So desperately (СИ)

— Мамка моя портнихой была, — щетинится Хэнд, на эмоциях машет руками, проливая воду вокруг. Капли падают Луи под ноги, пыль медленно впитывает их. — До того, как скончалась, я много ей помогал. На этих ребятах одежда не чета нашей.

Оранжевое осеннее солнце пробивается сквозь тучи, но не золотит улицу, скорее, подсвечивает коричневую неприглядную грязь да обшарпанные стены. Ребята расходятся, волоча за собой коробы со свеженапечатанными газетами, тихо шепчутся. Напуганные. Непонимающие.

Рядом остаётся лишь верный Найл. Он ждёт, внимательно разглядывая Луи с ног до головы, пока тот ковыряет носком ботинка почву, и, закусив нижнюю губу зубами, увлечённо раздумывает о случившемся.

— Люди мистера Стайлса? — спрашивает Хоран. Испуг в голубых глазах спрятать почти невозможно, и Луи не поднимает головы.

— С чего бы королю Луизианы посылать своих ребят разбираться со шпаной вроде нас? Бред, — изо всех сил он сдерживает дрожь, потому что каждая его клеточка кричит о том, что Найл прав. Это начало конца. — Мы же не сделали ничего: нигде не пересеклись с его интересами, а деньги, которые он может получить с нас, — гроши в сравнении с его ежедневными доходами. Я не вижу причин.

Враньё соскальзывает с губ всё проще с каждым произнесённым словом, и к концу собственной речи Луи и сам готов поверить в эту ложь, но голубые глаза друга всё ещё подозрительно сощурены.

— Может, это расплата за тот раз, что ты сунулся к нему в тачку?

Луи смеётся и молится небесам, чтобы голос не дрогнул.

— Тогда бы они пристрелили меня прямо там, Ни, у колёс его шикарного автомобиля, — парень качает головой. — Им вовсе незачем мстить всем мальчишкам за мою дурацкую оплошность.

— Наверное, ты прав, — Найл спрыгивает с ящика, на котором сидел, и, проходя мимо, дружески хлопает лучшего друга по плечу. — Может, те ребята просто спутали Хэнда с кем-то, а мистер Стайлс тут и вовсе не причём.

Луи кивает. И, разглядывая подсвеченную негреющим солнцем спину друга, думает о том, что месть здесь и правда не при чём. Это давление.

Основной вопрос: сколько Луи продержится, прежде чем вернуться в ту, пропахшую горькими сигарами комнату?

Сентябрь, 24, 1949 год.

Новый Орлеан знает, на что способен его хозяин. В грязи самых далёких углов улиц, на светлых кухнях домохозяек, в ярких садах особняков люди каждого класса и сословия произносят его имя шёпотом, в ужасе от мысли, что однажды Гарри Стайлс окажется недоволен ими. Тогда смерть покажется перспективой более заманчивой, чем гнев криминального короля.

Луи кричит от бессилия, пиная носками старых ботинок стену типографии. Боль и ужас выплёскиваются из сознания вместе с надрывными всхлипами, а пальцы впиваются в корни волос. И хочется волком выть и крушить всё вокруг без разбора.

Как он мог быть так глуп? Думать, что у него есть выбор, есть право сказать «нет»? Гарри Стайлс берёт то, что хочет, и никто не способен его остановить. Теперь Луи видит это кристально чисто, и мутит его не от страха перед грядущим, а от того, что не согласился раньше. Найла не уберёг.

— Ти! — зовёт его Купер. — Врач ушёл.

— Что сказал?

— Пара сломанных рёбер и ушибы. Через три недели-месяц встанет на ноги и будет как новенький, — мальчишка улыбается, а Луи даже глаз на него поднять не может. Боится вновь увидеть алеющую розу ожога на лице Купера. — Но сейчас он спит, ты не сможешь его увидеть.

— Хорошо, — кивает он. — Я зайду, когда вернусь.

— А ты куда? — удивляется мальчик, а Луи врёт в ответ. Просто чтобы сохранить его жизнь.

— Поработаю, — бросает он.

— Но газеты… Как же… Не возьмёшь?

Его робкое недоумение растворяется в свисте ветра, когда Луи срывается на бег, не жалея ни ног, ни лёгких, торопясь добраться до человека, испортившего ему осень.

Злость копится всю дорогу, когда Луи спотыкается о потрескавшийся асфальт или наступает в не высохшую после вчерашнего дождя лужу. Чувство аккумулируется в силу, в решительность. Губы плотно сжимаются в тонкую нить, а глаза способны испепелять ненавистью, которая бушует внутри с тех пор, как мальчишки притащили бесчувственного Найла в их комнату.

