Blackbird (ЛП)

***

В 8.15 прекрасным летним утром на Хиросиму с неба упал «Малыш». (5)

________________

1.Фольксштурм (нем. Volkssturm) — отряды народного ополчения Третьего рейха, созданные в последние месяцы Второй мировой войны для отражения натиска союзников на его территорию.

2. Неточная цитата из статьи «Удержат ли большевики государственную власть?» (1917) В. И. Ленина (1870-1924).

В первоисточнике: «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас вступить в управление государством. Но мы (…) требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники. Мы требуем, чтобы обучение делу государственного управления велось сознательными рабочими и солдатами и чтобы начато было оно немедленно, т. е. к обучению этому немедленно начали привлекать всех трудящихся, всю бедноту».

3. John Derrick Mordaunt Snagge (8 май 1904 — 26 март 1996) — британский диктор и комментатор на радио BBC.

4. На самом деле первыми Знамя Победы над Рейхстагом водрузили Михаил Егоров и Мелитон Кантария.

5. Утром 6 августа 1945 года американский бомбардировщик B-29 «Enola Gay», названный так по имени матери (Энола Гей Хаггард) командира экипажа, полковника Пола Тиббетса, сбросил на японский город Хиросиму атомную бомбу «Little Boy» («Малыш») эквивалентом от 13 до 18 килотонн тротила.

========== Chapter 4: London, Part One (1) ==========

Комментарий к Chapter 4: London, Part One (1)

Примечание переводчика:

С этой части фика речь идет про Холодную войну, когда после разгрома фашистской Германии США стали выдавать денежные средства Западной Европе, сильно пострадавшей от войны. Капиталистический Запад не поддерживал коммунизм и требовал помимо прочего расформирования коммунистических партий в европейских государствах. В отличие от Западной Европы, восточноевропейские страны не согласились на это и занялись разработкой ядерного оружия, чтобы лишить США ядерной монополии.

Получающая финансовую помощь Великобритания согласилась с условиями США, соответственно, отношения с СССР охладели.

«Жизнь, которой мы сейчас живем, — это не жизнь, а стагнация, смерть посреди жизни. Посмотрите на эти убогие дома и на бесполезных людей в них. Иногда я думаю, что все мы мертвецы. Просто гнием в вертикальном положении».

Джордж Оруэлл,

«Да здравствует фикус!»

Звук за пределами звука, свет за пределами света… Мельчайшие частички, составляющие атом, проносятся потоком и будоражат все пять чувств, воспламеняя воздух. И нет пространства, чтобы кричать, нет пути, чтобы бежать, нет ничего, кроме света, жара и звука…

Юри подскочил на кровати из-за отвратительного гудка автобуса, ворвавшегося в его спальню сквозь тонкое стекло окна. Проведя вспотевшей ладонью по лицу, он нащупал на тумбочке очки, чтобы посмотреть время. Полвосьмого. Опять забыл поставить будильник.

Юри вздохнул и выполз из-под одеяла, скривившись от внезапного холода. В ванной он умылся и взбил плотную пену кисточкой, прежде чем нанести ее на лицо и побриться лезвием. Истинный английский джентльмен предпочтет скорее опоздать на работу, чем выйти из дома небритым, и если в жизни Юри еще и оставались хотя бы какие-то устремления, то они касались поддержания облика истинного английского джентльмена. По крайней мере, внешне. Избегая смотреть на отражение в зеркале, он сконцентрировался на ощущении лезвия, водя им по коже ровно с таким нажимом, чтобы не порезаться.

Солнце поднималось все выше, наполняя квартиру блеклым январским светом. Юри намазал скудное количество джема на тост и попытался завтракать и одеваться одновременно, и приходилось смахивать крошки с рубашки, пока он разыскивал носки в ящике комода.

В каком-то смысле Лондон всегда казался январским. Узкие улочки и отделанные белой штукатуркой здания в Пимлико постоянно создавали вокруг себя какую-то холодную атмосферу, скрывающую шершавые, все еще не зажившие раны от блицкрига. Юри выкатил велосипед из подъезда вниз по ступенькам крыльца, запрыгнул в седло и поехал, рассекая утреннюю прохладу. К счастью, дождь еще не начался, но туман густо перекатывался по крышам, приглушая почти все звуки города, кроме самых резких. Вот уже в течение четырех лет Юри ездил по этой дороге каждый будний день — через Воксхолл-Бридж-роуд и улицы района Вестминистер прямо к высокому зданию на углу, где меркнущая империя занималась всемирным шпионажем. Или, если верить хитрой табличке на двери, где Юри и его коллеги занимались производством и продажей огнетушителей.

