Отражение (СИ)

Барнс почувствовал, как Себастьян сжал в себе его член и это было за гранью добра и зла. Он кончил, вжимая его в себя, тяжело дыша в шею. Мир в который раз кончился и начался заново, расцвечиваясь небывало яркими красками.

— Не отпускай меня, — тяжело дыша, прошептал Барнс.

— Если б я знал, как, — тихо сказал ему в шею Себастьян.

Барнс устроился на кровати, уложив Себастьяна на себя, и принялся гладить его по спине.

— Когда твоя следующая поездка в ебеня, куда мне путь заказан? — спросил он, поцеловав Себастьяна в макушку.

— Двадцать шестого сентября уеду на неделю в Атланту на съемки.

— Хорошо, — скорее сам себе сказал Барнс и, перевернув их, оказался сверху на Себастьяне и заглянул ему в глаза. Провел пальцами живой руки по лицу, обводя скулу и губы, и поцеловал.

— Не будем об этом, — попросил Себастьян. — Давай лучше полежим, а потом посмотрим, как там привязанная рыба.

========== 33 ==========

На рыбу они смотреть не пошли, снова ухнув друг в друга, отдаваясь друг другу без остатка. Они прозанимались любовью до самого вечера, забыв про весь остальной мир, даже про маленький остров, на котором находились. Солнце мягко опускалось за горизонт, когда вконец вымотанный Себастьян уснул в объятиях Барнса, прижимаясь губами к его ключице. Барнс натянул на них легкое покрывало и тоже закрыл глаза, уплывая в царство Морфея. Он чувствовал себя вконец вытраханным и бесконечно счастливым, его не тревожило сейчас абсолютно ничего.

Барнса разбудил резкий хлопок, от которого он, еще не до конца проснувшись, сграбастал в охапку самое ценное — Себастьяна — и, резко стащив его на пол, накрыл собой, закрывая от пока еще сам не знал, чего.

Сознание, которое приняло странный резкий стук за звук выстрела, медленно возвращалось, сигнализируя, что опасности тут нет, тут некому и не из чего стрелять, но инстинкты вопили об опасности.

Себастьян вскрикнул, крепко приложившись об пол.

— Что случилось? — сонно спросил он. — Что такое? Ночь еще.

— Т-ш-ш-ш, — Барнс приложил палец к его губам и прислушался.

Снова раздался хлопок, а потом хлопать стало довольно ритмично. Грохотала сорванная с креплений ставня. Шелестели жалюзи, за окнами завывал ветер. Барнс всей кожей чувствовал опасность, но исходила она не от людей. Надо сказать, что происходит, сообразил он не сразу.

— Вставай. Одевайся. Быстро, — сказал Барнс, резко приводя Себастьяна в вертикальное положение, а сам выглянул в окно.

— Холодно, — поежился Себастьян и начал одеваться. Он натянул джинсы, футболку с длинными рукавами, трекинговые туфли. Подумал и надел ветровку, которую взял с собой на случай, если в Нью-Йорке к их возвращению похолодает. — Это шторм?

— Похоже на то, — кивнул Барнс, натягивая на себя одежду. — И я не представляю, выдержит ли его эта халупа.

Ветер с каждой минутой становился сильнее, рвал листву с деревьев. Барнс посмотрел на небо, которое плотно заволокло черными тучами, потом на взбесившееся море.

— Пока не стало хуже, надо добраться до маяка, он не обслуживается, но его строили с расчетом на троих человек и с тех пор не перестраивали, так что там можно укрыться, — быстро говорил Барнс, собирая вещи, которые успел достать из своего рюкзака обратно. — Блядь, рация села.

Барнс витиевато выругался по-русски и снова выглянул в окно.

— Закрой ставни, — скомандовал он, наконец, кидая в рюкзак еду и воду. — Идти всего два километра, можем успеть, — и повернулся к Себастьяну. — Скорей.

Себастьян послушно отправился закрывать ставни. Снаружи была кромешная тьма. Ветер сбивал с ног, завывал в планках жалюзи, шелестел лиственным покрытием крыши, выл в ушах. Ревели кидающиеся на берег волны. Себастьян на ощупь передвигался вдоль стен, закрывая ставни на крюки, словно защищая пробивающийся из-за них теплый электрический свет.

Привычный «техногенный» звук смолк, когда Себастьян перебрался на подветренную сторону дома. Похоже, Баки выключил генератор. Лампы в доме погасли и стало совсем темно.

