Я ненавижу тебя, чертов Уильямс! (СИ)

Дорога проходит незаметно, а Мэттью все прокручивает и прокручивает в голове на повторе одни и те же слова. Он до сих пор не может до конца разобраться, что движет Джеймсом, как ни пытается анализировать поведение того, но знает, что получил фактически единственный свой шанс быть с ним рядом. И Мэттью Уильямс этот шанс упускать так просто не намерен.

На работе в столь ранний час слишком пусто. Оно и не удивительно, первый день после отпуска далеко не у всех становится рабочим. Мэтт знает, что и съемок сегодня не будет, но все равно приезжает в привычное для себя время. Пустота, однако, все равно кажется слишком непривычной и странной. Не слышно ни разговоров, ни веселого смеха коллег, ни чьих-то перепалок. Мэтт для проформы обходит помещение и опускается на диванчик как раз в тот момент, когда открывается дверь.

— Мэтти, кексик мой, ты уже тут? — знакомый голос теплом отдается в душе, когда Мэтт разворачивается и здоровается с Керклендом. И тут же осекается, потому как сердце стремительно летит вниз. — Я пойду подготовлюсь, а вы, сладенькие, думаю найдете чем занять это время, — он подмигивает слишком понимающе и спешит к своему кабинету. А вот его спутник так и замирает около входа.

— Мой дядя иногда слишком настойчивый, — Мэтт не очень понимает, к чему брошена эта сухая фраза, зато чувствует в ней явную неловкость и смущение. Джеймс, черт подери, смущается, и Мэтт прекрасно видит это по глазам.

— Да брось, он просто слишком заботливый, — Мэтт промаргивается, отходит от удивления и двигается на край дивана. — Чай будешь?

— И кто тут еще заботливый… — Джеймс сонно ворчит и зевает, но все же плюхается рядом. — Давай лучше кофе.

Мэтт кивает и подрывается с места. Он запросто находит чашку Джеймса среди остальных — ну, а кому еще придет в голову пить из чашки с висельником? — останавливается у кофе-машины и буквально чувствует, как цепляется за него чужой взгляд. У Джеймса вообще есть странная привычка постоянно рассматривать его. Словно он ищет что-то в Уильямсе, и никак не может этого найти, сколько не пытается. Мэтт уже как-то спрашивал, что именно Джеймса интересует, но тот лишь помотал головой и перевел тему.

— Вот, — Мэтт протягивает кружку с кофе, садится рядом и тянется за своим чаем.

— Спасибо, — это так же звучит ворчливо, но Уильямс уже научился по интонациям различать, когда Джеймс реально злится, а когда просто напускает на себя эту нелюдимую маску. И сейчас, определенно, последний случай.

— Да не за что, — Мэтт разваливается поудобнее на диване и с улыбкой смотрит в пустоту, пока на ум не приходит одна мысль. — Слушай, а ты свободен на выходных? — Уильямс спрашивает это быстрее, чем сам успевает подумать над вопросом и тысячу раз проклясть себя за него.

— Смотря, что ты предложишь, — Джеймс хмыкает и тянет губы в усмешке. — Если что-то слишком заунывное, то я, пожалуй, занят с братом на катке, — продолжает говорить он.

— Кино, — Мэтту такие угрозы не страшны.

Джеймс постоянно огрызается, ворчит, фыркает и вообще ведет себя так, словно ему до фени абсолютно на всех и, особенно, на Уильямса. Вот только Мэтт прекрасно знает, что не будь у Джеймса малейшей заинтересованности, он бы не сидел сейчас рядом, не терпел предыдущие несколько прогулок и не предложил бы встречаться. Джеймс просто не из таких людей, которые станут делать что-то совсем себе отвратительное, и Мэтт уже успевает это понять. И нагло пользуется его интересом. В конце концов, Джеймс предложил ему игру, и Мэттью не намерен проигрывать так просто.

— Какая-нибудь мелодрама, последний ряд и поцелуи? — Джеймс скептично выгибает бровь. — Ну уж нет, я пас, — он уже хочет встать с места, но Мэтт ловит его за руку.

— Еще чего, — голос Мэтта звучит как-то обиженно, словно он поверить не может, что его ассоциируют с таким набором. — 3D на вип-местах с попкорном и боевиком, что скажешь?

