Blackbird (ЛП)

— Да, — сразу ответил Виктор.

— Виктор, тебе не нужно… — начал Юри.

— Нет, нужно.

Они долго и тягостно смотрели друг на друга, пока Эмиль не кашлянул.

— Хорошо. Ну, герр Юри, Вы составили список? — Юри протянул его вместе с ключами, и Эмиль принял их. — Отлично. Я пошлю к Вам домой Люси, которая встретила вас у дверей, хорошо? Она работает в массовке, поэтому умеет быть невидимкой. Все остальные в курсе, что происходит, но я попросил их оставить Вас в тишине и покое. Может, попробуете немного поспать до вечера? В Швейцарию путь долог.

После небольшой суеты из-за того, что Виктор потерял весь день, — как будто любые из встреч Стефана Риттбергера имели сейчас какое-то значение! — и еще одной рюмки бренди от нервов, Юри наконец позволил уложить себя на диван, чтобы отдохнуть. Его голова расположилась на коленях Виктора, а старая занавеска, предложенная Эмилем, послужила одеялом. Засунув очки Юри в карман пальто, Виктор начал поглаживать его по волосам, пока тот проваливался в сон, и не сводил с него глаз. Виктор должен был запомнить каждую деталь, каждый изгиб и угол, и то, как свет и тень играли на его чертах. У него не было фотографий Юри, никаких сувениров, лишь хрупкий ворох воспоминаний.

Он не собирался плакать. Ни за что. Ему нужно было взять себя в руки ради Юри, чтобы благополучно проводить его с любовью и улыбкой.

Юри проснулся спустя несколько часов, неуклюжий и с щетиной, показавшейся на его подбородке. Люси доставила чемодан с его вещами, и кто-то из труппы принес им немного еды, на которую Юри жадно накинулся. У Виктора аппетит все еще отсутствовал.

— Вам скоро уезжать, — сказал Эмиль, высунув голову из-за угла, когда Юри заканчивал есть. — Примерно через три часа пойдет скоростной поезд из Лейпцига в Нюрнберг, затем нужно сделать пересадку в Ингольштадте.

Юри кивнул и встал, чтобы надеть пальто, а Эмиль подошел прямо к Виктору.

— Я знаю, что Вы не скажете мне, кто Вы, я и не собираюсь спрашивать, но если я прав в своих догадках, то когда Вам понадобится какая-нибудь помощь, приходите сюда. Если человек, который откроет Вам дверь, ответит, что здесь нет Эмиля, просто попросите Богемца. Тогда они поймут, что Вы один из нас.

— Спасибо, — сказал Виктор, схватив руку Эмиля своими двумя. — Благодарю Вас, всех Вас, за все. Я не знаю, как отплатить вам.

Эмиль расплылся в мягкой улыбке и повернулся к Юри, который проверял вещи в чемодане.

— Если даже часть информации, которую я передал от него, принесла пользу в Лондоне, тогда он в большой опасности. Вы можете отплатить нам, доставив его в сохранности на поезд.

Солнце медленно садилось, пока они ехали к окраинам города, и тусклые фары «Штайра» бросали лишь тонкий пучок света на дорогу впереди. Виктор имел привычку выяснять обо всех новых контрольно-пропускных пунктах, которые появлялись в Берлине, но за чертой города их могли остановить. Их облик не был даже отдаленно респектабельным: оба небритые, с красными глазами. Конечно, у него была небольшая наличность в отсеке для перчаток, но подкуп солдат всегда был связан с большим риском.

В пелене тумана, застилающего улицы, ему пришлось еще больше сосредоточиться на дороге, но все, чего ему хотелось, так это посмотреть на Юри, впиться взглядом в его прекрасное лицо, вспомнить, как выглядело его тело, раскинувшись обнаженным и совершенно расслабленным между простынями на кровати Виктора всего несколько недель назад. Но чем дольше он смотрел на Юри, тем труднее было игнорировать крошечный голос в глубине разума, который говорил, что ты мог бы пойти с ним.

Он не мог. Конечно, он не мог. Паспорт на имя Риттбергера находился у него в доме, и, хотя для Юри этот переход границы не будет полностью законным, Виктор вообще застрял бы в Швейцарии, если бы поехал с ним. Англичанам он не нужен, кроме как чтобы вернуть его в Красную армию в качестве дезертира для суда и казни. А это полный абсурд.

Но он мог уйти. Если бы он этого хотел.

