Девятая Парковая Авеню (СИ)

*

— Очнись, прелестное создание! Очнись, очнись, — Юрки тряс меня за плечи и целовал время от времени в побледневшие губы. Он снял очки и шляпу, его тёмные волосы разметались, а на лице большими буквами был написан страх.

— Фу, отвали… — я приоткрыл глаза, слабо оттолкнув финна, и увидел его улыбку. Как же странно было видеть её. На фотографиях и видео этот суровый гот никогда не улыбался.

— Тьфу ты, Господи, ругаешься… значит, живой. Я не знал, что делать, ты был как будто в обмороке, но сердце не билось, и… часто с тобой такое случается?

— Я называю это трансом. Впадаю в него время от времени по собственному желанию.

— Сейчас тоже?

— Нет, сейчас не по собственному. Бывают моменты, когда я не могу контролировать разбушевавшееся сознание. И тогда помимо воли опять встречаюсь с миокардом.

— Мио… что?!

— А почему, ты думаешь, сердце не билось? Извини, это наверно выглядит чистейшей воды сумасшествием, но я разговариваю с… ним. Как со вторым «я». Чаще всего ссорюсь. Понимаю, звучит нелепо. Бллин, зря я это сказал, — я вздохнул и отвернулся. — Будешь теперь считать меня конченным психом.

— Нет-нет, я… — Юрки повернул меня к себе за подбородок, — я просто удивляюсь. Ты готов узнать правду о себе?

— Да, если скажешь, откуда она тебе известна.

— Ладно. Но вкратце тогда не получится, — он уселся поудобнее, продолжая греть меня влюблённым взглядом. — Моя квартирка на севере, в Рованиеми. Я езжу туда, отдыхая от выхлопов своей популярности, отдыхаю душой и телом. И отдыхаю не один. Долгими ночами, во тьме, длящейся вечность, то есть почти по полгода, я лежал там рядом с возлюбленным, слушая его сладостное дыхание и заглядывая в его сны. Поутру он просыпался, смотрел на меня своими прозрачными зелёными глазами, а я думал о том, что он во всём мире — единственный такой. Так длилось несколько лет. Я ведь уже очень давно с ним встречаюсь. Пока однажды Кристиан не сказал… что наступил день, когда он начал мне доверять. И символом этого доверия стало его признание, — Юрки опять улыбнулся своей немного застенчивой улыбкой, совершенно не гармонировавшей с его мрачным обликом, и осмелился усадить меня обратно к себе на колени. — Ты знаешь о его любимой болезни, не так ли? Астма… спёртое дыхание, ингалятор и резь в горле. Кирсти признался, что в двухлетнем возрасте у него случился самый сильный приступ из всех, которые его когда-либо одолевали. Спазм, смещение диафрагмы и остановка дыхания, которое не смогли запустить. Лёгкие посинели, в них начинался некроз… он был буквально между жизнью и смертью. Лежал ближе к мёртвым берегам. Его младший брат Йесси к тому времени ещё не появился даже в планах родителей… иными словами, Кирсти был единственным ребёнком. Лайты были готовы на всё, чтобы сохранить его. Они просто обезумели от горя, узнав, как близок сын к смерти, и решились на отчаянный шаг. Они потребовали замедлить все разрушительные процессы в теле Кирсти, холодом или любыми доступными средствами, пока не будет готово лекарство или орган на трансплантацию, и обратились к самым опытным специалистам в области генной инженерии. Большие деньги, крепкие связи, поручительство самого министра, он приходился отцу Кирсти дядей… идея от начала до конца была сумасшествием, но ими двигало лишь огромное желание сохранить своё зелёноглазое сокровище. Не знаю, каким чудом, но им удалось. Извини, что говорю не научными терминами, я их просто не понимаю. Врачи взяли у умирающего Кристиана немного крови, немного плоти, костную и нервную ткань. Образцы всех клеток и все разные. А у его матери взяли яйцеклетку… одну маленькую клеточку, двадцать две хромосомы которой не несут в себе ничего важного, и одна — хранит гены для будущего ребёнка. Эту хромосому врачи удалили, заменив на хромосому, которые выделили из жёлтой плазмы Кирсти. Что они собирались сделать, ты думаешь? Они не верили в изобретение эффективного лекарства, зато были уверены в трансплантации здоровых легких из клона Кирсти. Из всего, что им удалось вытащить, из его соединительной, мышечной, костной, нервной ткани, они синтезировали вторую клетку с ещё двадцатью тремя хромосомами, которая слилась с яйцеклеткой матери и стала полноценным зародышем. Её деление и рост в искусственной матке протекал хорошо. Но почему-то только до того момента, как сам маленький Кирсти вернулся к жизни. Двадцать два дня он пролежал в коме, подключённый к аппарату искусственной вентиляции легких. А на двадцать третий задышал сам. Как?! Никто не знает, Ангел. Было ли это чудо или проснувшаяся воля к жизни… он был слишком мал, чтобы помнить, где витала его душа в коме, но она вернулась. Счастливые родители хотели остановить опасный эксперимент с клонированием, длившийся уже почти месяц, однако учёные заартачились. Они были первооткрывателями, наблюдали за настоящей фантастикой, сбывшимся будущим, ведь это был первый в мире человеческий клон, показавший редкую жизнеспособность. Они отказались уничтожить проект. И в наказание за это… ну, я так думаю… во имя высшей справедливости и против надругательства над природой — их эксперимент вышел из-под контроля. На двадцать четвёртый день зародыш стал расти с необыкновенной скоростью, втрое превышающей обычную, а его генотип начал меняться под действием совершенно непонятных факторов, их не удалось отследить, они просто не успели. Внутриклеточная мутация, неправильный гормональный баланс, дефектный ген, случайный луч света, проникший под оболочку инкубатора — я слышал много умных слов, но ни одно не объяснило катастрофу. Через три месяца в матке находился совершенно сформировавшийся и готовый к рождению ребёнок. Он обладал самым странным хромосомным набором из всех существовавших, но при этом до конца не утратил своё сходство с донором… с оригиналом. Поскольку родители Лайта уже отказались от своей затеи и официально заявили, что проект закрыт, власти тайно послали выращенный в лаборатории клон как можно дальше от Финляндии. Разумеется, никому не стало известно, куда именно… местонахождение осталось в медицинских документах под пятым грифом секретности и разглашению не подлежало: мать Кирсти знать ничего не хотела о нём, он будто умер в лаборатории, не родившись. И малыш Крис, выздоровевший и вернувшийся в отчий дом, взрослел, не зная, что где-то в мире живет его не слишком точная копия. Вот, — Юрки перевёл дух. — А в семнадцать лет моего любовника уложил в больницу на две недели ещё один опасный приступ астмы, совмещённый с интенсивным приёмом алкоголя и кокаина. И его отец раскололся, не выдержав угрозы второй комы. Открыл правду о существовании клона. Любопытный подросток, Крис надавил на родителей и раскопал часть документации по эксперименту. Узнал, что его клона переправили в Америку, хотя точный адрес указан не был, наградили очень богатыми родителями и именем, полностью соответствующим его будущему облику. Ангел… ты ведь Ангел? И твоя фамилия Инститорис?

