Семь кругов Ада (СИ)

Не знаю, сколько времени я так просидел, практически не шевелясь и закрывшись от всего окружающего мира. Я то плакал, то немного успокаивался, пытался оценить ситуацию более трезво, но у меня ничего не получалось, что бы я ни думал, все равно приходил к выводу, что во всем виноват лишь я, и тогда слезы гнева, злости на самого себя вновь наворачивались на глаза, вновь душили меня и не давали мыслить трезво. Ну почему? Почему я такой дурак? Почему я был уверен в том, что мою защиту никто не пробьет и никто и никогда не доберется ни до одного электронного прибора в моем доме?! Ведь я специально все связал локальной сетью, чтобы поставить дополнительную защиту, закрыв все внешние доступы и все равно… все равно защита оказалась не идеальной. Верно. В этом мире сломать можно все! А я самоуверенный дурак!

Я все же взял себя в руки, поднялся с пола, побрел в свою комнату. Мой компьютер был взломан. Ну и хрен с ним. Меня это больше не волновало. Я знал, что мне теперь делать. Выход был лишь один. Один-единственный выход на этом чертовом свете…

====== Шестой круг Ада: 64. Подражание ======

Я не знаю, когда Он появился. Помню лишь, что в тот момент Он был искренне поражен окружающим миром, что предстал Его взгляду: его величием и красотой, какофонией звуков, яркостью красок, изобилием запахов. Ему нравилось то, что меня бесило и раздражало. Если во мне бурлила злоба и ненависть ко всему окружающему, Он воспринимал все это со странной апатией. Нет, Ему нравилось далеко не все из того, что не нравилось мне. Во многом наши мысли и желания совпадали. Но он был слабее меня. Слабее, но при этом куда упорнее и миролюбивее. Я относился к жизни как к пытке, к смерти — как к чему-то неминуемому. Он же уверял меня, что жизнь прекрасна. Наивный дурак.

Сначала Он приходил крайне редко. Так, на пару минут, перекинуться со мной парой слов через отражение в зеркале, может, что-то написать. Но проходило время, и Его в моей жизни становилось все больше, я звал Его каждый раз, когда мне надоедал этот глупый мир, и в какой-то момент Он попросту занял мое место. Женщина, которая являлась моей матерью и которую совсем не знал Он, называла Его моим именем, отчим все чаще журил Его за ошибки, которые сделал я, мои друзья, знакомые, одноклассники — все они видели в Нем меня и Он их устраивал даже больше, чем я, поэтому в какой-то момент даже мое имя стало Его. А я остался безымянным и всеми забытым. Нет, я вовсе не расстроился. В какой-то степени я был даже рад, что теперь не мне, а Ему придется мучиться и Жить. И все же иногда у меня появлялось жгучее желание вернуться. Я просыпался крайне редко: только что я сидел и лепил корову из пластилина на уроке труда и вот уже решаю задачу из высшей математики. Моя жизнь строилась из подобных совсем незначительных воспоминаний. Но мне этого было вполне достаточно. Вот только шли годы, и он начал предоставлять мне все больше времени, почти насильно, как мне тогда казалось, меняясь со мной местами. Видимо, и он даже при своем более позитивном взгляде на эту гребанную жизнь умудрился от нее устать, так я тогда думал.

Хотя с Его первого появления Он стал куда более решительным. К примеру, как-то раз очнувшись в своей комнате и взглянув в зеркало, я был премного удивлен, увидев, что мои волосы внезапно стали зелеными! У меня даже слов не нашлось, дабы охарактеризовать подобный Его поступок, ведь это было совсем не в Его стиле. Но это было лишь вершиной айсберга. Дел он натворил пруд пруди, и одним из них был этот странный настырный мальчишка, что периодически припирался к Нему в гости. Мальчишка, от которого у меня всегда по коже бегали мурашки.

— Джонни, Джонни, привет! — обычно восклицал он, подпрыгивая на месте и кидаясь в мои объятья, но останавливаясь в полушаге от меня, внимательно и с подозрением оглядывая меня и внезапно бросая что-нибудь типа:

— А… это опять ты… — а затем просто молча уходя.

