арчи или читать какую-нибудь херню на своих остромодных «умных» линзах, просто лениво глазел по сторонам, усердно не глядя ни на Зоннберга, ни на Арчи. Арчи – молчал, и это было объяснимо и понятно, чего уж. Хреново было, что не особо поймешь, что мальчишка думает – нужно обращаться за объяснениями к Пифию либо к операторам в центре, чтобы те сообщили сырые, не препарированные, а следовательно, относительно объективные, не искаженные аналитиком – все тем же Пифием, к примеру – данные. Еще хреновее было, что даже Арт не мог со стопроцентной точностью представить информацию о мыслях Арчи: что касается физиологии, он был великолепен; что касалось рутинных, линейных когнитивных процессов, тоже неплох. Но все, что относилось к великому делу прогнозов и эвристики, было далеко за пределами способностей Арта. Так что Арчи оставался в некотором роде шкатулкой с секретом. С другой стороны, после бесконечных заявлений Пифия, что Арчи – это нормальный подросток, который проживает нормальные процессы личностного становления, слегка скорректированные своеобразной ситуацией, в которой он оказался, после того, как они целых четыре дня следили за похождениями Арчи, не без уважения, причем, не без одобрения, после того, как бунт закончился поражением Арчи – и очень достойным его поведением, Зоннберг непроизовльно ощущал восхищение, все то же уважение – и еще что-то, очень основательно замешанное на оптимизме. Арчи был хорош, Арт был великолепен; проект удался. Уже можно с уверенностью признать это: проект удался. Осталось немного. Несколько лет становления Арчи 1.1, всякие там тесты и прочее, бесконечные отчеты – и можно с легким сожалением признавать, что пора им расставаться – Дамиану Зоннбергу и проекту «Арчи 1.1». Тогда, наверное, с полным основанием и во весь голос Зоннберг сможет признать: в том, что проект оказался настолько успешным, есть его, Зоннберга, простого администратора, пусть не визионера, а добротного ремесленника, очень и очень большая заслуга.