Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

— Отступных просит или скандала желает? — Гарри было не всё равно: прощание с Олли, хоть и предчувствованное интуитивно, рвало какую-то струну в его сердце. Но вызывало не боль, а тихую печаль…

— Девочка, с которой я переспал… Не думай, всё по обоюдному согласию было – внучка Вильгельмины Саранс-Бювьер, французского Министра магии, балерина.

— Да, вляпался ты, брат! — Гарри переключился на режим «друзья в беде». — Что будешь делать?

— Знаешь, — Вуд сел на диван боком, упер в подлокотник локти и положил подбородок на сплетенные корзиночкой пальцы, — она говорит, что любит меня.

Поттер профессионально отмечал все телодвижениям Оливера и ему показалось, что тот… доволен. Ну, может, и не то что доволен, но расслаблен точно.

— Веришь?

— Пока нет, но попробовать стоит, как думаешь?

— Не знаю, Вуди. А что сердце говорит?

Гарри почувствовал, что ему надо выпить. Вот срочно так, позарез!

— А сердце мне говорит, что больше у меня выбора не будет и надо брать, что дают.

— Ну, брать — это понятно, а сам-то… Сможешь полюбить? — Поттер, плюнув на сомнения — какие тут экивоки! — потянулся за пузатой бутылкой, одним движением скрутил крышку и жадно приложился к горлышку.

Вуд наблюдал:

— У меня же когда-то получалось… в юности. Полюбить. Знаешь, как я в одного ловца был… по уши.

Кадык Гарри еще пару раз дернулся, как застрявший в шахте лифт; он выдохнул и смахнул невольную слезу, опустив ополовиненную бутылку:

— Кто такой, я знаю? Играли вместе?

— Да, может быть… Но он моложе был, пацан совсем. Тощий, в очочках. Гарри Поттером звали, не знаком? — Олли улыбался, спокойно наливая себе виски в квадратный стакан. – Вот, оливки есть, закуси.

— Бля… — сдержанно высказался Гарри.

— Твоё здоровье! — Вуд выпил залпом.

*

И бредя домой по сонным улицам столицы, и вспоминая прошедшую ночь, признание Оливера, их, как обычно, пьяный секс, прощание, Поттер понял, что было, было что-то в самом начале их связи — диссонанс, стушевавшийся за три года… И, наконец, уже входя в дом, прозрел — никогда не разрешал он Вуду ни одного поцелуя в губы, расставив в первый же раз точки над i… И еще одно — алкоголь всегда был в их постели обязательным третьим…

*

— Давай, только не спеши! — Гарри откинулся на подушки.

Олли потерся о его пах щекой, неприятно царапнув отросшей щетиной, вытер губы:

— Неутомимый! Пятая подача… Уже готов, ну надо же!

Гарри нетерпеливо столкнул его с себя, сел и стал разворачивать Вуда на спину:

— Молчи, вратарь! — он быстро раскатал латекс по своему члену. – Уже светает.

Оливер подвинулся ближе, бесстыдно раскрылся, придерживая колени руками — аллегория блуда – с темнеющим на фоне светлой кожи членом, с покрасневшей, как распаренной, и припухшей промежностью, весь потный, залитый спермой… Он, слегка опустив веки, улыбался, готовый принять любовника, отдаться… Поттер помедлил, поднял с пола недопитую бутылку, тонкой струйкой вылил виски на грудь вздрогнувшему от контрастного ощущения Вуду. Потом наклонился и слизал холодную влагу, стекающую по кубикам пресса, подержал во рту его начавший подниматься пенис и, быстро поменяв позу, дернул уже забалдевшего Оливера за бедра на себя. И вошёл…

Сразу сорвался на бешеный темп. Опираясь на обе руки, в крепком захвате ног партнера на своей пояснице, как в тисках, Гарри, разрывая реальность и уходя в красный туман горячего, лихорадочного, словно наркотический приход, оргазма, ещё попытался задержаться на пике, причиняя себе и любовнику тянущую, сладкую боль, и рухнул в безумие спазмов животного наслаждения…

Кажется, даже закричал, чего раньше за ним не водилось, но услышал это будто издалека и голоса своего почти не узнал…

*

Когда он опомнился через несколько минут, то увидел, что на разложенном диване рядом с ним спит как убитый Оливер Вуд, завернувшийся в шелковый флаг английской сборной! Золотые львы на карминном фоне… Гарри, тупо соображая, откуда тут взялось это полотнище, прошелся тренированным аврорским взглядом по захламленной комнате и приметил вывернутую наизнанку, объемную спортивную сумку и разбросанные вокруг нее сувениры, вымпелы, подарки фанатов, мягкие игрушки, другие мелочи, пачки маггловских денег… Олли готовился к побегу из большого спорта.

