Герой не твоего романа (СИ)

- Хён? – слабым голосом спросил Бэкхён, открыв глаза.

- Нет, – тихо ответил монах, поставив полупустой стакан на пол. – Здесь вообще нет твоих коллег.

Он поднялся на ноги и подошел к Чанмину, который все еще стоял в гостиной и держал на ладони сердце Донхэ. Кюхён сжал пальцами его запястье, и Чанмин, криво улыбнувшись, опустил руку. Мертвое сердце упало на ковер.

- Мне теперь к ним и не сунуться, – произнес вампир с легкой отрешенностью в голосе. – Я не то чтобы хотел. Просто забавно, что все так сложилось. Я их даже в иллюзии бросал – господин простил. Такое уж точно не простит.

- У тебя все еще есть семья, – сказал Кюхён, будто заглянув ему в душу. – Джеджун. И он в тебе действительно нуждается, в отличие от господ.

- Да, знаю. И ради него придется жить. Уж не представляю только, как теперь спасаться.

Шок не прошел, но стал немного ослабевать, и вернулась ужасная боль в ладонях. Кюхён убрал руку, которой сжимал запястье Чанмина.

- Все будет хорошо, верь в это, – посоветовал он. – Мысли материальны, и не нам с тобой это оспаривать.

Юно и Ючон, в свою очередь, никакого потрясения не испытали. Герцог, напротив, даже воодушевился: он покарал одного врага и бросил дерзкий вызов другому, подтвердил свой высокий статус и выпустил на волю хищную натуру. Ючону было жаль Чанмина – при всей своей «гениальности» он понимал, что в глубине души тот все еще был привязан к господам. Тем не менее, поступок Юно он одобрял и ничего страшного в нем не видел: Армия сопротивления тоже бывала весьма изобретательна, устраивая расправы над захватчиками.

Герцог отправился в душ, считая, что в использовании санузла неподалеку от места убийства нет ничего предосудительного. Майор нашел шкаф с одеждой Хангена (тот оставил в квартире много вещей, чтобы путешествовать налегке), выбрал черный костюм с белой рубашкой в синюю полоску и потащил все это в ванную. Герцог уже включил воду, и майор сел прямо на пол рядом с кабинкой, бросив одежду комом сбоку от себя. Зазвонил телефон: SM сообщали о том, какие шаги необходимо предпринять для придания всему случившемуся оттенок вменяемости. Ючон все запомнил и пересказал герцогу, как только тот вышел из душа. Вожак стаи, разумеется, не «послушался», а «принял к сведению», улучшив план своими идеями.

- Нужно везти Чанмина в больницу, – строго сказал Юно, возвращаясь в гостиную и на ходу застегивая пуговицы рубашки. Вампир повернулся к нему, внимательно слушая, а Кюхён продолжил отстраненно разглядывать лежащее на мягком ковре сердце. – Врач Ким Джеджуна, что когда-то ставил диагноз настоящему Кюхёну, поможет нам и на этот раз. Скажем, что отвезли его в частную клинику. Свои люди будут очень кстати, потому что Чанмину придется действительно провести в больнице положенное для восстановления время: рядом будут сутками дежурить журналисты и фанаты. Но мы только отвезем в больницу этого Чанмина, чтобы не терять ни минуты; как только о его местонахождении станет известно широкой общественности, мы отвезем туда макнэ.

- Господин в Ялте, – сказал Чанмин. Его взгляд был каким-то расфокусированным, а сам он казался потерянным, словно только что вылез из покореженной машины после серьезной аварии и еще не понял, как вообще выжил. – Он уже зовет меня. Кю сделал мою связь слабее, и слушаться я теперь не обязан. Но каким-то странным образом я стал чувствовать ее отчетливее, особенно после того, как господин меня позвал. Я… пожалуй, могу определить его состояние. Он очень слаб. Рискну предположить, что даже не может самостоятельно передвигаться.

- Прекрасно. Значит, мы летим обратно в Крым, – пожал плечами герцог. – Нечего было и покидать его. Хичоль, конечно, опасен из-за своих магических способностей. Придется выследить его и напасть незаметно. Подло, но выбора у нас нет.

Тело Донхэ – точнее, то, что от него осталось – стало полностью черным, затем резко уменьшилось в размерах и превратилось в бесформенную кучу пепла. Та же участь постигла и сердце, и все прочие оторванные куски – даже кровавые следы оставили на своем месте только прах.

