Герой не твоего романа (СИ)

— Ох, это верно, — согласился Кюхён, смиренно прикрыв глаза. — Теперь я не могу создавать заклинания для других. Могу лишь сам использовать ту силу, что мне подарили духи и боги за долгие годы медитаций. Она однажды тоже иссякнет, но на несколько лет мне ее хватит. Сам подумай: не будь ее, как бы я летал по воздуху? — И Кюхён, подмигнув, снова поднял вверх указательный палец, над подушечкой которого, словно это была зажигалка, вспыхнуло пламя.

— Знаете, на вас люди странно посматривают, — сказал Джеджун, снимая свой пиджак и набрасывая его на плечи мага. — Огонь убирайте. И оденьтесь, пожалуйста.

— Пиздец! — сорвался на нецензурную лексику Чанмин, дождавшись, пока Джеджун уведет Кюхёна в больницу. Он достал свой телефон, открыл некий текстовый файл и раздраженно провел рукой по волосам. — Вот мы с Юно влипли! Внутренний запас магии у этого кретина? Но там же упоминались только бумажки!..

====== Глава 8 ======

Кюхён родился в небольшой деревне у подножия Священной горы. Семья была бедной, а он стал уже восьмым ребенком; родители, подумав, решили поднять его на гору и отдать на воспитание в расположенный там монастырь, который славился тем, что там служили могущественные маги. Таким образом, в два года Кюхён стал послушником. Конечно, это означало, что он навек лишался всех простых радостей жизни; зато его больше не ждали нищета и тяжелый труд крестьянина.

Кюхён подавал большие надежды: он легко учился, много читал и снискал благоволение всех возможных божеств. Правда, его наставник Мун Хиджун, который стал обучать мальчика уже в подростковом возрасте магии, все равно постоянно брался за бамбуковую палку. Кюхён, хотя уже к четырнадцати годам умел создавать заклинания и общался с духами умерших, идеальным монахом не был — он любил посмеяться. Запрета на юмор в монастыре Священной горы не водилось, однако царило негласное правило, предписывавшее вечную безмятежность и погруженность в отстраненное созерцание. И тут — Кюхён, готовый хихикать, к примеру, над тем, как ворона тащит у кошки еду, и даже сам шутить! «Не престало монаху веселиться!» — говорил брат Хиджун и требовал, чтобы Кюхён подготовился к порке. Тот безропотно принимал наказание — знал, что заслужил. А на следующий день шутил с призванным духом.

Окончив обучение, Кюхён стал монахом и магом, слава о котором быстро распространилась по окрестностям: он создавал заклинания и амулеты, все из которых работали (у его среднестатистического соратника действовало чуть более половины всех «поделок»). А такие услуги пользовались спросом. Повсюду бесчинствовала нечисть: неупокоенные духи, оборотни, вампиры, зомби — и охотники, натренированные для битв с ними, часто покупали волшебное «оружие». Такое разделение труда объяснялось просто: все маги были монахами, и им запрещалось сражаться; а кому разрешалось, те не общались с высшими сущностями. Монастырю это было выгодно: он процветал. Правда, сами монахи почти ничего не получали за свои труды, потому что вся выручка от продаж артефактов шла на отделку храмов и помощь бедным (Кюхён бы с удовольствием проспонсировал свою семью, но, по правилам, не знал, кто его родственники).

В мире, населенном потусторонними существами разного толка, жил-был и один потомственный охотник — Шим Чанмин. В бой вступал охотно, но неизменно терпел поражения: с его внешними данными, как поговаривали друзья, надо было кисэн становиться, а с характером — в уличные артисты идти. Чанмин загрустил и отправился в монастырь на Священной горе. Обучение под началом монахов было у охотников в ходу. Магией они, конечно, не овладевали, но учились понимать врага, получали множество важных знаний и учились контролировать себя.

Чанмин проделал долгий путь, чтобы прийти на Священную гору, и явился в тот злосчастный момент, когда все уважаемые братья уже взяли на обучение по одному охотнику. Все — кроме Чо Кюхёна. Тот уже достаточно проявил себя, чтобы просвещать других, но был слишком молод и пока не попробовал себя в роли учителя. «Он твой, » — решил Чхве Шивон, самый могущественный маг на горе. Чанмин приветливо похлопал глазами, подошел к сидящему на коленях Кюхёну и изъявил надежду на то, что они подружатся.

