Песнь об Ахилле (ЛП)

Ахилл бросил несколько слов мирмидонянам, махнув рукой в сторону дымящихся корабельных палуб, черный пепел от которых летел к небесам, человеческая масса, клубившаяся подле них. - Верните мне его невредимым, - сказал он им. Они закивали и заколотили копьями о щиты в знак согласия. Автомедон встал впереди меня и разобрал вожжи. Все мы знали, отчего колесница была необходимостью - побеги я просто по берегу, и меня невозможно будет выдать за него.

Кони зафыркали и дернули, чувствуя руки колесничего. Колеса вздрогнули, я пошатнулся и копья мои стукнули друг об дружку. - Разбери их, - сказал он. - Так будет проще. - Все ждали, пока я неловко переложил одно из копий в левую руку, при этом задев собственный шлем. Пришлось потянуться поправить его.

- Все будет хорошо, - сказал я им. И себе.

- Готов? - спросил Автомедон.

Я бросил последний взгляд на Ахилла, стоящего у своей колесницы, почти в растерянности. Дотянулся до его руки, и он схватил мою. - Будь осторожен, - сказал он.

- Буду.

Хотелось еще много чего сказать, но тогда мы этого не сделали. Будет, думали мы, еще время поговорить, вечером, завтра, и еще целые дни после того. Он отпустил мою руку.

Я повернулся к Автомедону. - Я готов, - сказал я ему. Колесница покатилась, Автомедон направлял ее к плотной полосе песка у заплесков наката. Я ощутил, как мы достигли ее, колеса выровнялись и колесница покатилась легче. Мы повернули к кораблям, набирая скорость. Я ощущал, как ветер бьет в шлем, в его гребень, и знал, что конский волос его летит за мной по ветру. Я поднял копье.

Автомедон пригнулся, чтобы меня увидели первым. Песок разлетался из-под колес, а позади нас бежали мирмидоняне. У меня стало перехватывать дыхание, а пальцы до боли сжались на древках копий. Мы пронеслись мимо пустых шатров Идоменея и Диомеда, повернули вслед линии берега. И наконец первые групки людей. Лица их было не различить, но я услышал их крики, полные неожиданной радости - “Ахилл! Это Ахилл!” И я ощутил облегчение. Получается.

Еще две сотни шагов пронеслись под колесами, впереди были корабли и войска, головы повернулись в нашу сторону и ноги мирмидонян били слитно били в песок позади нас. Я задержал дыхание и расправил придавленные моими - нет, его, - доспехами плечи. И, высоко подняв голову, я воздел копье, уперся ногами в боковины колесницы, молясь, чтобы мы не наехали на кочку, что могла вышвырнуть меня, - и закричал, и дикий леденящий вопль потряс все мое существо. Тысячи лиц, греческих и троянских, обратились ко мне, полные ужаса и полные радости. И с грохотом мы оказались среди них.

Я снова закричал, имя его вырвалось из моей глотки, и я услышал ответные крики сражающихся греков, звериный вой надежды. Троянцы перед нами начали разбегаться во все возрастающем ужасе. Я победно оскалился, кровь закипела в моих жилах, злобная радость обуяла меня, когда я увидел, как они бегут. Однако троянцы были храбры, и далеко не все из них побежали. Рука моя, сжимающая копье, угрожающе поднялась.

Должно быть, дело было в доспехах. Или в том, что я годами наблюдал за ним. Но плечи мои и все тело утратили привычную колеблющуюся неуклюжесть. Я словно стал выше, сильнее и ловчее. И, не успев подумать, долгим, сильным движением я метнул копье в грудь троянца. Факел, что он готов был швырнуть в корабль Идоменея, выскользнул из его руки и зашипел на песке, а тело завалилось назад. Истек ли он кровью или разбил голову, я не видел. Мертв, подумал я.

Губы Автомедона двигались, а глаза широко раскрылись. Ахилл не хотел, чтоб ты сражался - думаю, именно это он сказал. Но другое копье уже было в моей руке. Я могу это. Кони рванулись вперед и люди разбежались с нашего пути. И снова это ощущение, полное спокойствие, мир замер в ожидании. Взгляд мой углядел троянца, я метнул копье, ощутив, как дерево древка скользнуло по большому пальцу. Он упал с пробитым бедром, мой удар, как я знал, разбил кость. Второй. Все вокруг выкликали имя Ахилла.

Я сжал плечо Автомедона. - Копье! - Он колебался мгновение, потом натянул вожжи, замедлившись, так чтоб, перегнувшись за борт колесницы, я смог выдернуть копье из тела упавшего. Древко словно само легло в мою руку. И взгляд мой уже искал следующую жертву.

