Песнь об Ахилле (ЛП)

Но многие не оплакивают его. Брисеида, что застыла на месте и неподвижно смотрит на костер, пока не угасают последние янтарные искорки. Фетида, натянувшаяся струной, черные волосы распущены и трепещут на ветру. Воины, цари и простые люди. Они собрались поодаль, побаиваясь чуткости нимф и подобного удару молнии взора Фетиды. Аякс с забинтованной ногой, что уже почти исцелилась, кажется ближе всех к слезам. Впрочем, может он просто думает о столь долгожданном признании его первым из воителей Греции.

Костер догорает. Если пепел не собрать сейчас, ветер развеет его, но Фетида, чьей заботой это должно быть, не двигается. Наконец Одиссей послан поговорить с нею.

Он преклоняет колена. - Богиня, яви нам свою волю. Должны ли мы собрать пепел?

Она поворачивается к нему. Невозможно понять, скорбит она или же нет.

- Соберите. Похороните его. Я сделала все, что зависело от меня.

Он склоняет голову. - Великая Фетида, твой сын желал, чтоб его пепел был помещен…

- Я знаю, чего он желал. Делайте, как пожелаете. Это более не моя забота.

***

Служанки посланы собрать пепел, они ссыпают его в золотую урну, где покоятся мои останки. Смогу ли я ощутить его прах, когда он смешается с моим? Я думаю о снежинках, обжигающе ледяных, что падали зимой на Пелионе на наши щеки. Тяга к нему охватывает меня, словно голод. Где-то там душа его ожидает меня, но я не могу достичь ее. Похорони нас и обозначь наши имена на могиле. Освободи нас. Его пепел смешивается с моим, но я ничего не чувствую.

***

Агамемнон созывает совет, чтобы решить, где построить гробницу.

- Ее нужно строить на поле, где он пал, - говорит Нестор.

Махаон качает головой. - Гораздо лучше на побережье, у агоры.

- Этого нам не хватало. Ходить мимо нее каждый день, - отзывается Диомед.

- На холме, я думаю. На валу у их лагеря, - предлагает Одиссей.

Где угодно, где угодно, где угодно.

- Я пришел занять место моего отца, - покрывает все голоса один ясный голос.

Лица всех царей обращены к пологу шатра. В проеме входа стоит юноша. Волосы его ярко-рыжего цвета, цвета сердцевины пламени; он прекрасен, но обликом холоден, как зимнее утро. И лишь глупец бы не понял, какого отца он имеет в виду. Его черты сквозят в лице юноши, и от этого на мои глаза наворачиваются слезы. Лишь подбородок его схож с материнским, острый.

- Я сын Ахилла, - возглашает он.

Цари взирают на него с изумлением. Большинство даже не знает, что у Ахилла был отпрыск. Только Одиссею достает смекалки заговорить. - Позволено ли нам будет узнать имя сына Ахилла?

- Меня зовут Неоптолем. Прозван Пирром. - Пламень. Но, кроме цвета волос, в нем ничего от пламени. - Где место моего отца?

Это место занимал Идоменей. Он поднялся. - Здесь.

Взгляд Пирра скользнул по лицу царя Крита. - Я прощаю тебе самонадеянность. Ты не знал о моем прибытии. - Он сел. - Повелитель Микен. Повелитель Спарты, - легчайший наклон головы. - Я предлагаю свою помощь вашему войску.

На лице Агамемнона смесь недоверия и неудовольствия. Он думал о том, как повел себя с Ахиллом. А заносчивость этого мальчика так странна и раздражающа.

- Ты кажешься совсем юным.

Двенадцать. Ему двенадцать.

- Я жил с богами в глубинах морских, - ответил он. - Пил нектар и вкушал их амброзию. Я прибыл, чтобы одержать победу в этой войне. Мойры сказали, что Трое не суждено пасть без моего участия.

- Что такое? - переспросил ошеломленный Агамемнон.

- Если это действительно так, мы рады твоему приходу, - сказал Менелай. - Мы говорили о гробнице твоего отца, о том, где построить ее.

- На холме, - сказал Одиссей.

Менелай кивнул. - Это достойное их место.

- Их?

Возникло небольшое замешательство. - Для твоего отца и его спутника Патрокла.

- И почему же этот человек должен быть похоронен подле названного Аристос Ахайон?

Воздух словно сгустился. Все ожидали, что же ответит Менелай.

- Таковой была воля твоего отца, царевич Неоптолем, чтобы их прах был смешан. Мы не можем похоронить их отдельно.