Себастьян на ощупь закрыл последнее окно и, держась за стену, обошел дом. Едва он вышел из-за угла, ветер толкнул его в грудь тяжелой холодной лапой, растрепал короткие волосы. Далеко на горизонте в облаках блеснула молния, но грома Себастьян не услышал.

Он вернулся в дом, проверил карманы. Нож, телефон, упаковка бумажных носовых платков.

Барнс собрал все, что им могло понадобиться, хорошо, что половину он даже не распаковывал, вырубил генератор и, тяжело преодолевая сопротивление ветра, вернулся в дом за Себастьяном, который даже фонаря не взял, пойдя закрывать ставни.

Ветер бесновался, рвал листву деревьев, гнул их к земле. Барнс посмотрел на небо, понимая, что сейчас ливанет, но дождя все не было, словно природа давала им шанс.

Барнс высветил Себастьяна в темноте и, подойдя к нему, нацепил ему на голову фонарь, включив его.

— Идешь за мной и не отстаешь, — сказал он, накидывая на плечи рюкзак. — Вперед.

И вышел за дверь. Два километра по пересеченной местности при таком ветре были не самой простой прогулкой, но Барнс был уверен, что Себастьян справится.

Как только они вышли за дверь, с неба хлынуло, словно из перевернутого ведра. Ливень больно хлестал по лицу, одежда сразу же промокла насквозь, а под ногами полились потоки воды, усложняя любое передвижение. Длинные волосы, которые Барнс не успел завязать, мешались, липли на лицо, их трепал ветер, закрывая обзор. Барнс то и дело забирал их за уши, но это было гиблым занятием. Он не оборачивался, следя за Себастьяном по мелькающему свету фонарика.

Себастьян шел вперед, в дергающемся свете видя то раскисшую от дождя землю, усыпанную сбитыми ветром листьями, то рюкзак на спине Баки. Ветер толкал в левый бок так, что ноги скользили по земле. Себастьяну казалось, что воздух, чтобы вдохнуть, приходится откусывать. Ледяной дождь лупил со всех сторон, руки и лицо окоченели. Больше всего Себастьян боялся поскользнуться и упасть, а еще — что залитый водой фонарик погаснет.

Барнс все-таки обернулся, крепко ухватил Себастьяна за руку и практически потащил за собой. Говорить что-то было бесполезно, потому что даже если пытаться кричать, ветер унесет звук.

Два километра, которые погожим днем преодолевались за двадцать минут неспешной ходьбы, превратились в непреодолимое препятствие. Каждый шаг приходилось отвоевывать. Приходилось подниматься в хоть и небольшую, но горку, с которой сбегали потоки воды. Сквозь дождь не видно было и на несколько футов вперед, но Барнс шел уверенно, словно в его мозгу был встроенный компас.

Себастьян вдохнул воды и закашлялся, цепляясь за руку Баки. Ветер ревел все яростнее, молнии сверкали все ближе. Себастьян подумал, что маяк — самая высокая точка острова, а значит, туда и будут лупить все молнии. Есть ли там громоотвод?

Он не знал, даже не представлял, сколько они шли к маяку. Казалось, уже должно было взойти солнце, но было по-прежнему темно и холодно, так холодно.

Маяк вырос перед ними внезапно из плотной стены дождя. Ветер тут выл и ревел еще сильнее, чем в центре острова, практически сбивая с ног. Барнс подтащил Себастьяна к двери маяка, одним ударом ноги вышиб ее и втолкнул Себастьяна внутрь, вошел следом и захлопнул дверь, опершись на нее спиной.

— Найди что-нибудь, чтобы подпереть, а то ветром распахнет опять, — тяжело дыша, попросил Барнс.

Они добрались. В принципе, Барнс был уверен в успехе путешествия, но двадцать минут превратились в сорок, они оба насквозь промокли, и Барнс не сильно представлял, можно ли тут, да и из чего, развести костер, чтобы согреть Себастьяна.

Себастьян постоял, встряхнулся и отправился искать. Тут было всего две комнатушки. В одной Себастьян нашел прислоненную к стене проржавевшую лопату и принес ее Баки.

— Холод-д-дно, — сказал он, стуча зубами.

Он снял куртку и лонгслив, выжал их, как мог, и снова надел. Теплее не стало.