Греки включились в нашу гонку - Менелай убил кого-то возле колесницы, один из сыновей Нестора простер копье перед моей колесницей словно на удачу, прежде чем метнуть его в голову одного из троянских царевичей. В отчаянии кинулись троянцы к своим колесницам, спеша отступить. Меж ними бежал Гектор, вопя о том, чтоб соблюдали порядок. Он достиг своей колесницы и повел людей к воротам и по узкому мостику, перекинутому через ров, на равнину.

- Вперед! За ними!

На лице Автомедона отразилось колебание, но он подчинился, поворачивая коней в погоню. Я вытянул еще несколько копий из мертвых тел, трупы какое-то время волоклись за колесницей, прежде чем мне удавалось выдернуть наконечник - и помчал вдогонку колесницам троянцев, которые неслись к воротам города. Я видел, как озирались возницы, в ужасе, в ярости, на подобное фениксу восстание Ахилла из поглощавшей его пучины гнева.

Не все лошади были столь же послушны, как кони Гектора, и много колесниц, влекомые взбесившимися, понесшими животными, валились в ров, выбрсывая своих возниц. Мы преследовали их, богоравные кони Ахилла мчались, едва не летя над землей. Мне нужно было сдержать, остановить их, потому что многие троянцы уже скрылись за стеной. Но за мной мчались греки, выкликая мое имя. Его имя. И я не остановился.

Я указал вперед и Автомедон послал коней в пролом, гоня их вслед бегущим троянцам. Мы обогнали их и развернулись, чтобы перенять убегающих. Копья мои снова и снова попадали в цель., впиваясь в животы и в горла, пробивая легкие и сердца. Я беспощаден и непоколебим, распарывая пряжки и сдирая бронзовые пластины, чтоб добраться до плоти, которая разорванная, красна от брызжущей крови. После дней, проведенных в белом шатре, я все знаю о уязвимых местах людских тел. Это так просто.

Из месива вынырнула одна колесница; ею правил гигант с длинными летящими по ветру волосами, он гнал своих взмыленных, всех в пене коней. Темные глаза его остановились на мне, рот искривился от ярости. Доспехи облегали его тело, будто тюленья шкура. Сарпедон.

Рука его поднялась, направляя копье мне в сердце. Автомедон крикнул что-то и дернул вожжи. Свистнуло у моего плеча, острие копья вошло в землю позади меня.

Сарпедон закричал, и я не знал, проклятие это было или вызов. Я воздел копье, словно во сне. Этот человек убил столь многих из греков. Это его руки сломали ворота.

- Нет! - Автомедон поймал мою руку. Другой он подхлестнул коней и мы вырвались на равнину. Сарпедон развернул свою колесницу, направляя ее прочь, и на какой-то миг я подумал, что он сдается. Но вот он снова повернул и поднял копье.

Мир словно взорвался. Колесница взмыла в воздух, завизжали лошади. Меня вышвырнуло на траву, голова стукнула о землю. Шлем съехал на глаза, я сдвинул его. Увидел коней, переплетшихся постромками, одна лошадь упала, сраженная копьем. Автомедона я не видел.

Откуда-то появился Сарпедон, колесница его неумолимо приближалась. Бежать не было времени, и я встал, готовясь встретить его. Воздел копье, сжимая так, будто это была шея змеи, которую я душил. Представил, как бы сделал это Ахилл - утвердив на земле ноги, напружив спину. Но я не Ахилл. Я увидел нечто иное - свою единственную возможность. Они уже почти рядом. Я метнул копье.

Оно вонзилось в его живот, туда, где пластины доспехов были прочны и толсты. Но земля была неровной, а метнул копье я изо всех сил. Оно не пронзило его, но заставило сделать шаг назад. Этого было довольно. Его вес перевернул колесницу, и он вылетел из нее. Лошади пронеслись мимо меня, оставив его позади, недвижным, на земле. Я сжал рукоять меча, боясь, что сейчас он поднимется и убьет меня; затем я заметил, как неестественно выгнулась его сломанная шея.

Я убил сына Зевса, но этого недостаточно. Они должны думать, что это сделал Ахилл. Пыль уже оседала на длинные волосы Сарпедона, словно пыльца на брюшко пчелы. Я поднял свое копье и со всей силы вонзил в его грудь. Кровь потекла, но слабо. Сердце, что могло вытолкнуть ее, уже не билось. Когда я вытянул копье обратно, оно подалось трудно, будто клубень из ссохшейся земли. Все решат, что его убило именно это.