Blackbird (ЛП)

Виктор уже собирался ответить, как вдруг услышал внезапный шум голосов, донесшийся из глубины комнаты; музыка продолжалась, но они и несколько других танцующих пар остановились и подняли головы. Посол Осима стоял рядом с полковником Накамурой, когда один из младших офицеров, прикомандированных к посольству — лейтенант Ивамото, кажется? — что-то быстро и достаточно громко доложил по-японски. Виктор мог видеть Юри на небольшом расстоянии от них, глаза последнего все расширялись, пока Ивамото продолжал. Что бы это ни было, ситуация была чрезвычайной.

— Дорогая синьорина, Вы уверены, что Ваше имя не Кассандра (2)? — тихо произнес Виктор.

Через несколько секунд двери бального зала с треском распахнулись — на пороге стояла группа людей в зловещей серой форме СС. Издав последний скрип, квартет смолк, пока они входили, а японские офицеры рядом с Осимой шустро загородили его собой.

— Господа офицеры, что это значит? — громко спросил Осима гестаповцев.

Они поприветствовали его, а один протянул сложенный лист бумаги.

— Мои глубочайшие извинения, господин посол, но у нас прямые приказы от фюрера.

Осима некоторое время изучал документ, а затем мотнул головой в сторону задней части комнаты и произнес что-то настолько тихо, что Виктор не смог разобрать слова. Солдаты СС пошли через зал строем, и присутствующие нервно расступались перед ними, пока те не достигли угла, где Криспино все еще угрюмо теснился со своим сыном.

— Посол Криспино, — сказал старший офицер тоном, явно предназначенным для того, чтобы быть услышанным во всем помещении, — мы должны взять Вас под охрану.

С лица Криспино схлынула все краска, и Виктор почувствовал, как рука Сары крепко сжала его плечо.

— В чем дело? — воскликнул Криспино так громко, что это был почти вопль. — Пожалуйста, скажите мне, что произошло. Фюрер знает, что я ему верен, и если мое правительство…

— Вы не арестованы, посол, — сказал офицер, и невысказанное «пока» зависло в воздухе болезненно ясно. — Мы здесь, чтобы обеспечить защиту Вам и Вашей семье, пока порядок и преданность, за которые Вы ратуете, не будут восстановлены в Италии.

Шепот волной прокатился по комнате. Виктор старался держать на лице сожаление, тогда как сердце просто выпрыгивало из груди. Италия, должно быть, сдалась. Даже когда во всей стране по-прежнему находилось много немецких войск, введенных туда для ее защиты, Гитлер вряд ли смог бы удержать ее силой. Одна из трех великих держав «оси» пала. Осталось две.

Теперь Криспино уже явно дрожал, склонив лицо от стыда. Позади него замешкался порядочно пьяный Мишель, гадая, что ему делать. Не поднимая головы, Криспино произнес:

— Сара, подойди сюда.

Один за другим люди вокруг Виктора и Сары стали поворачиваться, чтобы посмотреть на них.

— Черт, — совсем не тихо ругнулась она, и Виктору потребовалось огромное самообладание, чтобы сдержать смех. Она отстранилась от него, расправила плечи и прошла через комнату с невозмутимой властностью древних Сфорца (3).

— Кажется, им нужны только Вы, папа, — сказала она, подойдя к нему. — Разве это не так? — обратилась она к гестаповцу.

— Фройляйн Криспино, будьте так любезны… — начал один из них, но она оборвала его.

— Нет, я не буду любезна. Папа, Вы должны поступить так, как Вам говорят, но я не понимаю, почему мы с Микки должны прерывать из-за этого вечеринку.

— Не будь ребенком, Сара. Мы все должны идти. Это во благо страны, а также для нашей же пользы.

— Как видишь, страна уже нашла свое благо в чем-то другом, не так ли?

Ангельски невинная улыбка, которой она одарила и отца, и офицеров СС, была просто гениальной. Виктор однажды подумал, что Сара просто создана для сцены, но сейчас ее спектакль являлся тонко просчитанным политическим ходом.

— Наши приказы предназначены только для посла… — начал было один из гестаповцев, но был прерван командой старшего офицера:

— Тишина!

— Сара, ты пойдешь со мной, — сказал Криспино, — и ты больше не посмеешь публично ослушаться своего отца.