Сбит автомобилем. Чёрт! Это последнее, что может выдержать Луи после недели якобы случайных событий, наносящих вред его парням.

Поэтому он не стучится. Врывается подобно урагану в бильярдную, из которой бежал сломя голову несколько дней назад, громко хлопая дверью. Дым и свет бьют в лицо, ошеломляют. Луи кашляет в кулак, стараясь выгнать из лёгких отвратительный запах сигар, а по спине ползёт холодок от пристального внимания мужчин в помещении.

Они смотрят враждебно, некоторые — снисходительно, заставляя коленки Луи подгибаться, но страху больше не место внутри него: огонь злости даёт силы. Паренёк игнорирует ухмылки и гримасы, внимательно оглядывая присутствующих. Ищет один единственный взгляд.

Но мистер Стайлс игнорирует суматоху, вызванную появлением Луи. Всё так же разглядывает карту района, расстеленную на столе, даже не подняв своих невозмутимых жестоких глаз.

— Ты… — шипит Луи, к счастью для себя, недостаточно громко.

Грубая рука впивается в плечо, разворачивает. Прежде чем он успевает ударить, тёплые карие глаза испуганно расширяются, и одними губами, коротким кивком Лиам призывает к молчанию.

— Не нужно, не делай хуже. Они застрелят тебя не раздумывая.

— Я должен поговорить с ним, — восклицает он, а ассистент уже тянет за рукав рубашки прочь из переполненного дымом и агрессивным недоверием зала.

— Иди, — Лиам подталкивает его к лестнице наверх. — Подожди там. Он придёт.

Положив вспотевшую от волнения ладонь на гладкие, покрытые лаком перила, Луи всё же оборачивается, чтобы позволить вопросу слететь с языка:

— Почему ты предостерёг меня?

И хотя мальчик знает, зачем он здесь, ответ сотрясает землю, сталкивая Луи в пропасть.

— Мистер Стайлс будет недоволен, если не получит то, что хочет. А я не собираюсь быть тем, на ком он выместит гнев, если ты умрёшь из-за собственной глупости.

Дверь чуть хлопает, закрываясь за ассистентом, а Луи шепчет сквозь зубы: «Да пошёл ты», но выбора нет, и он поднимается по лестнице, чтобы снова оказаться в клетке, сбежать из которой сегодня так легко не удастся.

В комнате гангстера всё по-прежнему: аккуратно сложенные на столе бумаги, задёрнутая белым пологом кровать, блестящие на оконном стекле капли осеннего дождя. Привычным движением Луи ерошит волосы и стороной обходит стол; он совершенно не собирается расставаться с жизнью из-за узнанной случайно тайны.

Белоснежная ткань, чуть поблёскивающая в тусклом свете верхней лампы, манит, и не задумываясь Луи подходит, тянет в сторону.

Кровать круглая, огромного размера. С разбросанными по всей площади маленькими подушками. Будто полная противоположность своему хозяину, мрачному, пугающему монстру, выбраться из лап которого у Луи уже не получится.

— Чёрт! — произносит парень, задёргивает кипенно-белую ткань, зажмуривается, будто может выгнать навеянные этой кроватью образы.

Это невозможно. Они внутри него, ужасающими тенями пронзают сознание насквозь. Луи представляет сильные руки на своих бёдрах, жестоко изогнутые губы близко к своему лицу. Его тошнит от страха.

Злость растворяется в пахнущем горечью воздухе комнаты, который пропитан своим хозяином, безжалостным и жестоким. Лёгкие не могут получить кислород из него, лишь медленно убивающий яд, пожирающий коррозией ткани органов.

Внезапное головокружение и слабость приходят на смену скопленной за последние дни ярости, и Луи с трудом удаётся добраться до окна, открыть створку, чтобы глотнуть хоть немного кислорода. Удушье заставляет ноги дрожать от слабости.

Осенний воздух тугой струёй бьёт в лицо, но не отрезвляет. Разум скован паникой из-за предстоящего. Луи понятия не имеет, что именно мистер Стайлс собирается сделать с ним. Одно он знает точно: это не оставит его прежним.

Знакомый силуэт привлекает внимание, вырывает из кокона гнетущих мыслей. Луи прищуривается, стараясь разглядеть парня в конце улицы, чтобы в следующую секунду отпрянуть прочь: размашистой походкой по асфальту идёт Хэнд, и последнее, что нужно Луи — чтобы ребята знали, где он и почему.