Герой не твоего романа (СИ)

— Ты ведь очень мало спишь? — спросил Джеджун, стаскивая со своей кровати покрывало. — Можешь включить телевизор. Звук не будет мне мешать.

— Я буду, — улыбнулся Чанмин. Он повалил Джеджуна спиной на кровать и навис над ним, опираясь на колени и ладони. — Мы так долго летели, надо немного развеяться…

Вампир сунул руку под резинку пижамных штанов омеги, но тот схватил его за запястье.

— Нельзя, это вредно, — наставительно заметил он.

— Что? — не понял Чанмин.

Джеджун похлопал глазами, думая, как лучше все объяснить.

— Вредно часто заниматься любовью, когда нет течки, — наконец заявил он. — В смысле, для меня вредно.

— Чего? — Чанмин не смог сдержать смеха. — Чего ты боишься? Что я тебе протру там все до дырки? Порву в лоскуточки? Растяну так, что «вид сзади» станет похож на выхлопную трубу?

Джеджун, чувствуя прилив стыда, закрыл лицо руками.

— Если отбросить твой пошлый юмор, то примерно так, — пробормотал он в свои ладони.

— И кто тебя так пугал? — продолжал веселиться Чанмин. — Папа-омега? Нет, дедушка-омега, наверное? «Внучек, секасом можно заниматься только после свадьбы и только во время течки, а иначе испортишь себе здоровье!»

— Очень смешно. — Джеджун изловчился и лег на бок, уткнувшись лицом в подушку. — Это все знают. Только совсем озабоченные омеги постоянно занимаются сексом в перерывах между течками. Вот не разбираешься — не комментируй.

— Я аккуратненько, хорошо? — Чанмин лег сзади него и обнял, прижавшись грудью к его спине. — В прошлый раз же хорошо было, разве не хочешь повторить?

— Мне было больно, чего тут хорошего, — не отступал Джеджун. — Это вредно.

— Это просто потому, что ты не привык. — Чанмин тоже сдаваться не желал и вновь просунул руку под штаны омеги, поглаживая его член сквозь ткань трусов. — Спроси Хичоля. В незапамятные времена, когда он еще был свеж и юн, ему тоже пришлось не раз потерпеть дискомфорт. А теперь уж он с любым размером не пикнув справится.

— Он мужчина, у него физиология другая, ему деваться некуда. — Джеджун треснул Чанмина по ласкающей его руке. — А у меня есть периоды, когда мой организм специально перестраивается для секса. Зачем нарушать эту закономерность?

— Затем, что я тебя хочу, — сказал Чанмин, втягивая носом запах кожи Джеджуна. Эта «шутка природы» всегда пахла так просто и наивно, как «букетик полевых цветов». Чанмину нравился этот аромат, даже когда он был едва уловимым, когда не кружил голову в сочетании с его собственным голодом, как при их первой близости. Джеджун и сам казался ему похожим на подобный цветок. Такие не ставят в центр стола на шикарном романтическом ужине, такими не украшают роскошные интерьеры. Но если его заметишь, то он покажется прекраснее самой пышной розы; да только сорвать и растоптать его тоже труда не составит… — Когда Юно тебя просил, ты один раз уступил ему даже во время беременности. Сейчас ситуация попроще! Или я пока не дотягиваю до уровня этого подлеца?

Джеджун ничего не ответил. Чанмин приподнялся на локте и стал целовать омегу. Тот больше не сопротивлялся и вообще казался совершенно безвольным, словно потерял всякий интерес к происходящему. Когда вампир начал целовать его в губы, он ощутил солоноватый вкус слез.

— Черт, прости, — сказал он раздраженно, оставив Джеджуна в покое. — Опять напомнил о таком.

— Ничего, ты прав, — тусклым голосом ответил омега. — Двойные стандарты. Я согласен, давай займемся сексом.

— Ну уж нет. Мой садизм ограничивается прокусыванием твоей нежной шейки; трахать плачущего из-за меня человека я не хочу.

Чанмин вышел на улицу, но спускаться не стал и просто сел на металлическую ступеньку. Скоро этажом выше тоже открылась дверь, и из своего номера выпорхнул Хичоль.

— Ой, Мин, тяжко быть вампиром! — пожаловался он, приближаясь к своему господину. — Если бы не это — я бы просто отрубился. Но сна — ни в одном глазу! А волчара разделся, падла, и ведет задушевные беседы. Так еще и пить хочется. Или есть. В общем, крови. Тебе хорошо, у тебя Джешка. А у меня — никого! На охоту идти? Да опозорюсь! Я же натура — совершенно неагрессивная. Могу обхамить, треснуть, но причинить серьезный вред — ни за что! Даже наброситься нормально не сумею… А ты чего тут? Чего омежку не удовлетворяешь?