Он схватил ее за руку, а затем сильно скрутил ее, заставив девушку вскрикнуть от боли и качнуться в его сторону. Все тело Виктора напряглось, но вдруг раздался громкий возглас «Нет!», за которым последовал тяжелый удар.

Криспино оказался на полу. Над ним стоял Мишель и озадаченно рассматривал то свой кулак, то распластавшегося отца, как будто все еще пытался осознать связь между двумя явлениями. Во всем зале наступила гробовая тишина.

— Ну что ж, — вздохнула Сара, огладив юбку. Виктор догадывался, какой ужас она испытывала, но со стороны Сара выглядела полностью собранной. — Господа офицеры, похоже, теперь у вас есть тот, кто вам нужен — и в полной готовности к дальнейшей транспортировке. Микки, дорогой, не мог бы ты проводить меня домой?

Она протянула руку Мишелю, и он взял ее, все еще ошеломленный, но явно благодарный за ее лидерство. Они вместе прошли по бальному залу и скрылись за дверью.

***

Поздним ноябрьским утром протяжный, монотонный гул отбоя тревоги все еще раздавался над городом, пока Юри поднимался по ступенькам из подвала вместе со своими соседями. Сигнал был достаточно громким, чтобы заглушить любой другой шум, проникающий с улицы вовнутрь. Эту долгую ночь Юри провел, прислонившись в полудреме к холодной кирпичной стене, но его снова и снова будили или плач ребенка из семьи Йешке, или грохот разрывов бомб.

Юри не нуждался в сообщениях от Минако-сан, чтобы понять, что началась новая кампания. Их бомбили еще в марте, и когда август перетекал в сентябрь — сразу несколько ночей подряд, но ничего такого, что удерживало бы людей вне постели дольше половины ночи; те налеты не повлекли за собой бесконечные часы под огнем, которые пришлось пережить на той неделе и прошлой ночью.

Он последовал за герром Линдеманном по коридору первого этажа к входной двери, отчаянно нуждаясь в клочке солнечного света и в свежем воздухе. Надо будет как можно скорее попытаться выйти на связь с Виктором, чтобы убедиться, что все хорошо. В его доме отсутствовал подвал, но здание, к счастью, располагалось недалеко от общественного приюта.

Виктор непременно должен быть в порядке. Непременно…

Стоило только парадной двери распахнуться, Юри вздрогнул — сначала от яркого утреннего солнца, а затем от пыли, которая зависла в воздухе бледным облаком и тут же попала ему прямо в нос и рот. Каждый глоток воздуха нес с собой удушение и заставлял Юри морщиться от боли, когда мелкие частички пыли царапали горло.

— Вы можете помочь? Пожалуйста, помогите, кто-нибудь!

Когда Юри прочистил глаза и снова посмотрел вперед, то увидел у лестницы подъезда молодую женщину; ее одежда была покрыта пылью и грязью, и она вцепилась в руку Линдеманна. Женщина казалась смутно знакомой. Может, Юри иногда кивал ей и говорил «здравствуйте», даже не потрудившись узнать имя.

— Моя младшая сестра и мой сын — их завалило! Если бы только кто-то смог сдвинуть некоторые из балок! Она говорит, что не может пошевелить ногой, и я чувствую запах дыма, прошу, я так напугана…

Линдеманн застыл, как пресловутый кролик в свете фар. Юри почти ничего не знал о нем, кроме того, что тот работал клерком и был комиссован из армии из-за какой-то проблемы со здоровьем, но этого было достаточно, чтобы понять, что он не был особо горазд на подвиги. Спустившись по ступенькам, Юри снял шляпу и пиджак и позаботился о том, чтобы его наплечная кобура осталась тщательно завернутой внутри. Он всегда держал револьвер при себе во время воздушных налетов — если бы дом Юри разбомбили, он очень не хотел бы, чтобы такую вещь нашли потом под обломками.

— Где они? — спросил он женщину, закатывая рукава рубашки.

Девушку под завалом звали Анника, и у нее скорее всего была сломана нога. Юри встал перед порушенным зданием и напрягся в поиске решения проблемы. Оказалось, что все было не так страшно, как только он определил, что пожара нет. Надо было лишь сдвинуть две балки, что позволило бы девушке с ребенком на руках свободно вылезти. Но когда она описала свою боль сжатыми в ниточку губами и с серым, безжизненным взглядом на лице, Юри осознал, что это будет не так просто.