Музыка абсурдной жизни (СИ)

Фран не успел договорить — во всё это время молчавший и не дёрнувший ни одной мышцей своего лица Мукуро наконец не вытерпел и грубо схватил парнишку за ворот футболки, хорошенько встряхнув и теперь уже взяв на себя роль горящего ненавистью человека. Он бы и хотел сказать в ответ пару ласковых, да и сделать равноценный обмен — ведь у него также была припасена одна куда более страшная тайна — но в ту же секунду передумал. Его суровый и строгий взгляд сказал за него всё; мужчина лишь тихо и довольно беззлобно прошептал:

— Иди в вагон. Кажется, твой поезд скоро отправляется. Прощай. — Рокудо также резко отстранил от себя музыканта и быстро развернулся, практически бегом удаляясь от этого чёртова места. Он не стал отвечать что-нибудь едкое, ибо хотел запомниться мальчишке если не добрым, то хотя бы не злым; а, как известно, сигаретный дым въедается в материю куда сильнее, чем чистый воздух, поэтому и не стоит, думал синеволосый, отвечать желчью на желчь. Он искренне надеялся, что Фран останется на своём месте ошарашенный и тем самым окажется запихнутым в вагон толпой или контролёром. Хотя чего опять врать (боже, вся эта повесть только и пропитана ложью!), Мукуро надеялся в душе на кое-что другое… Кое-что, что сломает жизнь и ему, и его бывшему ученику. Мужчина слышал свист в ушах и ничего не видел перед собой; странно, казалось, прошла вечность, а ожидаемой погони не предвиделось. Синеволосый вздохнул тем самым мучительным вздохом, которым мы дышим, понимая, что желанное, но запретное не сбылось, и осталась лишь серая монотонная скука. Ощущение на своей ладони чьей-то руки и резкое прекращение движения до него дошли ой как не сразу. Даже разворот по направлению к знакомому лицу был сделан неосознанно. И это самое знакомое лицо было сейчас таким жалким и трогательным!..

— Но я же!..

— Что? Любишь меня? Я знал это ровно с того момента, как ты понял всё про меня и мою семью! — Рокудо с этого момента считал себя проклятым на всю жизнь, ибо не сдержал лёгкого обещания не болтать лишнего; Фран оставался спокоен и даже как-то слишком горд для своего положения, кивнув на заданном вопросе. — Поверь, это меня навряд ли остановит. Твоя любовь… — Мужчина чувствовал, как ложь, словно песок, горько скрипит на зубах, — Всего лишь глупое увлечение. Я не гожусь тебе даже в друзья, что уж и говорить про какие-либо чувства.

— Но, скажите, вы сами?.. — Хрупкая Надежда

— Нет, не люблю. — Пабам! Разрушение Хрупкой Надежды. — Не люблю и никогда не любил.

Зеленоволосый отпустил его руку и, пару секунд дав себе на пережёвывание информации, вдруг истерически рассмеялся; на них удивлённо стали поглядывать прохожие, где-то недалеко засвистел поезд, извещая о своём скором отбытии. Мукуро и сам подавленно улыбнулся, осознавая, что… кому он врёт? Кто ещё так идеально, кроме этого мальчишки, поймёт его и его слова? Вскоре Рокудо горько усмехнулся, подошёл ближе к скрипачу и, наклонившись, с трудом прошептал:

— Всё! Иди в поезд. Он уже вот-вот должен отправиться…

— Хватит врать! — громко сказал зеленоволосый, всё ещё нервно улыбаясь и с удвоенной силой теребя край футболки. — Прекрати… те. Вы же сами от меня без ума, зачем врать?

— Затем, чтобы тебе же было лучше. Иди! — Мукуро уже властно приказывал, чувствуя, что готов сорваться в истерику. Он ощущал, что после сегодняшнего отъезда мальчишки точно поседеет…

— Вот теперь точно никуда не пойду, — спокойно выдохнул Фран, сложив руки на груди и прикрыв глаза, при этом расслабленно улыбнувшись. — Знаете, со стороны мы так банально выглядим!..

