Руки (СИ)

— Не таким я тебя запомнил, — еще один шаг, вплотную к самому Итачи. Полыхающий без всякого Аматерасу взгляд. — Не таким я тебя знал.

И — тихо, уже не придавливая словами, словно каменной плитой:

— Ты хорошо постарался, пряча настоящего себя, Итачи.

Тот задумчиво посмотрел на жмущееся к его ногам пламя. Пламя, которое не останавливалось ни перед чем, которое жадно ело и грызло всё, до чего хватало сил дотянуться. Пламя, которое стыдливо прячется за его спиной от гнева Саске.

— Хн…

Определённо, что-то он делал не так.

Саске продолжал смотреть — внимательно, не пытаясь выглядеть бесстрастным. Это был Итачи, который убил всю его семью и вырезал клан. Это был брат, которого Саске столько лет хотел убить больше всего на свете. Убить, почувствовать, как плоть расступается под клинком или техникой, увидеть плеснувшую кровь…

Это был человек, который плакал на улице, усыпанной трупами родни, не смея позволить себе ничего сверх этих беззвучных слез.

Честно говоря, нынешний Итачи был куда больше похож на того, из полустертого воспоминания, чем на того, кто безжалостно и хладнокровно избил самого Саске в коридоре гостиницы.

И пламя, жмущееся к ногам, как замерзший котенок. Или как бездомный щенок, почти уверенный, что его пнут, но все равно отчаянно надеющийся на ласку.

Невольно вспоминались змееныши — такие, какими они были в самом начале. Мелкие, озлобленные, готовые глотки рвать за благосклонный кивок Орочимару. Многие такими и оставались.

Многие так легко проминались глиной под руками того, кого считали правой рукой Белого Змея.

Так просто — протянуть руку и поманить пламя к себе. Поймать язычок на ладонь, сурово цыкнуть на попытку обжечь. Погладить кончиками пальцев.

Коротко и стремительно ткнуть этими пальцами в лоб Итачи.

— Орочимару решил, что лучше оставить тебя в живых. Я не буду с ним спорить… пока во всем не разберусь.

Развернуться, небрежным движением скинуть подросший язычок пламени в руки Итачи.

— Угомони уже свой огонь, слишком умный старший брат.

— Стой. Угомони ты, раз можешь.

Саске оглянулся через плечо — почти удивленно.

— Ты — нет? Это же так просто.

Шагнуть обратно, присесть на корточки, погружая ладонь в пляшущие черные языки.

— Ему нужно всего лишь внимание. Как оружию. Как призывному зверю…

Погладить, перебирая их пальцами — словно шерсть.

— …и оно выгрызает это внимание отовсюду, докуда может дотянуться.

Итачи посмотрел на жмущиеся к его ногам языки пламени. Так отчаянно, так нежно… покусывающие, да, но не сжигающие.

Пламя. Его. Души.

Итачи ничего не оставалось, как погладить чёрные языки рукой, с отчаянным недоверием глядя на то, как оно ластится и совсем-совсем не обжигает. Посмотрел на брата, который за пару минут разгадал секрет Аматерасу. Вздохнул. Ну вот чего ему ещё на этом свете делать осталось, а?

— Итачи. Все пламя, — напомнил Саске.

А язычки уже сами ластились к нему, стягиваясь со всего внутреннего пространства. Для Итачи было большим шоком проснуться и осознать, что прекрасной библиотеки больше нет. Что за то время, пока он нежился, его сущность уничтожила Змея, а тот даже не воспротивился. Что он опять… уничтожил то, что ему дорого.

А пламя ластилось, прижималось робко и отчаянно, словно влюблённая девица…

Саске хмыкнул, снова опустился на колени рядом с Орочимару. Потыкал джуин, намекая, что его создателю тут плохо. Прижал ладони к груди проекции, стараясь передать энергию.

— Кабуто бы сюда… эй, сенсей. Просыпайтесь.

— М-м-м… — Змей с трудом разлепил глаза, но из-под век сразу полыхнуло ярким жёлтым. — Саске… Итачи там живой?

— Что, даже не спросишь, не подрались ли мы? — делано обиделся Учиха.

— Кхе… Это входит в мой вопрос. Не живым он может быть… — Орочимару облизнулся, — …и по причине травм, не совместимых с жизнью. Голова болит… наклонись.

Саске нагнулся.

— Живой. Но испуганный. Что здесь произошло?

