Девятая Парковая Авеню (СИ)

— Двадцать пять.

— Верно. А выглядишь ты, в общем, лет на пятнадцать. А по отдельно взятым чертам лица — на пять. Вдумайся в эти слова. И вспомни то, что тебе, я уверен, хоть раз, да говорили. Маленькие дети… они как ангелочки — нежнейшие лица, нежнейшие тела… и всё проистекает из чистоты нежнейших душ. А что происходит потом? Детская красота эфемерна, потому что юные души грубеют… мы красиво называем это взрослением, но это просто самообман. Мы грубеем, как грубеют деревья, покрываясь жёсткой корой… отсюда происходит огрубление и физических тел. А за ней лишь старость, болезни и глубокие морщины. Нет, ну можно подтягивать кожу, делать пластические операции, пудрить мозги себе и другим косметикой, как это делают женщины. Но это бесполезно. Оставшись наедине с самим собой, один на один, человек отметает утешительные иллюзии и встречает реальность. Никогда больше ему не стать прежним ангелом. А ты… проклятье природы обернулось для тебя благословением. Ты обладаешь тем, чего никогда не имел остальной род человеческий. Ты знаешь, какой ген был предположительно дефектным? Твои хромосомы не содержат информации о старении и увядании, оставив тебя навеки на пике красоты и молодости. Ты слышишь меня? Ты вечно молод! Ну… по прогнозам… по смелым догадкам. Да, мы не можем узнать больше, можем лишь гадать. Ты окутан тайной, оставшейся в искусственной матке той лаборатории, где учёные тебя зачали. Твоя душа чиста и непорочна и, по всей видимости, это заслуга твоего ангельского сердца, с которым твой разум разделился и даже может вольно общаться. Я поверил тебе и поверил в твой транс, не сомневайся. И если библейские бесполые ангелы — глупая выдумка священников-педофилов… я знаю, что хотя бы один ангел у нас есть. Мы украли его у неба. Он достоин носить крылья. Ему забыли их дать при рождении, забыли дать понять, кто он. Почему? Возможно, чтоб он… ты… не улетел от нас, жалких, ничтожных и увечных, по сравнению с тобой. Возможно, ты мог бы положить начало новой расе, вечных детей, похожих на ангелов. Возможно, они даже родились бы с парами мощнейших крыльев за спиной. Возможно, вы избавились бы от всех старых болезней человечества: вражды, жадности, трусости и борьбы за власть. Возможно, просто бросили бы изнемогающую землю… и исчезли покорять бескрайние просторы космоса.

— Юрки! — моё буйное воображение, с предельной точностью набросавшее представленную картину, теперь заставляло меня задыхаться от плача… и от смеха. — Господи, Юрки… замолчи! Я… наверное, люблю тебя. За всё… за это. Я не подозревал, что ты умеешь чувствовать так много. И так вдохновенно молоть бред. Прошу, больше ни слова. Ты и так наговорил с лишком.

— Молчу, но позволь хоть сказать, что я тоже тебя люблю, лапси, — финн губами стирал с моих щёк слёзы. — А ты… ты прекрасен. Скорей бы уже Кристиан увидел тебя. Он ждал этой встречи десять лет.

— Ждал ли?

— Ну да! Он ведь страстно хотел тебя найти с того момента, как узнал о твоём существовании. Он никогда о тебе не забывал. Покорение Америки последним альбомом было частью его плана разыскать тебя. Да, это оказалось чрезвычайно трудно. Мы не имели ни малейшего понятия о том, как ты можешь выглядеть. Ведь это только сейчас я, с тобой на руках, догадался, что имелось в виду под хромосомной мутацией и всем остальным. Это чудо, что ты здесь, сегодня… рядом со мной. И так близко, — его взгляд зажёгся мольбой с изрядной примесью желания. Руки начали ползти по моему телу вниз, к джинсам. Юрки медленно прикрыл глаза, и его губы начали вслепую искать мои. На лбу у него было написано: «Твоё право выбирать, уходить или оставаться. Я не держу тебя, хоть и не отпускаю. Хочу, но ничего не требую. Прошу немногого, и ты волен отказать. Моё отношение независимо от ответа не изменится. Я люблю тебя. Очень люблю…»

Сопротивляться ему, противному старичку… мне не хочется. Возможно, из-за болезненного желания узнать, что значит быть любовником любовника Кирсти. Или, проще говоря, быть на месте Кирсти. Кроме того, тёмная готичность Юрки меня всегда притягивала. Он мне нравится. Его голос… и объёмистый ком в штанах из манерного клипа “Gothic style”. Я уверен, что это не свёрнутый носок… но надо проверить точно.

