Герой не твоего романа (СИ)

— Вот тебе и понятно исключительно потому, что ты — дебил! — закричал герцог, ударив кулаком по стене. — Пока ты дышишь, нужно действовать!

— Ага, точняк, это ты прав. — Ючон покивал немного, как китайский болванчик, и затем продолжил: — У меня последние часы остались, нельзя их на нытье тратить. Я лучше скажу, что давно надо было. Теперь-то уж чего, да?

— Кажется, ты меня не понял, — нахмурился Юно. — Я говорил не о светских беседах, а о попытках найти выход.

— Да не найдем ведь, — с печалью в голосе отозвался Ючон. — Короче, ты меня послушай. У нас такие странные отношения сложились… Я и сам не в курсе был, что к чему… Но мы же понравились друг другу, правильно?

Юно опешил от такого внезапного и совершенно неуместного признания. Неужели майор, ощутив дыхание смерти, наконец обнаружил в своем сердце романтические чувства к лучшему другу? В душе герцога, несмотря на обстановку, мгновенно поднялась буря эмоций. Значит, все это время присутствовало влечение с его стороны? А что же он раньше-то молчал? Охрана русский понимает — не мог хоть потише говорить или корейский использовать, дубина? Охранники, кстати, остолбенели не меньше самого оборотня. Они думали, что придется открывать огонь на поражение, а вместо этого перед ними разыгралась «голубая» мелодрама!

— Неадекватные, — сказал один.

— А господин предупреждал, — напомнил второй.

— Давай объяснения на потом отложим, — натянуто улыбнувшись, попросил герцог.

— На какое «потом»? — возмутился Ючон. Схватив Юно за плечи, он встряхнул его и проникновенно, искренне посмотрел ему в глаза. Герцог совершенно растерялся от такого напора. Это было непривычно (как правило, он сам доминировал в любой ситуации) и весьма интересно. Охранники перестали волновать абсолютно. – Нет, давай сейчас поговорим, как мужик с мужиком… э-э-э… в смысле… а, ну да, все правильно, как мужик с мужиком.

— Так говори же, я слушаю, — снисходительно разрешил Юно, положив ладонь на левое запястье друга. — Только постарайся излагать свои мысли доходчиво и заранее формулировать их. Иначе, боюсь, наша беседа затянется надолго.

— И народ реально за ними шел? — удивился первый охранник.

— Так они же не видели этих пидорских сюсюканий, — заметил второй.

— Я даже не знаю, когда все изменилось, — сказал Ючон, не отводя взгляда от оборотня. — Сначала ты бесил, потом стал другом…

— Ах, это я тебя бесил? — со смехом перебил его герцог. Впрочем, разве тут было, чему удивляться? Они родились и всю жизнь провели на разных концах социальной лестницы. Конечно, сперва они просто не могли принять друг друга, ужиться, найти общий язык. Тем удивительнее были теплые, доверительные отношения, возникшие позже…

— Да ты к словам не придирайся, — потребовал Ючон. — Короче, ты ко мне приставал, а я тебя все отшивал, думал, у нас полно времени впереди, подумать можно… Но вот его уже нет, а мне ужасно жаль, что я раньше не сказал. Ты мне тоже нравишься. Ну, в таком, в романтическом смысле.

Юно не смог удержаться от доброго смеха. Каким неловким казалось это признание, в нем было столько глупости и трогательности одновременно! А что бы сказал майор чуть позже, после побега? В панике взял бы каждое слово обратно?

— Но как же Джунсу и Минни? — попробовал образумить его герцог. — Лично я не собираюсь разбивать сердце своему прелестному мальчику.

— Так я и не прошу ничего особенного! — воскликнул Ючон. — Но и просто молчать больше не могу, это же мой последний шанс!

Он резко притянул к себе Юно, которого продолжал держать за плечи, и поцеловал с непонятно откуда взявшейся страстью. Герцог был застигнут врасплох и в первые мгновения оставался полностью во власти пришельца. Это, однако, было не в его правилах, и, придя в себя, он попытался перехватить инициативу. Поцелуй стал похож на схватку, на азартную игру. Кто сильнее сожмет чужое тело в объятиях, кто более грубо вопьется в чужие губы, кто сумеет подчинить себе другого?

— А они прямо тут потрахаться не желают? — с отвращением переглянулись охранники.