— Тебе нужно быть начеку ради твоей же безопасности, если в поезде появятся солдаты или гестапо, — сказал он. «Хотел бы я быть там, чтобы защитить тебя».

Юри повернулся, их глаза встретились, и даже в тусклом вечернем свете было ясно, что он знал Виктора слишком, слишком хорошо.

— У меня все еще есть оружие, — тихо ответил он. — Я буду смотреть в оба. Вряд ли я усну.

Виктор сглотнул.

— Ты напишешь мне? Ну, когда доберешься до Швейцарии. Только так я узнаю, что ты… что ты цел и невредим.

«Так у меня будет хоть что-то от тебя на память».

— Конечно, я напишу. Как только смогу.

Виктор крепче сжал руль. Как бы ему хотелось просто ехать дальше вместе с Юри, прямо на юг через Францию и Испанию к Португалии или через Альпы и Республику Сало к южной Италии, чтобы пронестись через Европу к морю, и когда в воздухе появился бы запах соли, это означало бы свободу.

Они были в нескольких километрах от Лейпцига, когда полил дождь. Юри коснулся локтя Виктора.

— Не мог бы ты свернуть, прежде чем мы въедем в город?

Виктор указал вперед, туда, где слабые лучи фар высветили сбоку от дороги небольшой закуток под сенью деревьев:

— Туда?

— Прекрасно.

И Виктор едва успел поставить машину на ручной тормоз, как вдруг его шляпа была сбита прочь, и Юри уже тонул в его объятиях и целовал его, как перед смертью, горячо, дико и отчаянно. Их губы скользили друг по другу, пока Виктор сжимал его за талию под пальто, а пальцы Юри водили по его взлохмаченным волосам. Сердце Виктора разбивалось в груди, как стекло, и острые, словно лезвия, осколки вонзались в легкие и кромсали все внутри. Он с внезапной, мучительной ясностью осознал, что это его первая и последняя большая любовь, что он мог бы встретить сотню тысяч других людей, но никто из них не сравнился бы с тем, как Юри ласкал и гладил его голову, как целовал его, словно Виктор был самим источником жизни. Он нашел любовь всей своей жизни, и никогда, никогда не увидит Юри вновь. Виктор крепко обернул свои руки вокруг него, прижавшись всем телом. Еще утром он думал, что все, что им нужно, так это чуть больше времени, но с Юри времени никогда не будет достаточно, даже если бы у них была целая вечность.

— Я люблю тебя… — произнес Юри около его рта. — Боже, Виктор, я не хочу уходить, я не хочу уходить от тебя — никогда.

— Юри, мой Юри, — быстро заговорил он, пока Юри бродил губами вдоль линии его челюсти, — почему я не могу пойти с тобой? Я не могу быть без тебя…

Юри крепко сжал его плечи и снова поцеловал его, болезненно нежно.

— Послушай меня, Виктор, — сказал он, чуть отстранившись. Их лбы соприкоснулись. — Ты должен продолжать идти, продолжать наше дело. Нам всем нужно, чтобы ты остался в Берлине, даже если… — и его голос взлетел вверх, — даже если я не желаю ничего сильнее, чем взять тебя с собой. Но это больше нас, важнее нас. Так было всегда.

— Знаю, iskorka moya, — прошептал Виктор, и никогда еще прозвище Юри так не подходило ему, как сейчас. Юри был красивым, невозможным, ярким, как пламя. — Я знаю. Я так тебя люблю.

Когда они в сумерках подъехали к станции Лейпцига, то Юри, несмотря на дождь, положил чемодан на капот, открыл его, извлек книгу, а потом вложил ее в руки Виктора.

— Это «Романсы без слов» Верлена, — сказал Юри, когда Виктор прищурился, пытаясь разобрать название. — Первая книга, которую ты позаимствовал у меня. Думай обо мне, когда будешь читать ее, хорошо?

Виктор прижал тонкий том к сердцу, защищая его от непогоды и таким образом удерживая свои руки от того, чтобы вцепиться в Юри.

— Всегда… — вымолвил он.

—Что ж, — сказав это, Юри подхватил чемодан и посмотрел в сторону, на мокрый от дождя тротуар — куда угодно, только не на Виктора. — Берегите себя, капитан.

И затем он прошел через двери станции и исчез.

Виктор успел вернуться на место водителя, прежде чем его накрыло. На темной улице чужого города, окруженный звуком дождя, он прижал лицо к рукам и разрыдался.