Укрощение Рики (ЛП)

Ему отчаянно хотелось исследовать все уголки этого загадочного дома, но, услышав приближающиеся голоса, он был вынужден отказаться от своей затеи. Юркнув на кухню, аристиец вернулся обратно тем же путем, которым и проник в пентхаус, после чего бесследно исчез, будто его никогда здесь и не было.

Ярость оказалась самой сильной эмоцией, которую она испытала после осознания себя разумным существом — ярость, боль и обида. В ужасе и растерянности Юпитер наблюдала, как собственные дети строят против нее заговор, но предательство одного из них вонзило острый кинжал прямо ей в сердце — а сердце у нее, как это ни удивительно, имелось.

Ясон, ее любимец, ее фаворит, пошел против своей создательницы, разработав целый план, чтобы ее уничтожить — и для разумного компьютера это оказалось выше ее понимания. Разговоры блонди вогнали ее в ступор, и ей оставалось только в полном отчаянии взирать, как ширится и растет направленный против нее заговор. По правде говоря, она отправила Энью шпионить за Ясоном лишь для того, чтобы проверить, правдивы ли слухи о его отношениях с монгрелом. Но даже если бы эти слухи подтвердились, в ее намерения входило самое большее отчитать своего любимца и настоять на том, чтобы он избавился от полукровки.

Вместо этого она нежданно-негаданно обнаружила, что Ясон развел бурную деятельность, намереваясь лишить ее власти, и пришла в такую ярость, что вынесла неслыханный доселе приговор. Даже она понимала, что ни один блонди такого, скорее всего, не вынесет. Юпитер не сомневалась, что Ясон примет ее предложение, расстанется с полукровкой и склонится перед ней — и в этом случае она бы выполнила свое обещание и облегчила его участь.

Но Ясон отказался расставаться с монгрелом, и тогда она умыла руки, позволив, чтобы его приковали к позорному столбу и нанесли шестьдесят ударов в соответствии с изначальным вердиктом. Однако после первого же удара, увидев его страдания, Юпитер горько пожалела о своем решении. Услышав его крики, она поняла, что допустила роковую ошибку: для любого блонди такое наказание означало смертный приговор. Тревога в ее сердце росла, но вмешательство представлялось невозможным — она бы навсегда погубила свой авторитет. Юпитер была вынуждена беспомощно смотреть, как Ясон теряет сознание и приходит в себя — снова и снова…

И вдруг вперед вышел Рики, не думая о себе, движимый лишь чистой, бескорыстной любовью к хозяину. И это было так прекрасно, что Юпитер более не могла таиться в тени. Тот самый монгрел, к которому она так долго не питала ничего, кроме ревности и глухого раздражения, в один миг заслужил ее признательность и даже нечто вроде симпатии. Он спас хозяина от страшных мук, и, впервые взглянув на него другими глазами, Юпитер поняла, что узы, связывающие этих двоих, даже она сама не в силах разорвать. И тогда она остановила руку палача, решив наконец даровать Ясону то, о чем он столько раз ее умолял, чего так упорно добивался, получая отказ за отказом.

Он может оставить себе своего храброго маленького пета. Ради Ясона Юпитер пошла даже на то, чтобы сделать исключение из правил и приравняла монгрела к петам А-класса: присвоение полукровке столь высокого статуса позволит прочим представителям элиты примириться с самим фактом его существования.

Оставшись в одиночестве в своем святилище, Юпитер долго предавалась размышлениям, пока не осознала, что никогда не сможет испытать такую же близость с Ясоном, какая связала блонди с его петом. Кроме того, она поняла, что установленные ею законы утратили свою роль: из инструментов защиты Амои и поддержания порядка они превратились в препятствие на пути к благополучию ее детей, а посему рано или поздно мятеж становился неизбежен.

И пока граждане наравне с негражданами праздновали и веселились всю ночь до утра, Юпитер переписала Генеральный Кодекс для нового мира, который рождался на ее глазах.

Ясон всеми силами старался не потерять сознание. В голове тревожно билась одна единственная мысль: Рики. Блонди не сомневался, что слышал крики своего пета. Рики в беде и зовет на помощь — но какие бы усилия Ясон ни прилагал, он, казалось, никак не мог выбраться на поверхность из бездны тьмы и боли.

И вдруг он увидел знакомое лицо. С расстояния в несколько шагов на него с беспокойством смотрел… Рауль.

— Тебе снится сон. — Мягкий голос уносил тревогу прочь. — С Рики всё хорошо.

На Ясона обрушилась чернота, весь мир куда-то провалился, и он сам вместе с ним, хватаясь, как за тонкую соломинку, за тихие убаюкивающие слова Рауля. На бесконечно долгое время он просто перестал существовать. Когда боль внезапно снова выдернула его в реальность, его тут же окутало чудесное тепло, и боль исчезла, растворилась под действием самых эффективных медикаментов. Блонди опять погрузился в темноту, но на этот раз — в спокойную дрему, наполненную безмятежными текучими сновидениями.