— Не заговаривай зубы. Иди уже, наконец, в этот чёртов поезд! Иди и не оборачивайся! Переруби это связь: она приносит нам много хлопот, поверь! Смотри, ты знаменит, известен, пока не слишком широко, но всё же, а скоро будешь и богат. Езжай, езжай, уезжай навсегда, мне-то чего? Моё дело давно сделано. — Рокудо чувствовал, что давно потерял над собой контроль. Кажется, с самой первой встречи. А он и не задумывался, насколько человек может отупеть от такого прекрасного и возвышенного чувства… Попытка номер три: он вновь попытался уйти, но ноги будто бы увязли в трясине собственных мыслей, привязанностей, а цепочки, что соединяли его с парнем, превратились в железные цепи их красивого прошлого и, вероятно, такого же будущего. Но никак не настоящего. Ибо сейчас оно просто выпало из всей истории, из ранее определённого сценария. И завершить концовку нужно было им самим.

Мукуро не смог сделать более двух шагов от своего скрипача, да и тот остановил его, как-то неожиданно обняв и, видимо, наплевав на устремившиеся на них странные взоры.

— Никуда, слышишь, никуда!.. — осторожно шептал он нежно и мягко — такое было впервые. — Вы сами знаете, как должно это закончиться. Точнее, продолжиться. Надеюсь, не нужно вам объяснять своё мнение по этому поводу… — Он отпрянул, чтобы дать мужчине развернуться, и преданно, ласково заглянул ему в глаза. И тут Рокудо понял, что никакой теперь разум ему не друг и что с этого момента всё, что ни будет происходить в его жизни, заимеет одно название: «абсурд». Собственно, их жизнь до этого момента была не такой уж отличной от этого понятия.

— Ты сложный… Господи, ну никак не ожидал от тебя такой бури! — Мужчина приложил ладонь к своему разгорячённому лбу, откидывая слипшиеся волосы.

— Да нет, я совсем простой. Сами знаете. — Устало подмигнул. — Скорее, сама ситуация… да нет, даже не она, а нечто другое сложное. Сказать вам всей правды было сложно. Так же, как и выслушать её про себя. Я и сам сейчас едва на ногах стою. — Фран выдохнул, поставил футляр на пол и сел на него, уронив голову на руки. Уже где-то в отстранённом от них мире просвистел поезд последний раз и грузно тронулся, потянув за собою цепочки плачущих и махающих провожавших людей. Мукуро представил себя на их месте и заметно передёрнулся от образовавшегося льда ужаса внутри — только теперь он понял, какой участи желал парню. Он и знал вроде, что слава и деньги для него огромное фуфло, но отчего-то сам хотел его отдалить от себя. Инстинкт самосохранения? Наверное, ибо конечно легче, когда ты одинок, как пустынный волк, и живёшь лишь во благу каждодневным потребностям. А чтобы так, задуматься о невесёлом будущем — навряд ли. Теперь же — только о нём и думай. Рокудо опять срочно захотелось курить. Он только что понял, что они находились рядом с лестницей, ведущей в подземку. Он сел на первую ступень, практически рядом с Франом. Они тупо молчали, понимая, что «поезд ушёл». Во всех смыслах.

— Просто скажите, что любите, — вдруг раздалось с правой стороны и чуть позади. Мукуро усмехнулся, уперев голову о ладони.

— На диктофон что ли записываешь? Ах, у тебя его и нет…

— Да вы шутник в кавычках!

— Как и ты…

На этом разговор вновь прекратился. Мужчина не чувствовал себя подавленным, а таким человеком, который без пяти минут допущен в Рай. Как будто осталось ещё пару мгновений потоптаться в сыром коридоре с грязным полом и понервничать, а потом — роскошные сады и вечное счастье. Даже в таком хорошем случае было малость страшно, но в особенности же просто-напросто не верилось. Рокудо ощущал, что его ученик (бывший, не бывший — какой теперь-то?) пребывал в похожем состоянии, если не в его копии. Люди, пролетавшие мимо, не обращали на них внимания, привыкнув к бедолагам, сидящим на ступенях в ожидании чуда. И здесь пахло сыростью, но запах еды сменился на сигаретный дым и дешёвые приторные духи. Шум казался слабым из-за собственной плёнки непонимания и выпадания из этой жизни. Про чувства говорить не будем, хорошо? Ведь все знают этот хитромудрый морской узел, который туго завязывается где-то там в душе в таких рисковых ситуациях? А на распутывание его даётся вся оставшаяся жизнь, но кроме этого момента. Сейчас его нужно просто впитать…

— Ну и дурак… — тихо шептал мужчина, косо поглядывая на пребывающего в неопределённом настроении музыканта.

— Это вы про себя?

— И про себя тоже… Но больше, согласись, про тебя. — Взаимная лёгкая улыбка. — Таких дураков, как ты, я ещё ни разу в своей жизни не встречал.