— Я его обидел. — Чанмин криво улыбнулся. — Теперь он плачет, а я тут торчу.

— Так устрой «секс прощения», — предложил Хичоль. Он стоял на несколько ступенек выше, в расстегнутой рубашке, которую развевал легкий ночной ветер. — Да я серьезно. Сам часто после такого всяких мудаков прощал. — Он вытянул правую руку вперед и поманил Чанмина: — Хватит печально протирать штаны, поднимайся. Это — идеально. Просишь прощения, утираешь слезы, нежно целуешь — и доказываешь свою любовь в постели. Он не устоит.

Чанмин судорожно сглотнул. Этот Хичоль, стоящий на металлической ступеньке и вещающий о примирении на простынях, до замирания сердца напомнил другого. Того, который более двухсот лет назад стоял в центре гостиной старинного английского особняка, где все выходы были перекрыты, а внутри царило кровавое пиршество. По мраморному полу текли багровые реки, в которых лежали трупы; сам Чанмин прятался в нише стены, за деревянным комодом, из-за которого он едва видел грозную фигуру несущего смерть гостя. Здесь, в нише, он прижимал к своей груди Анджелу, которую утащил сюда, когда ее мужа и обоих детей уже убили жестокие вампиры. Он закрывал аристократке рот, чтобы она не плакала, и глаза, чтобы не пыталась выглянуть и увидеть творящийся в гостиной ужас. Однорукий вампир перегрыз шею пожилого охотника и бросил его на пол. Другой вампир — вероятно, слуга — помог ему скинуть одежду, обнажив его по пояс. «Смотри, лорд, — зловеще произнес он. — Ты сумел отсечь мне руку, что достойно уважения. Я давно мог бы вернуть ее, но ждал — она должна была отрасти благодаря ТВОЕЙ крови.» То, что произошло дальше, едва не заставило Чанмина кричать от страха. На месте отсеченной руки появился маленький склизкий отросток, который постепенно увеличивался в размерах и обрастал тканями, пока не превратился в лапу с острыми желтоватыми когтями и грубой серой кожей. Вампир смотрел на этот процесс с улыбкой, словно был доволен своей новой уродливой конечностью, а затем, издевательски поблагодарив умирающего охотника, наступил ногой на его горло, завершив мучения несчастного. «Уходим, господин, » — сказал слуга, набросив на плечи безжалостного вампира рубашку. Однако тот, осмотревшись, усмехнулся и решительно двинулся к комоду. Чанмин крепче обнял Анджелу и попытался уползти дальше в нишу, хотя это было невозможно. Вампир легко отбросил комод в сторону и протянул свою лапу Чанмину. «Я чувствовал, что здесь бьются еще два сердца… Мальчик, ты — из Азии. Как тебя зовут?» — «Чарльз, сэр. — Чанмин, не отпуская Анджелу, поднял на него испуганный взгляд. — Прошу, не убивайте нас. Мы ни в чем не провинились, сэр. Я всего лишь бедный слуга в этом доме, помогаю на кухне, а это — моя жена, она горничная. Отпустите нас, сэр.» — «Горничная? — Вампир холодно усмехнулся. — Она слишком дорого одета.» Тогда Чанмин думал, что убили их обоих; но он очнулся, когда выжившие слуги уже засыпали его тело землей…

Чанмин потряс головой. Нет, перед ним все же был другой вампир. Наглая, самовлюбленная суперзвезда, но в то же время — душа компании и добрый, в общем-то, человек, постоянный житель социальных сетей, периодический трансвестит, знаменитый «кошачий парикмахер»… Его слуга, в конце концов. Не господин.

— Чего с тобой, а? — Хичоль засунул руки в карманы джинсов. — Чего смотришь на меня, как Ким Чен Ын на демократию? А-а-а, догадался. Сильно похож был? — Хичоль прокашлялся и ехидно прищурил глаза. — Чарли, отныне ты — мой слуга. Я нарекаю тебя Чанмином и немножечко Максом. Ручку целуй.

— Иди с Юно трахаться, а то у тебя генитальный психоз, — рявкнул Чанмин, поднимаясь со ступеньки и отряхивая брюки.

— Нет у меня никакого психоза, это ты тут душевные метания разводишь, а у меня все зашибись! — Хичоль топнул ногой. За Чанмином закрылась дверь, и он задумчиво добавил: — Черт, а ведь я — прямо типичный Чанмин из фанфика: и с Юно, вроде, перепихнулся бы, но пожрать — как-то на первом месте…