Песнь об Ахилле (ЛП)

Лагерь бурлил от этой новости. Так или иначе, что-то должно было произойти. Они вернут Елену или сразятся за нее как должно, на поле битвы.

Совет царей послал Менелая и Одиссея, выбор был очевиден. Оба отбыли с первыми лучами на своих неспешно ступающих конях, вычищенных до блеска и украшенных. Мы следили за ними с травы широкой троянской равнины, пока они не скрылись в дымке у темно-серых стен города.

Мы с Ахиллом ждали. Увидят ли они Елену? Парис не посмеет скрывать ее от мужа, но вряд ли посмеет и показать ее. Менелай отправился практически безоружным, верно, он не доверял своей выдержке.

- Ты знаешь, за что она выбрала его? - спросил меня Ахилл.

- Менелая? Нет. - Я вспомнил лицо царя, виденное в зале Тиндарея - оно светилось здоровьем и весельем. Он был красив, но там были мужчины и покрасивее. Он был могущественен, но там много было облаченных большими богатством и властью, тех, кто успел свершить более великих деяний. - Он привез щедрый дар. И ее сестра уже была замужем за его братом, может, частично и по этой причине.

Ахилл раздумывал об этом, заложив руку за голову. - Как думаешь, она пошла с Парисом по собственной воле?

- Думаю, что если и так, перед Менелаем она этого не признает.

- Мммм, - он побарабанил пальцами по груди, размышляя. - Похоже, однако, что по собственной. Дворец Менелая охраняется, как крепость. Если бы она боролась или кричала, кто-то обязательно услыхал бы. Она знала, что ее будут требовать обратно - с тем хотя бы, чтоб восстановить его честь, если не по иной причине. И что Агамемнон воспользуется возможностью напомнить о клятве.

- Этого я не знаю.

- Ну, ты же не замужем за Менелаем.

- Так что, ты считаешь, она нарочно так сделала? Чтобы вызвать войну? - Эта мысль поразила меня.

- Возможно. Раньше ее знали как прекраснейшую из женщин наших царств. Теперь говорят, что она прекраснейшая в мире, - он пропел высоким голосом: - “Тысяча судов прибыла за ней…”

Тысяча - это число повторяли сказители Агамемнона; тысяча сто восемьдесят шесть не ложилось в строку.

- Может, она и вправду влюбилась в Париса.

- А может, ей стало скучно. После десяти лет в Спарте и я бы решил сбежать.

- Может, ее заставила Афродита.

- Может, они вернутся с нею.

Так мы судили и рядили.

- Думаю, Агемемнон все равно пойдет на город.

- И я так думаю. О ней ведь на советах и не упоминается.

- Разве что в разговорах между людьми.

Мы помолчали.

- А кого из женихов избрал бы ты?

Я пихнул его в бок и он засмеялся.

****

Они вернулись с сумерками, одни. Одиссей докладывал на совете, тогда как Менелай сидел безмолвно. Царь Приам тепло принял их, устроил пир в зале своего дворца. Затем он вышел перед ними, сопровождаемый Парисом и Гектором, а остальные сорок восемь его сыновей собрались вокруг. “Мы знаем, зачем вы здесь, - сказал он. - Однако госпожа не желает возвращаться и отдала себя под нашу защиту. Я никогда не отказывал женщине в защите и не собираюсь этого делать теперь”.

- Умно, - сказал Диомед. - Они нашли способ обойти свою вину.

Одиссей продолжал: - Я сказал им, что если они так решили, то говорить более не о чем.

Агамемнон встал, возвысил голос.

- И впрямь, не о чем говорить. Мы пытались вести переговоры, но не были услышаны. И единственное, что нам остается - война. Завтра вы пойдете за славой, которой заслуживаете, каждый из вас.

Говорилось что-то еще, но я не слышал. Каждый. Страх пронзил меня. Как я не подумал об этом? Конечно, предполагается, что и я буду сражаться. Мы на войне, и сражаться должен каждый. Особенно ближайший соратник Аристос Ахайон.

В ту ночь я едва мог заснуть. Копья, что стояли у стен нашего шатра, казались невозможно длинными, и я старался припомнить те немногие уроки обращения с ними, что получил - как поднимать копье, как целиться. Богини Судьбы ничего не говорили обо мне - о том, сколь долго проживу я. В ужасе я разбудил Ахилла.

- Я буду рядом, - пообещал он.