Змей коснулся его шеи, активируя информационную матрицу. Мир вокруг задрожал, начала быстро разворачиваться библиотека.

— Прямо-таки напуган?

— Насколько я могу судить — да. И растерян.

— Самоубиваться не пытается?

— Хм. А должен?

— Есть у него такая привычка.

— Хм, — возмутился Итачи, подходя. — Ты как?

— Жить буду, не волнуйся.

— Почему сразу не предупредил?

— Не хотел тебя отвлекать. И только попробуй загубить всю работу!

Итачи поджал губы, продолжая рассеяно наглаживать пламя.

— Какую именно работу? — подозрительно уточнил Саске.

Орочимару прикрыл глаза, вспоминая. Зажмурился отчаянно.

— Не помню. Этот кластер знаний повреждён. Напомни?

— Не было ничего.

— Сейчас уши начищу.

Тихий вздох.

— Ты мне очаг восстанавливал.

— А. А-а-а-а…

Саске посмотрел на брата. Потом на санина. Вздохнул.

— Кажется, я начинаю понимать Кабуто… И надо бы его успокоить. Итачи — мы еще поговорим.

— В каком это плане понимаешь? — Змей подозрительно на него покосился.

Итачи подошёл ещё ближе, присаживаясь рядом.

— Орочимару, ты всё ещё седой. Не надо никуда ползти и никому уши драть, ладно?

— «Орочимару-сама, не плюйте горькую гадость в потолок, у меня все равно есть запасная порция», — Саске довольно похоже спародировал Якуши. — Нии-сан, отвечаешь за него!

Итачи бросил на него быстрый, пронзительный взгляд.

— Неужели доверишь мне своего… сенсея?

— До сих пор же ты его не убил, хотя возможность была.

Лёгкое покачивание головой. Итачи бы на его месте так не доверял.

— Ладно, иди.

Хотя мысль убить Орочи ему в голову не приходила по множеству причин.

Саске тихо хмыкнул, поднялся на ноги, отшагнул назад, одновременно растворяясь. В реальном мире Учиха моргнул, прикрывая веками шаринган с бешено крутящимися томоэ и деактивируя додзюцу.

— Как успехи? — поинтересовался Кабуто, напряжённо всматриваясь.

Орочимару застонал и перевернулся на бок, невольно пытаясь принять позу эмбриона.

— Ух, стонет, значит, жить будет!

— Иди в жопу, Кабуто, мне пло-о-охо…

— Конфеток, Орочимару-сама?

— Тсуна-а-аде.

— Орочимару-сама, вы же с ней поссорились. Ну не будьте ребёнком…

— У меня голова боли-и-ит.

Саске хмыкнул почти озадаченно. Кабуто, ехидничающий в адрес любимого самы — определенно, не самое частое зрелище.

— А из-за чего она у вас болит, Орочимару-сама?..

Змей, не отвечая, свернулся в комок и спрятался под одеяло.

— Есть ли смысл действительно бежать за Тсунаде-химе?

— Думаю, нет, — хладнокровно заметил Учиха. — Основные последствия его экспериментов исправлены с помощью джуина, а с остальным ты справишься. Ты же умеешь разбираться с патологиями очага чакры?

— Возможно… А откуда там патологии? Орочимару-сама, так если вы в порядке, мы вернёмся на миссию?

Хвать!

Из-под одеяла высунулись две руки и ухватили обоих.

— Он сказал, что восстанавливал очаг Итачи. И, кажется, это вышло из-под контроля.

Кабуто тут же начал кудахтать, пытаясь вытащить Орочимару-сама из-под одеяла и продиагностировать все возможные патологии. Змей закономерно уползал, ссылаясь на головную боль. Уполз даже под кровать, но тут же вернулся и побил Кабуто подушкой за приставучесть.

— Просто дай мне отдохнуть…

Саске молча сидел под одеялом, смутно чувствуя себя самым здравомыслящим в этом сумасшедшем месте.

Орочимару с удовольствием бы отполз, чтобы пострадать всласть в уголке, так ведь не дадут! Уничтожение и восстановление данных для мозга не проходят бесследно, голова болела зверски, но ничего поделать было нельзя. Только свернуться в клубок и заплакать. Но не по репутации. Зато от капризов никак не удержаться…

— Кабуто. У тебя же есть обезболивающее? Сенсей, не плюйте горькую гадость в потолок. У нас все равно много порций, — не выдержал Саске.

— Всю жизнь смеяться будешь? Если да, я позабочусь, чтобы она была короткой!