Don't even care (СИ)

— Вы так молоды, Гарри. Ещё всё впереди, — словно подслушав его мысли, говорит агент Кадиган. — Они все мертвы, а ваша жизнь продолжается.

— Вот именно, — поддерживает её напарник. — Национальный герой, от девчонок, должно быть, нет отбоя.

Ободрения и заверения в том, что всё плохое позади, не нужны, но эти люди не понимают. Агенты надеются успокоить его, расслабить и получить всю возможную информацию. Словно, если он поверит в радужное будущее, все секреты полезут наружу.

Гарри спрятал их надёжно. В том уголке души, что отвечает за воспоминания о близости с Луи, где поселился страх мамы, в котором нет ничего, кроме реальности псов. Гарри не расскажет об этом.

Они думают, что он жертва, но это другое. Это зависимость. Как бы сильно наркоманам ни была нужна любовь, доза им нужна сильнее.

Но его наркотик, единственное, что заставляло чувствовать вкус жизни, исчез. Луи больше не существует.

Ежедневно Гарри борется с собственным сознанием, пытается захлопнуть дверь в тот тёмный угол своей души. Но Луи, даже будучи мёртвым, находит возможность помахать ему рукой с того света.

“Смотри, ягнёночек, как всё закончилось. Но ты старался, правда ведь?”

Правда?

Тогда.

В ворохе изношенных одеял, под защитой каменного потолка спальни, веки Луи трепетали, когда он тревожно ворочался, борясь со сном и грёзами. Гарри проснулся из-за его коротких импульсивных движений, из-за подрагивающих на коже пальцев.

Ноги оказались переплетены, рука Луи — переброшена через торс Гарри, подбородок упирался в плечо. Кожа была прижата к коже так тесно, что жар чужого тела полностью согревал, несмотря на распахнутое настежь окно и проникающий сквозь него холодный утренний воздух. До начала дня было ещё долго, но Гарри больше не мог заснуть, хотя послушно прикрыл глаза.

Рука на его груди скользнула ниже, перевернулась. По тонкому запястью Луи шла вязь чёрных цифр, пересекаясь со вздувшимися венами. Гарри провёл пальцами по ним, почувствовав под тонкой загорелой кожей пульс.

Учащённый.

Что бы ни снилось Луи, сон этот был не из приятных. Под веками, обведёнными темнеющими синяками усталости и нерегулярного сна, видно было, как беспокойно движутся зрачки. Ресницы трепетали.

Повинуясь инстинкту, Гарри обнял собственного похитителя, прижал ближе к своему боку, стараясь безмолвным присутствием успокоить, унять волнение. Луи вздохнул сквозь сон. Из тонких алых губ вырвался еле слышный потерянный всхлип, который ветер украл и унёс прочь. Гарри даже подумал, что ему могло показаться.

Голова полнилась смятением. Глядя в серый потолок, на неровные трещины в камне, он попытался вспомнить, каково это было — не чувствовать зависимость от другого человека на молекулярном уровне. Быть свободным.

Глубокий вдох, апрельский воздух, свежий и прохладный. Да, возможно, Гарри был свободен, но не понимал этого. Сейчас из особняка псов прошлая жизнь казалась кадром из чёрно-белого кино: незнакомая и потёртая от времени картинка. Ранняя потеря мамы, тяжёлые кулаки отца, унизительная подозрительность окружающих по отношению к его таймеру — всё это превратилось в пепел и развеялось по ветру, будто и не существовало. Луи сжёг всё.

Сексуальное желание, которое Гарри испытывал к Луи, больше не казалось чем-то ужасающим, не создавало проблему. Первый ужас схлынул, как волна на пляже, оголив шлифованные камни, оставив только интерес к нестандартной личности. Гарри хотел смотреть на Луи, хотел его чувствовать. Хотел понять.

От принятия собственного интереса петля на шее ослабла: Стайлс почти физически ощутил, как связь позволила ему чуть отдалиться и вздохнуть. Чем он и воспользовался, набрав полные лёгкие свежего воздуха. Несмотря на постоянную тупую боль в разбросанных по телу ссадинах и отсутствие контроля над собственной жизнью, прямо сейчас Гарри наслаждался заслуженной передышкой. И мечтал, чтобы день никогда не начался.

В лишённой барьеров голове Луи что-то происходило: он всё больше погружался в пучину кошмара. Гарри склонился и коснулся губами брови, едва заметно, чтобы не разбудить, — мама делала так в детстве. Тогда страх проходил, но Луи только дёрнул головой в сторону, даже сквозь глубокий сон отталкивая помощь.

