My annoying idol (СИ)

— Но все же, — я весь обратился в слух, — кое-что я тебе подскажу. — Исин посмотрел в сторону спящего Лу, затем снова обернулся ко мне и заговорщицки сощурился. Ой, что-то не нравится мне его взгляд… — Ты уже понял, что больше всех тут волнуется наш Хань. Что он сказал тебе в первую встречу? Наверное, промямлил, что вы были близко знакомы?

Я слабо кивнул, на что Исин закатил глаза и пробормотал: «Ну, в любом случае, это было ожидаемо».

Я непонимающе приподнял бровь, как бы говоря, что мне этого мало и я прошу продолжать.

— Из всех нас, он близок тебе не потому, что вы общались дольше всех. По правде говоря, когда вы стали работать вместе, почти два года цапались, как кошка с собакой, — усмехнулся хен. — Он не находит себе место, потому что… Потому что любит тебя. Не как друга или брата, а как мужчину. Несмотря на то, что он решил оставить тебя, Хань всегда… любил очень сильно и преданно. Он по-настоящему страдал, когда ушел от тебя, боялся разрушить твою карьеру. Лулу знал, как ты дорожишь работой и не посмел сломать тебя. Только вот он не понял, что ты сломаешься, если потеряешь его…

Я в неверии уставился на Исина. Неужели правда? Я и Хань любили друг друга? И хен так дорожил мной, что поставил мои интересы выше, но просчитался. Как… Как мне теперь быть? Я же ничего не помню, значит, и чувств из прошлого тоже… Но я не могу оставить все как есть.

— Что… Почему я?.. — промямлил спросонья севшим голосом Хань, и мы оба вернули внимание к хену. Лухан поздоровался с Сином, поднялся с дивана, потер глаза кулачком и зевнул, потягиваясь. Снова уселся рядом, глядя на меня в упор, тихо спросил: — Как ты себя чувствуешь?

Неопределенно пожимаю плечами, насколько это возможно, и отвожу взгляд. До чего же неловко смотреть на него сейчас. После рассказа Исина-хена действительно стало не по себе. Я должен вести себя как парень Лухана? Но как? Совсем ничего не помню. Они говорили, что Хань бросил меня, но теперь он здесь, рядом со мной, и смотрит так доверчиво, немного виновато, но с любовью; я вижу. Все чересчур сложно. Хань был прав: вся ситуация, и правда, напрягает, заставляет переживать. В конце концов, даже, если мы плохо расстались, хотя и любили друг друга после, мне не надо притворяться и играть влюбленного, пока память закрыта для меня самого. Думаю, мне простительно.

Проходит еще несколько дней, прежде чем я, наконец, не без помощи Лухана, конечно, выхожу во двор больницы. До этого меня возили на инвалидной коляске. По правде сказать, это жутко — сидеть в ней и понимать, что сам не способен сделать и шага. Лу поддерживает меня за талию, а мне так не хочется опираться на него: хен ниже меня и выглядит хрупким, как хрустальная ваза на кухне в доме родителей, которой мама очень дорожила — подарок отца на годовщину их свадьбы. Стоп. Что? Я… Я только что сказал что-то про родителей и дом? Я заношу ногу для следующего шага и останавливаюсь, чем торможу и Лухана. Он непонимающе смотрит на меня, а в это время сердце в груди колотится, будто я марафон в тридцать километров пробежал.

— Что такое? — забеспокоился Лу. — Сехун-а? Се, тебе плохо? Где болит? Се?

— Я… — выдавливаю из себя ужасно хриплым голосом. Связки, похоже, придется еще долго разрабатывать.

— Боже, что ты? Сехун? — Хань усаживает меня на скамейку, а сам присаживается на корточки у моих ног и заглядывает в глаза, крепко сжимая в руках мои ладони. — Ты можешь говорить, Сехунни?

— Очень… мало… — каждое слово дается с огромным трудом, но я стараюсь. Еще никуда не ушел тот шок, который я испытал от внезапного воспоминания. Никак не думал, что память возвращается таким образом. Словно что-то обыденное, но после пережитого — яркая вспышка разных эмоций. Это воспоминание, будто прочитанная книга, которую я ставлю в стеллаж, однако полок в нем не счесть, и мне нужно заполнить книгами все, каждый сантиметр, чтобы не осталось даже маленьких щелей и просветов между стройными рядами прочитанных романов, стихов, повестей. Как долго я буду заполнять этот стеллаж? Сколько еще книг мне нужно прочесть?

— Сехун, пожалуйста, посмотри на меня, — Лу взволнованно провел пальцами по моей щеке, обращая внимание на себя. — Попытайся сказать, что тебя беспокоит.