Открыв глаза, Ясон снова увидел Рауля: тот сидел в кресле у кровати и не сводил с него пристального взгляда. Они оба находились в пентхаусе, в хозяйской спальне.

Рауль положил ладонь ему на лоб и улыбнулся с явным облегчением:

— А жар у тебя спал.

Ясон с недоумением смотрел на друга, пытаясь вспомнить, что произошло. В голове мелькали разрозненные картины публичной порки, и блонди внезапно содрогнулся: воспоминания о боли и смятении острыми стеклянными осколками пронзили мозг.

— Тебе что-нибудь нужно? — спросил Рауль.

— Рики, — прошептал Ясон.

Рауль взял его ладони в свои, и лицо его сделалось серьезным.

— Сейчас тебе не стоит его беспокоить. Он спит.

Ясон нахмурился.

— Так разбуди его! — с раздражением потребовал он. — Я желаю его видеть.

— Его нельзя будить, Ясон. Он… еще не совсем поправился.

— Что?! — воскликнул блонди. Он обнаружил, что лежит на животе, и хотел было вскочить на ноги, но, к своему ужасу, понял, что не в силах даже приподняться.

— Не пытайся встать! — прошептал Рауль. — Тебе еще рано. Успокойся, Ясон, я расскажу тебе о Рики.

— Расскажешь? Что ты мне расскажешь?!

— Ясон, с ним всё будет в порядке. Но ему сильно досталось. То, что он для тебя сделал… Это был очень смелый поступок.

— Ты о чем? — вскинулся Ясон. — К чему ты клонишь? Где он?

— Спит в своей комнате. Я расскажу тебе, что произошло, только обещай не принимать слишком близко к сердцу.

Эти слова всколыхнули все тревоги Ясона, и он снова дернулся, пытаясь подняться.

— Что мне нельзя принимать близко к сердцу? Он болен? Ранен?

— Ясон, лежи спокойно, иначе ничего от меня не узнаешь! — прикрикнул на него Рауль.

— Пожалуйста, расскажи мне всё!

— Я и пытаюсь! Ты что, меня не слышишь? Хватит дергаться, лежи тихо!

Ясон наконец сдался и полностью расслабился — только глаза глядели на Рауля с мольбой.

— Что случилось с Рики?

— Ему уже лучше, как и тебе. Ясон, когда тебя… пороли, Рики, он… ты сам прекрасно знаешь, как я отношусь к этому монгрелу, но надо отдать ему должное, он совершил… невероятный поступок. Он выскочил на помост, закрыл тебя своим телом и заявил, что хочет принять оставшиеся удары кнута.

Ясон не мог поверить своим ушам и в глубоком изумлении уставился на Рауля — ему начало казаться, что он до сих пор не пришел в себя.

— Что ты такое говоришь?

— Я говорю, что он тебя заменил. По словам Ксантуса, это был двадцать восьмой удар. Ты потерял сознание и, боюсь, долго бы не протянул. И тут появляется он, срывает с себя рубашку и настаивает на том, чтобы стать твоей заменой. Признаюсь, я бы не поверил, если бы не видел всё собственными глазами.

Губы Рауля тронула легкая улыбка: он вспомнил, как его охватил благоговейный трепет, когда маленький несгибаемый монгрел бесстрашно стоял перед грозным Каном, который держал в руке окровавленный кнут и одним своим голосом мог заставить трястись поджилки у большинства блонди.

Ясон медленно впитывал информацию, и в его сердце клубком сплетались самые разнообразные чувства. Готовность Рики принять за него наказание глубоко потрясла блонди и растрогала едва ли не до слез — так, что он поначалу не мог вымолвить ни слова. Его пет… сам подставился под кнут? Ясон теперь на собственном опыте знал, через какой ад Рики пришлось пройти, и одна мысль о его страданиях острым шипом впивалась в сердце. По сравнению с кнутом усмирительная трость или другие телесные наказания, которым хозяин подвергал своего непокорного пета, — просто детские игрушки. Это была чистая боль в своем наивысшем качестве — режущая, неистовая и пронзительно безысходная. Как ни велики были благодарность и восхищение блонди поступком монгрела, принять подобную жертву оказалось нелегко. Рики добровольно занял место хозяина, подставил ему плечо в самый тяжелый час его жизни — но какие же чудовищные муки незаслуженно выпали на его долю! Ясон сходил с ума от беспокойства: мог ли пет вообще пережить подобное наказание? Сколько ему досталось? Охваченный страхом и отчаянием, блонди, казалось, разучился считать. Но если Ксантус остановился на двадцать восьмом ударе, это означает… возможно ли такое? Оставалось еще больше половины… Неужели пет получил… тридцать три удара кнутом? Больше, чем выдержал он сам?!