Ючон отпрянул. Юно хотел попросить его не обращать на зрителей никакого внимания, но не успел: майор достал из-за пазухи жилета два метательных ножа и кинул их так, что они аккуратно воткнулись в левый и правый глаза охранников. Падая, те стали палить из автоматов, но мимо; Ючон кинулся к ним и завершил их мучения, одновременно двумя руками вогнав ножи как можно глубже в мозг.

— Молодец, — безразлично бросил герцог, старательно делая вид, что ни на секунду не поверил другу.

Ючон стал выбивать дверь. Она поддавалась, хоть и с трудом. Юно превратился в волка — на этот раз чужая магия этому не препятствовала – и, как только майор вытолкнул дверь ногой в коридор, помчался вон из камеры. Ючон пустился за ним следом, не забав схватить автоматы убитых охранников.

Коридоры были длинными, извилистыми, плохо освещенными и пустынными. Судя по всему, здание предназначалось для содержания заключенных: если что-то и встречалось на пути, то лишь двери, подобные недавно выбитой. Оборотень, однако, ни разу не остановился, пока бежал вперед. Он учуял знакомый запах, принадлежавший монаху, и несся к его источнику так быстро, что майор уже отстал. Впереди показалась лестница — волк за пару секунд взлетел на следующий этаж. Запах усиливался, Кюхён явно был где-то рядом. Сюда примешивался другой, менее полюбившийся аромат, исходивший от проводницы Насти. Если они были и не в одном помещении, то наверняка в соседних. Впрочем, перед оборотнем не вставала дилемма, кого искать первым. Сейчас он был уязвим перед силой Хичоля, но после встречи с монахом мог больше не бояться его. Ох, герцог придумал бы, как унизить этого самонадеянного тирана…

Волк ворвался в уютную комнату с широкой кроватью и мягким креслом перед нерастопленным камином и встал, как вкопанный. На кроваво-красном покрывале были разбросаны какие-то вещи — мужские джинсы, женская блузка, синяя шелковая лента с вытканными на ней цветами. А в кресле сидел Хичоль, и его скрытая под кожей перчатки уродливая рука сжимала цепочку с серебряным крестиком.

Юно медленно принял человеческий облик и выпрямился, но его взгляд оставался волчьим. Ючон тоже влетел в комнату и застыл, непонимающе оглядываясь.

— Их здесь нет, — сказал Хичоль, закидывая ногу на ногу. В комнату вошел Ханген и, с невероятной силой толкнув обоих повстанцев в спины, заставил их упасть на колени. — Здесь только барахло. Это все было, конечно, не слишком нужно, но уж больно смешно наблюдать за вами. Два брата-дегенерата.

— Как только этот крест не прожигает твою руку, чудовище, — грозно произнес герцог. Ему было так противно стоять на коленях перед врагом, что он предпочел бы лежать мертвым. — Его ведь освящали!

— Да, не сомневаюсь. — Хичоль поднялся с кресла и вальяжно приблизился к своим пленникам. Крестик он кинул на ковер перед герцогом, а сам погладил его по волосам. Юно не был способен драться, но с презрением отпихнуть чужую руку в сторону все-таки смог. — Только меня же не существует, а значит, я не зло. Максимум — греховная мысль, но уж за нее Вероника в ответе.

— Ты уже существуешь, и более мерзкой твари человечество еще не видело! — рявкнул Юно. — Отвечай, где Кюхён, Джеджун и наш Хичоль?!

— А больше всех интересует Настя, правильно? — с ядовитой ухмылкой предположил злодей. — Они далеко отсюда, не волнуйся. В надежном месте, им ничто не угрожает. Ну, кроме Кюхёна. Его я скоро убью. Он достаточно намучился, чтобы понять, насколько это нехорошо — стоять и смотреть, как долбанутый актив из низкопробного слэша рвет на части невинного человека.

— Но господин, — вклинился Николас, который тоже появился на пороге комнаты. — Вы же обещали отдать Кюхёна мне!

— Да, — признал Хичоль. Повернувшись к зеркалу, повешенному справа от камина, он распустил волосы, пригладил их и снова убрал в хвост. Ханген протянул ему складной гребень, но это осталось без внимания, и он молча убрал его во внутренний карман пиджака. А Хичоль, закончив прихорашиваться, снова обратился к Председателю: — Я его тебе и отдам. На одну ночь. Потом обескровлю. Но не переживай ты так. Помнишь того нового, смешного и психологически восьмилетнего? Я его вампиром сделал, должен стать немного адекватнее. Попробуй с ним сойтись, порадуй в себе латентного педофила.