***

В предрассветной мгле Ахилл помог мне надеть доспехи. Поножи, наручи, кожаный поддоспешник и на него бронзовый нагрудник. Все это казалось более обузой нежели защитой, било по подбородку, когда я шел, отягощало руки, пригибало тяжестью к земле. Он убеждал, что я привыкну. Я ему не верил. Выходя утром из шатра, я чувствовал себя глупо, как будто надел доспехи страшего брата. Мирмидоняне ожидали, подбадривая друг друга. И все вместе мы двинулись по долгой дороге к остальному огромному войску. Дыхание мое было неровным и сбивчивым.

Прежде чем мы увидели войско, мы его услышали - хвастливые выклики, лязг оружия, трубные звуки рогов. Когда взглядам открылся берег, вместе с ним открылось и все бескрайнее море людей, разделенных на аккуратные квадраты. Каждый отмечался знаменем со знаком своего царя. И лишь один квадрат пока не нес знака - место, оставленное для Ахилла и его мирмидонян. Мы прошли на место и выстроились, Ахилл, затем его военачальники вместе со мной, а далее ряд за рядом гордые фтияне.

Перед нами расстилалась троянская равнина, оканчивающаяся у массивных врат и башен города. У их подножия клубилась людская масса, сонмище темных голов и блестящих доспехов, вспыхивающих на солнце. - Стань позади меня, - повернулся ко мне Ахилл. Я кивнул, и шлем качнулся вместе с моей головой, сжимая ее. Страх скручивал мои внутренности, переливающийся кубок ужаса, грозящий затопить меня. Поножи впились в ноги, копье отягощало руку. Заиграла труба, и в моей груди затяжелело. Сейчас. Вот сейчас.

Лязгающей, клубящейся массой устремились вперед и мы. Так проходили обычно сражения - неудержимый бег навстречу друг другу и стычка с врагом на полпути. В случае удачи была возможность сразу же смять их ряды.

Наши ряды скоро смешались, кто-то кого-то обогнал, рвясь вперед в жажде славы, жажде убить своего первого настоящего троянца. На полпути к вражеским рядам уже не было рядов, не было даже отрядов отдельных царей. Мирмидоняне далеко обогнали меня, и я оказался среди длинноволосых спартанцев Менелая, их тела были натерты маслом и волосы заплетены для битвы..

Я бежал, доспехи бряцали, дыхание стало перехватывать, земля сотрясалась от топота и рев становился все слышнее. Я не видел Ахилла, не видел бегущих за мной. Все, что я мог - стиснуть свой щит и бежать вперед.

Передние ряды сошлись в схватке, взорвавшись лязгом бронзы, криками и разлетающимися ошметками кожи и крови. Бурлящая масса людей, воплей поглощала ряд за рядом, словно Харибда. Я видел, как разеваются рты в крике, но самих криков не слышал. Был лишь грохот, с каким щит ударялся в щит и бронза сталкивалась с деревом копейных древков.

Спартанец рядом со мной вдруг рухнул - копье пронзило его грудь. Я закрутил головой, выискивая метнувшего копье, но ничего не разглядел в круговерти сражающихся. Опустился к спартанцу, чтобы закрыть его глаза и прочесть краткую молитву, и меня едва не стошнило, когда я увидел, что он все еще жив и хрипит, умоляюще гладя на меня.

Рядом со мной послышался грохот - я оцепенел, увидев Аякса, который своим гигантским щитом, словно битой, крушил тела и головы. Под его ударом треснуло колесо троянской колесницы и юноша вылетел из ее бока, окровавленно щерясь, словно пес. Мимо пронесся Одиссей, пытаясь удержать разбегающихся лошадей. Спартанец вцепился в меня, его кровь лилась мне на руки. Рана оказалась слишком глубокой, ничего нельзя было поделать. И когда свет, наконец, померк в его глазах, я почувствовал облегчение. Дрожащими пальцами я закрыл ему глаза.

С трудом поднялся я на ослабевшие ноги; равнина словно качалась и выскальзывала из-под меня. Я ничего не мог хорошенько разглядеть - слишком много движения, вспышек солнца на доспехах, оружии и коже.

Ахилл появился словно из ниоткуда. Он был весь в кровавых брызгах, тяжело дышал, лицо пылало, а копье окрасилось красным до того места, где он держал его. Он улыбнулся мне, потом повернулся и устремился на отряд троянцев. Земля усеялась телами и ошметками доспехов, но ни разу он не остановился и не замедлился. На поле битвы он был единственным, кто не метался лихорадочно по людскому морю, словно корабль, готовый быть поглощенным пучиной.