— Да, — бесцветно ответил я, глядя в потолок. — Я несчастная, мутировавшая копия Кирсти Лайта.

— Ёлки-палки, нет! Ты… ты полноценный человек. Твоя генная формула хоть и похожа, но в корне отличается от той, что наградили Кристиана. Мать-природа не позволила вылепить двух одинаковых людей. Ты младший брат его, по сути… просто его мать не вынашивала тебя в своей утробе. И было бы странным не быть похожим на Кирсти внешне.

— Йесси не похож на Кирсти!

— Но ведь люди не в штамповочном цеху рождаются! На то она и жизнь, что ничего не повторяет. Особенно ты… неповторим. Ты его брат, Ангел, не клон… перестал быть им уже на двадцать четвёртый день своего внутриутробного развития.

— Пытаешься меня утешить? — презрительно поинтересовался я, доставая сигареты: курить захотелось просто зверски хотя бы ради того, чтобы сгладить шок от полученного удара ниже пояса.

— Пойми… — устало начал Юрки ещё раз, окутывая меня нежным взглядом. — Ты не такой, как Кристиан. И вообще, не такой, как все. Да, сейчас ты чувствуешь себя оскорблённым и униженным оттого, что у тебя не было возможности родиться как любому нормальному человеку, что твои американские родители — вовсе не твои и вся жизнь пронизана сплошным обманом. Но, может быть, немного позже ты осознаешь, какой блестящий второй шанс предоставила судьба мутировавшим хромосомам Кирсти. А в его лице — хромосомам всего человечества. Сколько тебе лет? Двадцать четыре?