Второй шанс (СИ)

Низкий животный рык… Больно стягивает волосы на затылке, вынуждая поднять лицо.

Красный бешеный взгляд его глаз встречается с, как мне кажется, бесцветным моим.

- Ну уж нет. Так не пойдет. Я не собираюсь трахать манекен.

Делает шаг назад, отталкивая меня от себя.

Приходится встать на ноги. Босиком, прямо на осколки разбитого зеркала. Пара незначительных вспышек боли в ступнях, хруст… и снова плитка перед лицом. Что-то часто меня ставят в угол… Идиотская мысль мелькает на грани сознания. Грани… А что осталось, кроме этих граней?

Внутри сосуд пуст. Треснул. Не выдержал давления. Осталась лишь оболочка. Хрупкая форма, которая стремительно летит в темную бездну. И не за что уцепиться. Нет ее, пресловутой соломинки.

Оглаживает бедро. Поднимает его. О да. Так удобнее, конечно.

Прохладная ладонь ложится на мой пах, сжимает, гладит член, дожидается физической реакции…

Как стыдно… Душа на клочки разорвана этим чудовищем, а тело млеет под его ладонями.

Соски становятся чувствительными сморщенными горошинами, а его пальцы лениво ласкают упругую эрекцию. Оглаживает меня там, то едва нажимая подушечками, то царапая выступающие жилки вен.

Это не я. Всего лишь тело реагирует на тебя так. Глупое тело, находящееся под властью инстинктов.

Первый толчок неожиданный, грубый. Заставляет меня всхлипнуть и сморгнуть выступившие слезы. Второй не легче, хоть я и отчаянно пытаюсь расслабиться. Третий… А дальше ад. Ад, который я пытаюсь сдержать внутри.

ОНИ не должны слышать… Не должны.

Но у тебя, как всегда, свое мнение и на этот счет.

Решил уничтожить меня полностью.

- Кричи.

Влажная дорожка тянется вслед за кончиком языка: от мочки уха до выступающих на спине лопаток.

Падаю все быстрее… Света совсем не осталось, только чернильная, как твои волосы, тьма с уже заметными красными точками углей, точь-в-точь как твои глаза, на дне ямы отчаяния.

- Будь послушным, песик.

Отчаянно стискиваю зубы, часто-часто моргая, все еще наивно пытаясь сдержать поток…

- Голос!

И резкий грубый толчок, который, кажется, к чертям разорвал меня почти до грудины.

Сознание топит острыми, как пики, вспышками боли.

И я срываюсь. Во время очередного рваного вздоха… Нос заложило из-за подступающих слез, и мне пришлось разжать челюсти, чтобы не задохнуться.

Я кричу. Громко. Надсадно. Унизительно. Позорно всхлипывая и уже не останавливаясь, делая короткие перерывы, от которых горят легкие.

Стоит только немного привыкнуть, как вспышка боли становится особенно яркой, раздирающей.

К счастью, сорванный голос садится очень быстро, и я могу только хрипеть, беспомощно извиваясь в твоих руках.

А у истерзанной души нет сил даже ненавидеть. Нет сил… Резерв исчерпан… Потухла последняя аварийная лампочка.

Наконец, внутри все обжигает горячей волной. Ты тут же брезгливо отстраняешься, застегивая брюки.

Пальцами, скованными судорогой, цепляюсь за стену. Почему-то мне кажется, что на твоем лице я увижу нечто важное. Значимое…

Едва разворачиваюсь, радуясь тому, что поясница попросту онемела - я не смогу сейчас вытерпеть и эту боль.

Стоит. Лицо выглядит абсолютно пустым, безэмоциональным.

В глубине сознания надежда мелькает светлой ласточкой. Одумался?

Хрустящий, неуверенный шаг вперед.

- Шики… - В голосе оттенки пережитой муки.

Пожалуйста, скажи, что ты не хотел, переклинило – неважно. Что-нибудь, скажи…

Затрещина.

Оседаю на пол, шокировано прижимая ладонь к все той же многострадальной скуле.

- Знай свое место, мусор.

Самое дно. Алые, с яркими всполохами пламени, угли.

Последняя нить оборвалась…

***

Не помню, сколько просидел в этой чертовой ванной. Помню, как осторожно выковыривал мелкие осколки из ступней и натягивал мерзкие мокрые шмотки на измученное тело.

После, шатаясь, я все-таки смог заставить себя выйти из этой каменной коробки. Как же стыдно.

Темный коридор.

И такая же непривычно темная большая комната.

Первое, что я замечаю - это меловые щеки Рина и его огромные зареванные глаза. Кеске и вовсе забился в угол, пряча лицо под тонким пледом, только пальцы подергивает едва заметная дрожь.

Они все слышали.

***

Неделя прошла.

Ты больше ко мне не прикасался и не разговаривал, но повсюду таскаешь за собой, как шавку. У меня даже мелькнула мысль, что не потерялся бы тот ошейник - и ты бы посадил меня на цепь.

Брр…

Передергивает.

Под ногами гулко шлепает канализационная жижа, а пальцы до побелевших костяшек сжимают фонарь. Эти твари сверху каким-то непостижимым образом и сюда попали, в подземные катакомбы. Их немного, но все же… Встреча с парочкой полных разложенцев даже теоретически не может оказаться приятной.

Ты чуть впереди. На пару шагов. Двигаешься почти бесшумно даже в липкой жиже, закинув на плечо тяжелую сумку с питьевой водой.

Шики…

Я чувствую себя последним идиотом. Все еще надеюсь, что даже у твоей последней отвратительной выходки есть основания… Должны. Не может не быть.

Не расскажешь.

Кажется, мы вернулись к тому, с чего начали: все те же вопросы и тот же замкнутый круг. Бесконечная череда сплетений нитей смятения, тонких насмешек и едва заметной паутины презрения.

«За что?»

Вопрос, который так и не покинул моей головы. Расколотая, как то злополучное зеркало, душа болит. Ее осколки саднят и кровоточат.

Знобит. Кажется, липкая тьма бесконечных запущенных тоннелей, едва разбавленная блеклым светом фонаря, проникает под кожу и царапается там, прогрызая болезненные тонкие канальцы, по которым страх постепенно заполняет все мое тело.