— Решил сегодня все проспать, а, Кацуки? — дружелюбно подначил его Артур, когда они столкнулись на лестничной клетке четвертого этажа.

— Зато я не отпрашиваюсь с работы пораньше, чтобы послушать очередной выпуск «Дневника миссис Дейл». (1)

— О, Вы ранили меня, сэр! Как насчет ланча вместе сегодня?

— Я дам знать.

Закрыв за собой дверь кабинета, Юри выдохнул с облегчением, зажег сигарету из пачки, хранившейся на книжной полке, и осмотрел кипы бумаг, заполонившие его стол еще с прошлой недели. Среди них была какая-то непрекращающаяся чушь от несогласных националистов-милитаристов из Японии, слишком небрежно переведенная американцами, а также очередные пограничные чертежи от немецких коммунистов в британских зонах оккупации. Тринадцать лет назад, когда он впервые попал в Англию, все это показалось бы сущим кошмаром. Четыре года назад, когда он покинул Берлин под покровом ночи, это показалось бы сущей ерундой. Теперь же это стало обычной рутиной, и все секреты мира лежали перед его глазами в ожидании сортировки и перевода на английский язык. Он выпустил столбик дыма в потолок и уселся за стол, придвигая к себе японский текст.

Если дождь не начнется до обеда, тогда можно будет перекусить с Артуром. А если начнется, то… Юри не особо хотелось изобретать отмазку, почему у него не было с собой зонтика. Проблема работы в такого рода конторе заключалась в том, что коллеги имели очень хорошее чутье на ложь, и Юри знал, что скажи он, что забыл его в автобусе, то еще до начала ланча Артур запросто бы выудил из него правду, которая заключалась в том, что Юри забыл зонт у Тристана. (И он не собирался возвращаться за ним).

Однако, ценным свойством работы в разведке было то, что даже если бы его коллеги узнали, что он гомосексуалист, то это было бы не так ужасно, как если бы это произошло тогда, когда он притворялся иностранным бюрократом в нацистском Берлине. Артур хорошо держал язык за зубами — еще бы, он учился в Даремском университете, но Юри всегда скрывал свою личную жизнь за удобными эвфемизмами, не желая ничем делиться. Пусть сплетничают. И, если честно, он не хотел обсуждать Тристана вообще ни с кем.

Давно пора уже было пресечь откровенные попытки Минако с кем-то его свести. Юри пока еще смотрел на это сквозь пальцы из-за одного студента, пишущего докторскую у Челестино, с которым Минако познакомила его в октябре — с ним он завел крепкую дружбу. Но только дружбу. И ему просто в голову не приходило, что она сочтет его бывшего бойфренда достаточно хорошим вариантом, чтобы подсунуть ему.

Когда им было по двадцать, они любили друг друга с той наивной самоуверенностью, которая бывает у всех двадцатилетних. Теперь же им было по тридцать, и пока Тристан беспечно проводил войну, вещая из Нью-Йорка и Вашингтона для Би-Би-Си, Юри занимался воровством секретов, совершил хладнокровное убийство и завязал донельзя глупый, но всепоглощающий и страстный роман с советским шпионом. Не его вина, что ему снились сны, которые опутывали его разум, впивались в память и иногда превращались в кошмары. Не его вина, что в темноте один стройный, светловолосый мужчина очень походил на другого.

Да и какая разница, чья это вина. Купить новый зонт все равно придется.

Юри на автомате делал пометки, выкурив сигарету чуть ли не до самых пальцев. Четыре года — достаточно, чтобы двинуться по жизни вперед; четыре года, прожитых в другой стране совершенно новой жизнью. По всему городу ремонтировали то, что было разрушено, восстанавливали улицы и здания или строили на их месте новые. Правительство воплощало проект по перестройке всей страны, чтобы она обрела новый облик, максимально близкий к социализму при сохранении монарха и парламента.