Серьезно пьяный Поттер (явно перегнул палку сегодня, почти два галлона выжрали на двоих, так и помереть можно! Он прислушался к дыханию спящего уже не любовника…) острей почувствовал, что подкатывает тоска. Хотя дома всё хорошо и с Вудом вроде разобрались по-доброму, а вот — тоска и всё неправильно, будто какой смердофалд кусок бока у него откусил, и сквозняк задувает прямо в душу.

— Вот так обстоят дела… И хватит себе врать! — вслух заявил он. — Тут должен кто-то другой рядом быть, потому что я этого хочу! И это будет правильно!

Вдруг дурацкая в своей злобной удали, вывернутая пьяной логикой мысль прыгнула Поттеру в голову: «А не послать ли тому, кто так гордо улетел крылышками махать во Францию, записочку? А? От старой скотины, зверю-ю-юги, которая еще о-го-го! Эк он меня на прощание… Сбить с мальца спесь! Точно! Какое ещё нахер прощание? Получу... добьюсь, потому что хочу!»

Свесившись с дивана и призвав из штанов палочку, а из кармана куртки — блокнот, Гарри Поттер бойко сочинил злое, похабное и остроумное, как ему тогда показалось, послание. Но…

Но так не пойдет. Он встал, пошатываясь, направился в убогий совмещенный санузел. Нашел там на зеркальной полке фиал с Антипохмельным и, сидя на бортике душевого поддона, перетерпел приступ отрезвления, как взрывной волной прошедшийся по телу. Вымылся, выпил ржавой воды из-под крана и вернулся в комнату. Принеся с собой зелье, позаботился о друге. И когда тот, застонав, повернулся на бок и распорядился, чтобы все шли нахуй, а он намерен спать до вечера, и попросил пить, Гарри убедился, что с Оливером всё в относительном порядке, подал ему воды, потом завесил окно и вышел на кухню.

Вот только тогда он разрешил себе перечитать то, что чуть не отослал Саю. Собственная пьяная глупость, едва не ставшая вздорной выходкой, ничуть не удивила Поттера. Заново переписав текст, он всё же прицепил подхваченную в оллином барахле игрушку и ухмыльнулся.

Так, фрагментами за всю прошедшую неделю с хвостиком, у Гарри сформировалось то самое подспудное решение, признание факта, что он полюбил чужого непонятного мальчишку. Чёрт побери, ну и что теперь делать?

— Не бздить, — сказал он сам себе, аврорским сигналом «мейл-стриж» вызвал служебную сову. Потом открыл настежь окно, разжег трубку и стал ждать.

====== Глава 8. Атака будущего ======

8-1

Огромный, уже немолодой филин Лайабед (1) был, несмотря на своё имя, данное аврорами-шутниками увальню-птенцу, самой быстрой почтовой совой Аврората, и самой смышлёной. Почти десятифунтовый великан с огромным размахом ярко-коричневых крыльев бесстрастно принял из рук Поттера послание; одарив презрительным взглядом, за неимением достойного угощения взял оливку, быстро съел и оттолкнулся от подоконника; тяжело набрав высоту, поймав нужный ветер, бесшумно заскользил на его невидимом гребне. Сначала развернулся, ориентируясь над городом, в южном направлении, потом, уже исчезая розовой точкой на рассветном небе, взял новый магический ориентир на адресата, забрал резко влево и полетел на восток, северо-восток. Поттер многое знал о почтовых совах, понимал, что бесшумность их полёта создают завихрения от особых рыхлых расщеплённых перьев на переднем конце крыла, но не переставал удивляться красоте и работоспособности этих птиц. Мало кто из немагических существ мог так легко принимать чужую магию и так точно настраиваться на неё.

Раннее погожее утро, даже в городе — тишина и покой. Ясень трётся влажной листвой об окно, делая вид, что это ветер играет с его густой кроной, а на самом деле просто любопытный он, вот и заглядывает в комнату — что там творится? А ничего не творится. Двое мужчин: один спит, другой тихо одевается, уходит, оглянувшись... замирает перед уже открытой дверью, порываясь вернуться, разбудить, что-то сказать... но нет, уходит; дверь осторожно щёлкает замком, на лестнице слышны негромкие шаги. Утро медленно, но верно набирает обороты, наполняется шумом, важными событиями; день обещает быть жарким — и ясень жадно ловит последние вздохи свежего ветерка.