Второй шанс (СИ)

Запах крови сводит его с ума, вызывает еще большую жажду плоти.

Искоса бросаю взгляд на мальчишку, вжавшегося в стену. Наблюдает за мной широко раскрытыми глазами, полными шока и ужаса.

Ухмылка. Не стоит, не здесь. Но так хочется поставить эту наглую сучку на место.

Укус чуть ниже мочки уха, там, где кожа совсем тонкая и нежная. Алая струйка, которая мгновенно исчезает, впитавшись в ворот водолазки…

Полузадушенный, болезненный стон с едва уловимыми нотками сладкой истомы, бешеный, отчаянный рев и испуганный выдох Рина.

Просто музыка для ушей.

Ладонь, которая прежде покоилась на теплой коже живота, ползет выше, тем самым задирая тонкий свитер. Пальцы зажимают маленький сжавшийся сосок, трут его, оттягивают, крутят…

И снова сплетение звуков, шорох ткани, приглушенные всхлипы и глухое трение плоти о влажную терку каменного пола.

Метр, и пальцы с обнажившимися фалангами коснутся черных кроссовок мышонка.

И Акира начинает отчаянно вырываться, извиваться, пытаясь выскользнуть из моих рук.

Тщетно. Только трение наших тел усиливается. Еще пара рывков, и он затихает, когда его попка оказывается вжатой в мой пах.

- Чувствуешь, как сильно я хочу тебя?

Новая волна липких мурашек, схлынувших за воротник водолазки. Вот она, реакция на мой голос, вибрирующий на его шее.

- Ты псих! Отпусти меня! - Вероятно, это должно было быть возмущенным воплем, если бы не было полузадушенным шепотом.

- И ты ненормальный - нормальному бы не понравилось.

- Мне не нравится!

Да ну… А это тогда что…

Вырываю фонарь из неверных заледеневших ладоней парня и откидываю его вправо, куда-то в сторону братика, и меня не заботит, поймает он или нет.

- Да какого хрена ты… Шики!!! - Ну наконец-то. Голос прорезался. Возмущенный вопль еще долго отражался от стен, стоило только плотно обхватить его член, обтянутый грубой тканью джинсов.

Твердый и мокрый от выступающей смазки, я уверен. Жаль, что я не могу взять тебя сейчас, только приласкать немного.

Сжать пальцами другой руки выступающие скулы и запрокинуть голову, уложить макушку на свое плечо. И наконец-то найти пересохшие губы своими. Облизать их, поделиться влагой своего языка, протолкнуться в теплый ротик… В такт с ладонью, ритмично сжимающей его между ног.

Мои губы глушат почти все звуки, которые он издает, но и без того упоительно вкусно. Интересно, приестся ли мне когда-нибудь это блюдо?

Истеричный вопль и острые зубы.

Сученыш!

Недовольно отстраняюсь. И тут же замечаю раздувшийся трупак, все-таки ухвативший его своими цепкими остатками кисти за штанину.

Еще одно движение корпусом - и челюсти сомкнутся на такой желанной сладкой плоти.

Мне только кажется, или же оно действительно предвкушает это? Нарочно оттягивая это мгновение?

- Шики…

По-прежнему не даю отступить.

И вот оно. Последний рывок. Но вместо лодыжки обнажившаяся нижняя челюсть встречается с моим тяжелым сапогом. Откидываю назад и наконец, размыкая руки, подхожу ближе. Подгнившие мышцы легко рвутся, а отсыревшие кости легко деформируются. Когда-то крепкий череп становится частью плоского пола.

Мусор.

Даже омерзения не испытываю, так же, когда сминаю и выкидываю пустую бутылку из-под воды.

Оборачиваюсь и прикрываю глаза ладонью от раздражающего желтого пятна света.

- Ты, ты… придурок чокнутый! Вот ты кто, ясно?!

- А тебе не понравилось? Передернуть не успел?

С удовольствием наблюдаю, как алые пятна проступают на бледных щеках подростка. Хотел все-таки, значит, да?

Отлипает от стены и почти бегом устремляется вперед.

Мышка молчит. Только бросает на меня недовольный взгляд, пропитанный едким раздражением. Пару секунд вглядывается в мое лицо, а потом, отвернувшись, все также молча устремляется за исчезающим источником света.

Кромешную тьму, сомкнувшуюся вокруг, разрезает только моя усмешка.

***

Тяжелая дверь, замки на которой Рин быстро сбивает кинжалом, открывается с негромким скрипом. Все также темно, но уже сухо. Котельная под отелем.

Дальше кухня. Все еще со стерильным запахом хлорки.

Бетонные ступеньки и просторный холл ресторана.

И зловещая, осязаемая тишина.

Ни топота ног, ни привычного гула голосов.

Но и шаркающего топота ног тоже нет, как и протяжных завываний.

Главный холл.

Первое, что бросается в глаза - это тяжелые металлические жалюзи, опущенные на окна и двери. А уже после - бесконечное количество тел, которыми усеян пол.

Шелест ткани и топот шагов. Всего нескольких.

Оборачиваюсь.

Рин зажимает рот ладонью. Голубые глаза, кажется, заняли больше, чем пол-лица. На секунду, всего на один короткий миг, мне становится жаль его. Почти все, лежащие здесь, были его друзьями или знакомыми. Поэтому ему так больно. Поэтому его лицо становится равнодушным, стоит только ладоням Акиры коснуться вздрагивающих плеч.

Не показывай, когда больно. Когда добивают, еще больнее.

Прочно усвоенная еще в детстве истина.

Неважно, жалость или насмешки - все это лишь унизит меня. Причинит новую боль. Этому я когда-то пытался научить своего раздражающего младшего брата. Еще до того, как он стал ненавидеть меня, до того, как я перестал ненавидеть его.

На смену этому чувству пришло равнодушие. Такое же холодное, как тела усопших, такое же пустое, как белый цвет.

Спускаюсь ниже, носком переворачиваю одно из тел. Ни ран, ни следов насильственной смерти. Разве что… Вены. Все вены и артерии расширены до предела, четко проступают сквозь белую кожу, ставшую прозрачной.

И никакого запаха гнили или разложения. Тела словно мумифицировали. Плевать. Меня не это интересует.

Огибаю стойку портье. Вот оно. Две черные сумки с солидом. Цепляю одну и перекидываю на стол.

Пронзительный всхлип привлекает мое внимание.