— Ничего, — прошептал я, мотая головой. — Я просто вспомнил…

— Ты… Ты вспомнил? — охнул старший. В ответ мне оставалось лишь кивнуть. Хань закусил губу, на его глаза навернулись слезы, и он уткнулся лицом в мои колени.

— Немного, — поспешно продолжил я. Не думаю, что мне стоит много говорить сейчас, но речь — самая обычная речь, поток слов, которые, наконец-то, могут слететь с моих губ, — словно необходимый легким кислород, после долгой задержки дыхания. Ты вдыхаешь, вдыхаешь и не можешь насытиться. Так и я: хочу говорить, говорить, не могу остановиться, хотя и чувствую, что это лишь сильнее утомляет меня.

— Что ты вспомнил, Хунни? — всхлипнув, спросил Лу. Он утер мокрые дорожки со своих щек и улыбнулся.

— Вазу, — нахмурился я.

— Вазу? — изумленно переспросил хен.

— Мамину вазу. Отец подарил ей на годовщину свадьбы. Она стоит на кухне у нас дома.

— Почему ваза? — скорее всего для себя прошептал Хань, а потом снова обратился ко мне: — В любом случае, слава богу, что ты вспоминаешь.

Я вспомнил, потому что сравнил тебя с тем хрустальным сосудом, который я всегда считал бесполезным, в отличие от тебя, норовя «выбить страйк» футбольным мячом прямо по верхушке и снести вазу вместе с цветами… О? Снова я непроизвольно вспомнил. Кажется, от меня это совсем не зависит, и бесполезно контролировать что-либо.

— Еще что-то? — видимо, Лу проследил за выражением моего лица, потому догадался о следующем «кусочке пазла».

— Я чуть не разбил ее футбольным мячом в детстве, — и правда, почему ваза? Почему не кот, например, школьный приятель или первая любовь? Почему ваза?.. Что не так с моим мозгом?

— Пойдем, тебе нужно на процедуры, — Лухан вздохнул, отводя взгляд и чему-то улыбаясь, после чего помог мне подняться.

Все процедуры — крайне нудная и бесполезная, по моему мнению, вещь. Однако я ничего не могу сделать, потому что это необходимо. Каждый день Лу отдает меня на попечение молоденькой медсестре, которая водит меня по каким-то кабинетам, к разным врачам. Я чувствую на себе море взглядов. Не то чтобы меня особо волновало чужое присутствие, но иногда оно крайне назойливое, а шепот за спиной я улавливаю практически ежедневно. Это из-за того, что я айдол? Честно говоря, не знаю, как бы я повел себя до комы и потери памяти, но сейчас жутко раздражает. Порой я не могу контролировать себя, и Лухан это прекрасно видит.

— Постарайся не думать об этом, — говорит он в очередной раз, когда мы гуляем в саду больницы. Тут свежо, спокойно, и только вода в фонтане неподалеку весело журчит, перекрывая шум города за высоким забором. — Когда ты только дебютировал… Тебя раздражали те же вещи.

— Я сейчас возвращаюсь к тому моменту. Как будто и не было тех трех лет, — бормочу я.

— Почти четырех, — поправляет Лухан тихо. Точно. Я все время забываю, что, кроме нашей совместной работы, был еще год по отдельности. Лу ужасно неловко об этом говорить, а я не хочу напоминать ему. Все-таки пока я не вспомнил, что произошло между нами. Мои воспоминания обрываются на старшей школе и отрывках каких-то концертов и съемок. Однако Лухана в них нет, как и наших отношений, как бы я не пытался найти его образ в своей памяти. Иногда я сомневаюсь, что между нами вообще что-то было, но как я могу не доверять Лу? Кстати, хен так и не знает, о чем Исин рассказал мне тогда. Он по-прежнему уверен, что я считаю его своим близким другом. В реальности так и есть, потому что я все еще не могу принять того, что мы встречались. Убеждает меня в этом не только Исин, который вчера попросил быть помягче в разговоре с Ханем (куда уж мягче, хен?), но и Мэй. Девчушка повисла на мне, как только хен разрешил ей навещать меня, и хоть я не выношу криков, было приятно, что Мэй рада моему «пробуждению». Я до сих пор удивляюсь тому, что они родные брат и сестра — очень уж разные. Мэй словно яркие фонарики в парке на праздник весны, заводная и беззаботная, порой легкомысленная, но теплая и… уютная? Хань наоборот тихий, часто серьезный, слишком напряженный и с кучей заморочек по поводу своего «обязан». И вопреки всему, он заботлив и внимателен, как никто другой. Я все еще не знаю, как отблагодарить его за то, что он для меня делает. Он мог запросто бросить меня еще тогда, после аварии, но… Авария…