«Заявляю в истерике, что тебе башню сорвало!»

Миокард, мой рыцарь печального образа… лучше присоединяйся. Я же просто в шутку. Всего один знак благодарности в обмен за правду всей моей жизни.

*

Я упивался мокрым поцелуем старого рокера и томно перехватывал его руки, не позволяя стаскивать с себя рубашку, когда дверь в комнатёнку неслышно отворилась и я услышал знакомый зычный ор Сеппо Вестеринена:

— Вот вы где, засранцы! Юрки, я не сомневался, что ты найдёшь это юное дарование и сразу же захочешь трахнуть. Прекращайте порнографию, концерт начинается!

— Я его обожаю, — весело сообщил мне Циклоп, крепко обнимая и вынося в зал. — Никто не искрит ругательствами с таким удовольствием, как Сеппо.

— Я уже заметил… — рассеяно ответив, я жадно вглядывался в сцену, где вырисовывались смутные очертания двух гитаристов Ice Devil — Мижэ Амура и Микко Линдстрёма, о чём-то горячо споривших, судя по жестикуляции. Длинные блондинистые дреды Микко больно кольнули меня в сердце, заставив его подать голос.

«Окунувшись в прошлое, ты забыл о настоящем, забыл о Кси. Как ты посмел?!»

Я не забывал. Просто заставил себя отодвинуть на второй план. Если я буду всё время думать о нём, то точно окажусь в психушке. Время терпит, в Финляндии Ксавьер в безопасности. Позволь мне проволочку ещё на один вечер.

«Ладно, оправдание фиговое, но я с этим позже разберусь. Между прочим… рядом с тобой стоит Сеппо, а на сцене отсутствует Кирсти. Ты не хочешь ни о чём спросить?»

— Сеппо, куда опять делась ваша пропажа?

— Ему макияж не понравился. Перекрашивают в срочном порядке.

— А до этого где он обретался? Ну, утром, когда исчез…

— О, это вообще криминальная история, — Вестеринен тревожно повертел головой и потянулся к моему уху. — Расскажу позже, в спокойной обстановке. Он себе любовников уже из-под земли выкапывает. Ну всё, глаза на сцену!

Толпа народа в клубе внезапно затихла. Как единый организм, затаивший дыхание, и я — его часть… Прямо перед моим носом возникла высокая худощавая фигура, никогда ещё не стоявшая так близко (на больших концертах нас разделяло не менее двух метров от барьера, а тут только помост, и если метр наберётся, и то хорошо), с микрофоном в полностью зататуированной руке. «Незнакомца» украшала жилетка, снятая (так мне показалось) с менеджера, и брючки, взятые где-то на помойке (были найдены на дне мусорного бака и отняты у бомжа в жаркой схватке?). О башмаках лучше вообще умолчу. Сие творение насмешницы-природы качнуло тощими бедрами, щёлкнуло пальцами, заставив голодного беднягу Гаса проснуться (Сеппо поделился со мной интимными подробностями его длительной диеты) и ударить в барабаны. После короткого и невразумительного вступления, когда швабра в жилетке зажгла сигаретку и неудачно стряхнула пепел себе на ногу (мимоходом выругавшись сквозь зубы прямо в микрофон), началась песня, немного напоминающая свадебный марш Мендельсона, но с первых слов, выданных хриплым голосом вокалиста за пение, неожиданно превратившаяся в “In lust & horror”. Тут я прекратил мысленные издевательства и погрузился в прерывающееся астматическими всхлипами дыхание Кристиана. Я так люблю его слушать… Кирсти безбожно фальшивит, сбивается на козлиный визг, орёт чего-то там время от времени бессвязно, но я всё ему прощу. За болезнь, благодаря которой я явился в мир. За странное выражение вечно отсутствующих накуренных зелёных глаз. За надрывные нотки задыхающегося голоса, когда мне кажется, что он умрёт до того, как допоёт одну несчастную строчку. За беспрестанное хождение по сцене и бесполезную, но упорную борьбу со второй рукой, которую некуда девать после смерти очередной сигареты. Люблю его спотыкающиеся ноги, которым дорого далась бессонница в обнимку с бутылками Jack Daniel’s накануне (и об этом мне рассказал Сеппо). За грязные волосы, забывшие, что такое купание, ещё на прошлое Рождество. И за накрашенные губы, отличившиеся только тем, что родились такими пухлыми и бессовестно розовыми…