Мы вернулись домой (СИ)

— Мазохизм какой-то, — морщится Гвейн, когда Мерлин, обмолвившись, говорит о боли. — Я понимаю еще, горькая нежность, когда ты смотришь на счастливых влюбленных — в конце концов, почти у каждого есть пара, за которую он невольно болеет. Но боль…

— Это не боль, — убеждает его Мерлин.

Это боль, но не физическая. Это укол в лоб, тяжелое дыхание, сжавшееся сердце, но все это ненастоящее и всего лишь происходит у него в голове. Ему несложно сжать зубы и перевести дух. Ведь в конечном счете он не один раз пытался сделать так, чтобы люди вокруг были счастливы… Друиды, маги, слуги, рыцари. Артур. Он счастлив, когда есть кто-то счастливее.

В мире и так слишком много страданий, чтобы он мог остановиться лишь из-за себя.

Бесцветное утро наливается оттенками: с приходом весны бесконечные слои гладких облаков отступают. По утрам Мерлину в спальню светит бледным золотом.

Метка живет, дышит-дышит-дышит, но конечная точка поисков никак не приближается.

Мерлин уверен: Артур где-то там, на этой земле, пребывает в полном неведении относительно всего, что составляет его жизнь. Но теперь и у него есть имя, к которому он стремится… надо надеяться.

Мерлин прячется за длинной чередой псевдонимов, обеспечивающих ему легальное проживание со всеми удобствами, и по имени его не найти. Но раз все считают, что нужно положиться на судьбу, он так и сделает. Или сделал бы, не знай, что иногда роль судьбы играет он сам…

Он подпитывается за счет чужого счастья и одновременно — Елена была права — истощается сам. Его магия не выходит из-под контроля, но она неспокойна, и дело, кажется, не в Артуре или его отсутствии на горизонте. Мерлин хочет в это верить: ему неприятна мысль, что он настолько не может управлять частичкой себя, когда речь заходит об Артуре.

Неприятна, но не ошибочна, но Мерлин понимает это только в самый последний момент.

Он наблюдает за этими двумя уже какое-то время: они живут в соседних домах и иногда даже пересекаются, обмениваясь вежливыми приветствиями, но не более того. Мерлин знает — видит — насколько прочна между ними связь, которую они сами пока не осознают. Но он никак не может заставить их обратить друг на друга внимание. Попав в одну очередь в кофейне, он нарочно подталкивает их друг к другу (и он не виноват, что парень в прямом смысле выливает на девушку кофе; им же лучше), но даже когда они обмениваются именами, то расходятся и глазом не моргнув.

Они не верят, понимает Мерлин. Оба — не верят. В судьбу? В любовь? В счастье? У него нет ответов на эти вопросы. Люди обычно беспечны и решают попытаться, но для этой пары имена на запястьях — лишь фокус.

Мерлин растерянно принимает от бариста свой кофе и думает, думает, думает. Для него желание быть с кем-то (конкретным кем-то) никогда не было под вопросом. Он для этого и…

Для этого живет?

Почему тогда…

Он отходит в сторону, делает глоток и жмурится. Крепко закрывает глаза, со свистом втягивая воздух, и мысленно тянется. Устремляется всей душой в пространство, надеясь почувствовать.

Где он — Артур?

В этот раз его слишком долго нет, но он жив, он где-то рядом и просто не появляется. Еще не пора? Еще что-то должно случиться?

Или в этот раз…

Мерлин открывает глаза ровно в тот момент, чтобы увидеть оказавшийся слишком близко к носу пол.

И наступает темнота.

Бесконечная, тихая, у него ноет в каждой клеточке тела, но все вокруг слишком тихо и слишком мертво, и только пульсирующая золотая точка несется где-то впереди, маня за собой.

Он открывает глаза.

Белый потолок. Простыня на ногах. Рука кажется чужой, и он сгибает пальцы, придвигает ее ближе к телу, пряча запястье.

— Мер…!

От громкого голоса Ланселота он морщится.

— Тс-с! — шипит кто-то. — Дай ему прийти в себя.

Мерлин моргает. Поворачивает голову и застывает, совсем не способный пошевелиться.

— Мистер Эмрис, — приветствует его мужчина в белом халате. — С вами все в порядке. Вам стало нехорошо, но сейчас все в порядке. Это было истощение и обморок на фоне стресса….