— Я твой учитель, а не друг, — пригрозил пальцем Кюхён. — Прошу об этом никогда не забывать.

— Да ла-а-адно тебе, — протянул Чанмин, хлопая по плечу обалдевшего монаха. — Мы же явно ровесники. Ты мне говори, что и как делать, я постараюсь не оплошать. А всякие эти «да, господин учитель» лучше отбросим в сторону, это только мешать будет.

Кюхён закрыл глаза и поднял вверх одну руку. Чанмин сдвинул брови, не понимая, что он имеет в виду. А монах ничего и не хотел сказать этим жестом — он сконцентрировался на дарованной ему богами и духами магической силе, которую использовал для того, чтобы, не прикасаясь к охотнику, вышвырнуть его из приемного зала.

— Ты отказываешь ему в своем наставничестве? — спросил Шивон.

— Нет, я его проучил, — улыбнулся Кюхён. — Нужно сбить с него спесь. Только поглядите, как смешно он кувыркается.

Мун Хиджун, тоже находившийся в зале, хотел объявить порку бамбуковой палкой, но вовремя вспомнил, что Кюхён уже давно не является его учеником. А Чанмин, проворно влетевший обратно в помещение и потирающий ушибленное мягкое место, подбежал к своему учителю, поразмыслил пару секунд, упал на колени и низко склонил голову.

— Ты действительно велик, маг Священной горы! — с жаром воскликнул он. — Прошу, учи меня!

— Конечно, юный охотник, — мягко ответил Кюхён, погладив его по макушке. — Ты наказан и спать сегодня будешь у входа в главный храм. Перед сном ты должен прочесть сорок мантр из того свитка, что я тебе дам.

— Да хоть пятьдесят! — ответил Чанмин. — А я научусь так же людьми бросаться?

— Отнюдь.

— Тогда ну его…

И Чанмина снова унесло прочь из зала.

— Поздно отказываться, — заметил Кюхён, поднимаясь на ноги. — Ты уже попросил меня учить тебя, и я дал согласие. Теперь ты будешь отпущен из монастыря только тогда, когда твой учитель так решит.

— Да-а-а, учитель, — простонал Чанмин, который на этот раз ухитрился скатиться с лестницы в пять ступеней.

Чанмин оказался очень старательным, но бестолковым учеником. Если ему давали прочесть десять манускриптов — он охотно читал все, но того, что оставалось в его голове, хватило бы только на один. Когда Кюхён отправил его медитировать под ледяными струями водопада — он без пререканий просидел в позе лотоса положенное время, однако потом простудился и отказывался выходить из своей комнаты даже под угрозой наказания. А во время того, как монах читал запись длинной и весьма занудливой философской беседы основателя монастыря с раскаявшимся оборотнем, Чанмин под видом глубокой задумчивости просто-напросто уснул. «Вы можете меня выпороть!» — виновато сказал он, когда Кюхён разбудил его затрещиной. «А толку-то, » — пожал плечами монах.

Зато, как ни странно, Чанмина полюбили духи умерших. Может быть, им стало скучно в обществе вечно серьезных магов, но после того, как монах однажды призвал духа в присутствии Чанмина и тот набалагурил так, что сам Кюхён хохотал до колик в животе, покойники стали преследовать охотника. Они были не слишком давно умершими и еще очень привязанными ко всему земному; но сам факт того, что Чанмин мог травить байки о собственной жизни при пяти или шести духах, шел вразрез со всем, что до сих пор помнили в монастыре.

— Его можно обучить очень многому, его любят бестелесные сущности, — сказал Шивон. — Не прогоняй этого юношу. Если ты приложишь достаточно усилий, он сможет стать одним из тех удивительных охотников, которые имеют магические способности.

— Я сделаю все возможное, — пообещал Кюхён.

Получив требование сделать из Чанмина грозу нечисти, первым делом монах взял охотника в путешествие. Вооружившись магическим посохом и маленькой холщовой сумкой с самым необходимым, он повел ученика в странствие. Он думал, что долгие трудные переходы, встречи и беседы с разными людьми помогут Чанмину духовно очиститься. Да вот как бы не так…