Чанмин не спорил. Его голова шла кругом от осознания только что случившегося и настойчивого зова господина, который почему-то воспринимался как вой раненого зверя. Наверное, этот жестокий вампир сейчас выглядел совсем жалко: беспомощный, с бегущими из невидящих глаз слезами. Чанмину его было жаль даже больше, чем Донхэ. Он оплакивал уже второго ребенка, снова не сумел защитить сына. Но разве же он мог знать, что бестолковый отпрыск сам пойдет навстречу верной смерти?

Чанмина доставили в частную клинику, переодели в пижаму и забинтовали, словно он только что перенес операцию. Информация мгновенно поступила в СМИ, и скоро к зданию клиники потянулась вереница жадных до сенсаций репортеров и обеспокоенных судьбой «оппы» фанаток. Чанмин еще «отходил от наркоза», так что к народу вышли Юно с Кюхёном, уже облаченным в джинсы и свитер. Герцог говорил красиво, но бесстрастно и зачем-то несколько раз упомянул майора, надеясь таким образом оградить его от подозрений (пришелец уехал за макнэ), – лишний удар под дых и без того расстроенным хоминщицам, новый хворост в ритуальный костер странноватых шипперов 2Ю. А вот монах был бледен и взволнован до крайности, на качественных фотографиях каждый мог рассмотреть искусанные губы, – ЧанКю реальны, макнэ СуДжу даже не в силах скрыть переполняющие его эмоции!

Под занавес решили все же впустить пару репортеров в палату к Чанмину – сделать фото и убедить людей, что он жив. Вампир якобы с трудом разлепил веки и пробормотал, что с ним все будет хорошо. Довольные журналисты, получив эксклюзивные фото, ушли. Чанмин поудобнее устроился на кровати, прислонившись спиной к подушке, и лениво почесал перебинтованную шею. Он не позволял себе выпасть из реальности, но все же был одной ногой в прострации.

- Как твои ладони? – спросил герцог и, осторожно, чтобы не коснуться пострадавшей кожи, взял монаха за руки.

- Еще болят, – признал Кюхён, улыбнувшись. – Переодеваться было сложно.

- Почему же ты не попросил помочь тебе? – с почти нежным укором в голосе поинтересовался герцог. Чуть поднять концентрацию ласки, и вышел бы идеальный тон для общения с милой возлюбленной, ребенком или малышом Минни. Кюхён ответил ему без слов – пристальный взгляд сам сказал, что монах думает о предоставлении оборотню шанса снять с него блузку и юбку. Юно усмехнулся. – Что ж, в любом случае, стоит наложить повязки.

- Не думаю, настоящих повреждений ведь нет, – ответил Кюхён, снова посмотрев на свои ладони, все еще лежавшие на ладонях герцога.

Они оба замолчали, не двигаясь. В сознании монаха замелькала, словно светлячок, некая очень важная мысль, которую он из-за пережитого потрясения никак не мог поймать. Это было похоже на воспоминание о сне: образы вспыхивают в голове, но как только пытаешься на них сосредоточиться и воссоздать всю историю, они незамедлительно ускользают. А Юно хорошо понимал, что творится в его сердце (хоть сердце тут играло далеко не решающую роль). Он удивлялся тому, как давно перестал обращать на монаха внимание, испытывать к нему интерес и вообще считать привлекательным. А ведь в нем самым интригующим образом сочетались великая магическая сила и физическая хрупкость, проницательность и совершенная невинность. Герцог был тем, кто впервые коснулся его губ, кто заставил его перестать считать себя бесполым созданием, лишенным сексуальности (уже потом монах, поняв это, догадался влюбиться в другого). Сейчас он казался опять, как прошлой весной, симпатичным и манящим. Склоненная голова, задумчивый взгляд, худые плечи под плотной материей свитера...

Раздались три громких хлопка в ладоши, и герцог с монахом одновременно очнулись, повернувшись к источнику звука – Чанмину.

- Наш альфа-самец снова в родной стихии, – сказал вампир. – Разодрал кого-то в клочья – надо бы теперь и сексом заняться, иначе получается как выпить и не покурить.

- Разодрал... – пролепетал себе под нос Кюхён. Он не стал вырываться.