Пирр вздернул острый подбородок. - Рабу не место в гробнице господина. Если прах их смешан, этого, конечно, уже не изменить, но я не позволю никому преуменьшать славу моего отца. Памятник должен быть лишь ему одному.

Не позволяйте этому случиться! Не оставляйте меня здесь без него.

Цари переглядываются.

- Хорошо, - ответил Агамемнон. - Будет так, как ты говоришь.

Я лишь воздух, лишь мысль, и я ничего не могу сделать.

***

Чем более велик человек, тем величественнее его памятник. Камень, что вытесывают греки для его могилы, огромен, бел и устремляется высоко в небо. АХИЛЛ начертано на нем. Камень - память о нем, говорящий о том, что Ахилл жил и погиб, и все же продолжает жить в памяти.

***

Знамена Пирра несут знаки Скироса, земли его матери, а не Фтии. И солдаты его также со Скироса. Повинуясь долгу, Автомедон выстраивает мирмидонян и всех женщин, чтобы приветствовать его. Все следят, как он идет вдоль берега, как движутся его блестящие новыми доспехами отряды, как пламенеют его огненно-золотистые волосы на фоне голубого неба.

- Я сын Ахилла, - говорил он им. - И вы подчинены мне по праву наследования и праву рождения. Теперь вы будете верны мне. - Взгляд его останавливается на женщине, стоящей с опущенными глазами, сплетя пальцы опущенных долу рук. Он подходит к ней и приподнимает голову за подбородок.

- Как твое имя?

- Брисеида.

- Я слышал о тебе. Ты была причиной того, что мой отец прекратил сражаться.

Той же ночью он посылает за ней стражу. Они ведут ее за руки к шатру, она же, покорно опустив голову, и не пытается сопротивляться.

Полог шатра откинут и ее вталкивают внутрь. Пирр раскинулся в кресле, перебросив одну ногу через подлокотник. Ахилл тоже сидел так однажды - однако никогда у Ахилла не было таких глаз, пустых, в которых нет ничего кроме безбрежных темных океанских глубин, в которых живут лишь рыбы с бесцветной кровью.

Она преклоняет колени. - Господин.

- Мой отец оставил войско из-за тебя. Ты, должно быть, очень хорошая наложница.

Глаза Брисеиды темнее, чем когда бы то ни было. - Ты льстишь мне господин, говоря так. Но я не думаю, что он отказался сражаться именно из-за меня.

- Тогда отчего же? Каково мнение рабыни? - изящного рисунка бровь вздернута. Ужасно видеть, как он говорит с ней - словно змея, бросок которой невозможно предугадать.

- Я была военным трофеем, и Агамемнон обесчестил его, забрав меня. Это все.

- И ты не была его наложницей?

- Нет, господин.

- Довольно, - голос его резок. - Более никогда не лги мне. Ты лучшая из женщин лагеря. Ты принадлежала ему.

Ее плечи едва заметно вздрогнули. - Я бы не хотела, чтоб ты думал обо мне лучше, нежели я того заслуживаю. Я не удостоилась такого счастья.

- Отчего? Что это с тобой?

Она заколебалась. - Господин, разве ты не слышал о человеке, который погребен вместе с твоим отцом?

Лицо его разом лишилось всякого выражения. - Конечно же, я о нем не слышал. Он никто.

- Но твой отец очень любил и ценил его. И был бы счастлив знать, что их похоронили вместе. Во мне твоему отцу не было нужды.

Пирр уставился на нее.

- Господин…

- Молчать, - слово упало в тишину как удар бича. - Я покажу тебе, что значит лгать Лучшему Среди Ахейцев - Аристос Ахайон. - Он встал. - Иди сюда. - Ему двенадцать, но на этот возраст он не выглядит. У него тело взрослого мужчины.

Ее глаза расширились. - Господин, прошу прощения, что вызвала твое неудовольствие. Можешь спросить кого угодно, Феникса или Автомедона. Они подтвердят, что я не лгу.

- Я, кажется, приказал.

Она встает, руки теребят подол платья. Беги, шепчу я. Не подходи к нему. Но она подходит.

- Господин, что вам нужно от меня?

Он делает шаг к ней, глаза вспыхивают. - Все, чего я захочу.

Я не вижу, откуда появилось лезвие. Оно уже в ее руке и метит в его грудь. Но она никогда не убивала людей, она не знает, сколь сильно нужно ударить и куда удар следует направить. А он быстр, он уже успел отшатнуться. Лезвие царапает кожу, прочерчивая рваную линию, но не проникает глубоко. Он злобно толкает ее наземь. Она швыряет нож ему в лицо и бежит.