Спокойствие рассеялось, стоило мыслям сконцентрироваться не на заключении в каменной тюрьме этого дома, а на вопросе спасения похитителя. Гарри очень медленно вложил собственную ладонь в ладонь Луи и сжал подрагивающие пальцы, пытаясь успокоить больше себя, чем его. Играть жертву в этом спектакле было не тяжело, но вот роль спасителя могла оказаться не по плечу.

Как спасти человека, относящегося к своей жизни, как к причуде? Философия псов, которую Гарри, наконец, постиг благодаря вчерашнему желанию Олли, препятствовала этому всей своей сутью. Задумка судьбы выглядела нелепо.

Луи дёрнулся действительно сильно и от этого проснулся. Рука на торсе Гарри напряглась, было заметно, как вздулись под кожей вены, и тут же соскользнула с тела. Рывком преступник сел, спрятав от Гарри своё лицо — плечи сгорблены, от тяжёлого дыхания спина заметно вздымалась и опускалась.

— Луи, — мягко позвал Гарри. Сердце в груди преступника билось оглушительно громко. — Ты в порядке?

Тот лишь сжал виски ладонями.

— Луи! — снова произнёс Гарри более настойчиво. В этот раз пёс обернулся на звук голоса.

— Доброе утро, — промурлыкал он, потянулся довольным котом, но где-то в чуть заметном дрожащем напряжении тела можно было увидеть фальшь. Луи лгал словами, действиями и всем своим нутром. — Продолжим наше вчерашнее занятие?

Не сразу Гарри уловил, что конкретно Луи делает: тот успел приблизиться вплотную. Язык облизал яркие губы, Стайлс невольно повторил движение.

Поцелуй оказался нежным. Дело было не в раннем утре и не в хорошем настроении Луи, а в его вранье. Ложь, которой он хотел отвлечь от заданного вопроса, рассыпалась, когда Гарри поцеловал в ответ. Он наклонился, приоткрыл собственный рот, но слишком медленно. Не прерывая движения обхватил нижнюю губу Луи. Рука тут же нашла своё место на шее преступника. Гарри зарылся пальцами в волосы на затылке и подтянул ближе, почти агрессивно.

— Догадался, значит, — хмыкнул Луи неразборчиво, всё ещё прижимаясь губами ко рту Гарри.

— Чем сильнее отталкиваю, тем быстрее теряю контроль, — и тут же обвинил. — Ты знал.

Стараясь не быть грубым, Гарри освободился из объятия, чуть отодвинулся. Луи мягко и рассеянно улыбался, но в глубине глаз застыла пугающая пустота.

— Так что тебе снилось? — продолжил настаивать Гарри.

Звуки в замкнутом пространстве комнаты казались настолько низкими, что их было едва слышно; Гарри приходилось напрягаться, чтобы разобрать шёпот Луи, и он снова наклонился ближе. Уже не для поцелуя, а чтобы услышать правду.

Но Луи молчал. Сжал свои клюквенные губы и внимательно разглядывал покрытые засохшей кровью ладони. Гарри также взглянул на свои пальцы. Тоже испачканные.

— Мне снились сны о рождении.

Преступник задумчиво посмотрел в окно на апрельское небо. В облике проскользнула потерянность, груз всех его мучающих снов, всех страшных воспоминаний. Гарри подумалось, что существовать с такой ношей за плечами — нелегко. Возможно, потому они и не цеплялись за жизнь.

— Но… человек не может помнить своё рождение?

Дрожащей рукой Луи потянулся за сигаретой. Гарри коснулся его плеча и понял, что мужчина, скорее всего, замёрз: из окна тянуло прохладным утренним сквозняком. Но было в светлых глазах что-то ещё. И оно вполне могло сотрясать тело ознобом.

— Ты хочешь увидеть лоно, из которого я появился?

Пальцы судорожно сжались на плече преступника: одно упоминание мамы заставляло леденеть от ужаса. Гарри прижался к Луи ближе, чтобы не упасть, и почувствовал, как вибрация проникла в ладонь и смешалась с дрожью собственного тела.

Луи выдохнул дымного призрака вверх и посмотрел Гарри прямо в глаза. Он собирался рассказать что-то тайное, настолько сокровенное, что даже в комнате потемнело — на утреннее солнце набежала туча.