Мерлин глубоко вдыхает, пытаясь успокоить сердце.

Положиться на судьбу, значит?

Он точно… он практически уверен…

— Меня зовут Дэмиен Торн, я ваш врач.

Он удерживает себя от того, чтобы потрясти головой. Нет, не так его зовут.

— Ваши друзья очень за вас волновались, — кивает врач и выходит из палаты.

Мерлин резко садится, охает, прикладывает руку ко лбу и делает глубокий вдох.

— Мерлин? — Ланселот подскакивает из кресла.

— Это не мое нынешнее имя, — только и отвечает тот. — У меня в документах другое имя.

— Да, «Марк Эмрис», — Ланселот изображает пальцами кавычки и смущенно добавляет: — Я помню, просто от неожиданности…

— Что? — Мерлин отнимает руку от головы и непонимающе смотрит на него.

— Чуть не назвал тебя Мерлином вслух, когда увидел, что ты очнулся… как ты себя чувствуешь?

— Что со мной вообще произошло?

Ланселот пожимает плечами.

— Они говорят — истощение и стресс. Как по мне, так истощение у тебя магическое, а стресс… ну, да ты и сам знаешь.

Мерлин не знает, но для него сейчас не так важно, на что намекает Ланселот.

— Этот врач, — произносит он и осекается. Что, если нет? Может быть, это просто кто-то из старой жизни. — Этот врач.

— М-м? — тянет Ланселот, снова сев и устраиваясь поудобнее. — Он не пустил нас одновременно, кстати. Не думал, что Елена может так разозлиться, но…

— Она здесь?

— И Гвейн тоже. Пришли, как только узнали. Ты недолго был без сознания, но это глубже, чем просто обморок — такая мини-кома, что ли? — поэтому я их и вызвал.

Мерлину… никого не хочется сейчас видеть. Кроме…

Дверь снова открывается.

— Ну что ж, вам, я думаю, придется задержаться у нас, но ненадолго, — произносит врач. — Но говорю сразу, при вашем друге: такими нагрузками больше себя не утруждайте, это вредно сказывается на здоровье. С таким стрессом долго не живут.

Мерлин, не удержавшись, фыркает.

— Да, побольше смеяться — неплохая идея, но не впадайте в истерику, — улыбка практически слышна в голосе и точно проникает в глаза. Мерлин видит чужое лицо, но это маска, которую… он пока не в силах сорвать.

Но… может, и не придется?

Ему в голову вдруг приходит безумная идея, в которой винить можно только Ланселота.

Что, если… не срывать маску? Если воспоминания не вернутся, и Артур будет в состоянии еще одну жизнь прожить нормально, как самостоятельный, полностью независимый человек?

Мерлин закрывает глаза. Что за чушь.

У него — если это Артур и есть — на запястье должно стоять вполне определенное имя. И он все равно поневоле будет искать, мысленно стремиться к своей родственной душе. Да и у самого Мерлина метка — не, как там, «Дэмиен».

Что за чушь.

Не нужно такое сложное, надуманное, неискреннее счастье — ни ему самому, ни Артуру.

Если это только Артур.

Если у него действительно имя Мерлина на руке, и если оно что-то для него значит. Они встречались столько раз, но кто знает — вдруг это все же… было ошибкой? Изменилось?

У Мерлина в голове такой кавардак, что он не сразу замечает, как Ланселот собирается уходить.

— Ты уже?

— Ты вернешься сегодня домой, — заявляет он. — Я тоже приду. Там и поговорим о твоем… стрессе.

Когда он уходит, Артур… то есть врач, поворачивается к Мерлину и уточняет:

— Вы живете вместе?

Это вопрос в лоб, и такого Мерлин не ожидал и сначала теряется.

— Я живу у друзей… у женатой пары. А Ла… Сантьяго мой давний друг и тоже часто бывает у них.

— Простите. Я подумал, что… — врач (Мерлин упорно отказывается использовать имя, которым тот представился) рассеянно потирает руку, но как только осознает свой жест, тут же отводит взгляд.

— Вы подумали, что мы вместе, хотя у нас и… разные имена, — подсказывает Мерлин. — В этом нет ничего такого. — На него вдруг накатывают злость и досада. — Любовь всей моей жизни — не девушка, как вы видите, — он машет рукой, — и я скрывать это не собираюсь. Какие-то проблемы?