Подобная незначительная фраза из уст маленького мальчика, возможно, никого другого бы особенно не озаботила, вот только я никак не мог отделаться от чувства, что он, возможно, единственный человек на этой планете, который знает нашу тайну. Но как? Как он понял? Ведь не мог же ему об этом рассказать Джонни? Нет, не мог. Почему? Потому что в скором времени я понял, что он забыл обо мне. Он попросту перестал осознавать, что в его теле живет еще одна личность. И то, что я воспринимал, как его волю поменяться со мной местами, было лишь простым отчаяньем и желанием покончить с этой жизнью. Когда-то, в глубоком детстве, мой разум создал Его, дабы он упростил мое существование, вот только как же так получилось, что теперь именно Я, тот, кто существовал изначально, должен был упрощать жизнь Ему?

Так или иначе, но я решил узнать у мальчика ответы на все вопросы, которые меня так угнетали:

— Что? Опять? Последнее время ты появляешься слишком часто… — нахмурился малыш, недовольно надув губки, — ты совсем не интересный. Дай же мне поиграть с Джонни! — возмутился он, топнув ножкой.

— Джонни, Джонни, Джонни, а кто же, по-твоему, я?! — взвился я, хотя сегодня собирался быть с мальчиком предельно мил.

— Кто? Кто, спрашиваешь? — мой юный собеседник задумался, затем на его губах появилась улыбка сродни оскалу гиены и он, наконец, проговорил, — Я думал, что это Ты ответишь мне на этот вопрос, — пожал он плечами, — Я могу войти? — поинтересовался он тихо.

— Да конечно, — кивнул я, отходя от двери и давая мальчику возможность пройти в коридор. Он быстро разулся и по-хозяйски прошел в комнату, которая принадлежала Джонни. Комната, по-моему, была слишком аляпистой и больше походила на маленький склад ненужного барахла. Была бы моя воля, к чертям выбросил бы всю эту хренотень в окно!

Мальчик уселся на кровать, которая мне никогда не нравилась и казалась слишком мягкой, с минуту он просто всматривался в окно, а затем внезапно заговорил:

— Прежде чем мы продолжим, не мог бы ты представиться?

— Представиться? — удивился я и только сейчас понял, что сделать этого не могу, ведь, по сути, никаким другим именем, кроме того же Джонни, меня не называли, а в придумывании иного имени раньше надобности не было.

— Джонни, разве нет? — наконец отчаявшись придумать себе иное имя, решил я смириться с тем, которое мне в свое время дали мои родители.

— Неправда, — тут же среагировал мальчик, буквально прожигая меня взглядом, — Ты не Джонни…

— Но все меня так называют, — пожал я плечами.

— Потому что тупые идиоты, — возмутился в ответ мальчик, не отрывая от меня внимательного взгляда, — Люди узнают тебя лишь зрительно, не стараясь при этом подключить еще какие-нибудь чувства помимо или просто хоть чуть-чуть пошевелить мозгами. Люди ленивы.

— Зрительно? Я не понимаю о чем…

— Каково твое настоящее имя? У тебя оно есть… точно есть, должно быть… — настаивал мальчик на своем.

— Но я его не знаю! — возмутился я, в отчаянии взъерошивая свои зеленые волосы, — Зачем ты меня мучаешь?! — А правда, зачем? И почему он так уверен, что это имя есть?

— А зачем ты мучаешь Джонни? — задал резонный вопрос малыш.

— Я? Его? Когда? Я даже не знаю, о ком ты! — решил притвориться я дурачком.

— О нем, — нахмурился мальчик, беря в руки зеркало и ставя его передо мной так, чтобы я встретился глазами со своим отражением, — ты забираешь его жизнь. Раньше это было минутной слабостью, но теперь ты появляешься все чаще и чаще, давая ему все меньше времени. Мне это не нравится, — спокойно продолжал он.

— Я… постой… постой-ка, я не понимаю!

— Все понимаешь.

— Я не знаю, о чем ты говоришь!

— Все знаешь.

— Я… ладно, — вздохнул я и, не удержавшись, усмехнулся. Моя театральная постановка не увенчалась успехом, — видимо ты, мелочь, видишь меня насквозь, — вздохнул я, забираясь на кровать в грязных кедах и специально вытирая их подошву о светлое покрывало.

— Не насквозь, но актер из тебя так себе, — холодно ответил мальчик, — Ты ведь прекрасно осознаешь, что с тобой происходит, не так ли?