Джеймс молчит с секунду, а потом вдруг смеется и прикрывает ладонью лицо. Он словно не хочет, чтобы кто-либо вообще видел его лицо без хмурой мины или ухмылки, и прячется за собственной рукой. Мэтт смотрит на это слишком удивленно, не понимая, чем вообще вызван смех.

— Ты бы видел свое лицо, — Джеймс старательно корчит обиженную мордашку, но получается плохо. — Меня первый раз приглашают на свидание с таким выражением, — он все же успокаивается и, отставив чашку, откидывается на спинку дивана.

— Подумаешь… — Мэтт отводит в сторону взгляд. — Так что с кино? — настойчиво продолжает он.

— Ты не похож на того, кому нравятся боевики, — Джеймс пожимает плечами и привычно усмехается. — Прощупываешь почву, чтобы завоевать доверие? — Мэтт аж воздухом давится от такого предположения:

— Вот уж нет, — бурчит он. — Ты просто слишком плохо меня знаешь, — на губах уже тянется мягкая улыбка, но взгляд все такой же серьезный и уверенный.

— Вот как… — Джеймс оказывается слишком близко и мягко ведет грубой ладонью по скуле. Где-то сзади слышны голоса на лестнице. — Тогда один ноль в твою пользу, а брат с катком подождут еще недельку.

Мэтт никак не привыкнет к этим властным поцелуям. Он задыхается всякий раз, когда Уильямс накрывает его губы, тянет чуть ближе к себе и заставляет подчиняться. Так же он задыхается и сейчас. Сзади открывается дверь, и входят Альфред с Ваней. Но Мэтт не слышит, он полностью растворяется в этих губах и хвойном запахе, снова забитом лекарствами.

— Буду ждать тебя в субботу, — хмыкает Джеймс совсем рядом и прикусывает напоследок губу Мэтта, оттягивая ее. — А сейчас — удачного рабочего дня.

В его голосе снова усмешка, когда Уильямс поднимается с дивана и идет в кабинет к Оливеру. Мэтт сглатывает и смотрит куда-то в пустоту, стараясь угомонить бешенное сердцебиение. О работе в данный момент Уильямс думать точно не может, как и вообще обо всем мире вокруг.

— Ну вы даете, — этот самый мир сам врывается в мутное сознание в лице Альфреда. — Я уж думал вы прямо здесь… ну, того…

До Мэтта с трудом доходят слова, а когда доходят, лицо заливается ярко-алой краской смущения. Уильямс спешит закрыть его ладонями, а мозг, кажется, грозится испариться — столь горячей ощущается голова. Рядом останавливается Ваня и качает головой.

— Брось, у Альфреда просто слишком буйная фантазия, — он почти по-отечески трепет Мэтта по волосам под возмущенным взглядом Ала. — И все мысли только о сексе.

Звучит это как-то с подтекстом, причем, судя по недовольному сопению рядом, весьма явным. Мэтт не может удержаться от тихого смеха и кивает. Жар потихоньку отступает, хотя губы его до сих пор слабо горят от явного и желанного укуса.

***

— А у тебя тут уютно, — Доминик переступает через порог гостиной и торопливо осматривается.

Уютно, это еще мягко сказано. Просторное помещение светлое и отделано со вкусом. В центре его удобное кресло и диван, перед ними журнальный столик, а на стене большой телевизор. А еще Родерих очень любит дороговизну и фарс, поэтому все стеллажи и полки вдоль стен гармонично заставлены всякими цацками. Гилберт рядом так же озирается по сторонам с непривычно серьезным лицом.

— Обычная гостиная, — Родерих пожимает плечами, но его довольства не заметил бы только совсем глухой.

Обычная… Гилберт с Домиником переглядываются, думая примерно об одном и том же. Сами они живут даже не в доме — в съемной квартире, с одной комнатой, кухней, ванной и жалким подобием прихожей. Это не от скупости, хотя деньги есть и на более дорогое жилище, но им обоим достаточно и такого. Вот только сравнивая с двухэтажным домом Родериха, смотрится оно жалко. Настолько же жалко, как должно быть для Эдельштайна выглядит собственный дом в сравнении с фамильным имением — Доминик прекрасно помнит огромный фасад того здания, а потому может себе представить и внутреннее убранство. Вот только вход в фамильное гнездышко для Эдельштайна закрыт навсегда, как закрыт путь в свои дома и у Доминика с Гилбертом. И не то что бы кто-нибудь из них троих туда сильно стремился — приятного в прежних семьях мало у всех них.