Семь кругов Ада (СИ)

Насекомое тем временем показывает тебе настоящие чудеса выдержки. Он не плачет, не бьется в истерике, как бы, по твоему мнению, вести себя для него было бы в такой ситуации вполне нормально. О нет, вместо этого он лишь молчит. Сейчас он похож на каменную статую, на лице которой не дрогнет ни один мускул, что бы она ни увидела и ни пережила. И ты совсем скоро понимаешь, почему твое всегда сверхэмоциональное чудовище ведет себя настолько по-взрослому. Конечно же… все для этой маленькой девочки, его сестры. Видимо, он действительно очень ее любит. В какой-то момент он даже буквально впихивает ее тебе на руки, а сам уходит поговорить с врачом. Ты растерян и не имеешь понятия, что нужно делать или говорить в такой ситуации. Эта девочка такая маленькая, хрупкая, слабая. Она тихо плачет и периодически шмыгает носом, вцепившись ручками в твою футболку и пряча лицо в мягкой, пусть и застиранной ткани.

Вскоре насекомое возвращается и просит тебя отвезти их с сестрой домой. Только сейчас, впервые за все это время встретившись с ним взглядом, ты внезапно понимаешь, что сильно переоценил его силы. Пусть внешне насекомое более чем спокойно, он явно на грани и сдерживает свои эмоции из последних сил. Дабы серое чудовище не сорвалось прямо на глазах у сестры, ты гонишь на максимально возможной скорости к их дому.

Благо Эллити засыпает очень быстро, ибо измотана, и морально, и физически. Но лишь дверь в ее комнату закрывается, насекомое дает волю своим эмоциям. Он просто сползает по двери на пол, утыкается в свои колени и беззвучно плачет. Ты не знаешь, сколько времени он так сидит. Ты все это время просто стоишь напротив него и куришь сигарету, одну за другой. Попробовать его успокоить? Вряд ли ему нужна твоя жалость. Начать издеваться? Нет, ему и так слишком плохо, он просто не выдержит. Потому и остается, что просто молчать и поддерживать его лишь своим присутствием. Хотя, возможно, тебе стоит уйти?

Прежде чем ты задаешь этот вопрос вслух, насекомое внезапно срывается с места, вбегает в свою комнату и плюхается на стул перед своим компьютером. Что он задумал? Только не говорите, что он решил залезть в виртуалию!

— Что ты делаешь? — разрывает тишину твой голос, пропитанный неприкрытой тревогой.

— Разве ты не видишь? Собираюсь войти в виртуалию, — сухо бросает он.

— От тебя этого и ждут…

— Да мне посрать! — шипит он, хватая вирту-очки и настраивая их на глубокую виртуалию.

— Тебе надо успокоиться. Поспи пару часов, а затем уже принимай подобные решения.

— Спасибо, уже наспался! — огрызается он, надевая очки на глаза, — Уходи, Зуо, — вдруг тихо шепчет он, — ты мне будешь только мешать.

Мешать, значит? Твои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Нет, успокойся. Забудь про свою уязвленную гордость. Ведь речь сейчас идет вовсе не о ней. И все же… как эта сука смеет тебе не подчиняться?

Ты подходишь к нему со спины почти вплотную, наклоняешься к его макушке, хочешь просто обнять. Вот только руки твои тянутся к его вирту-очкам, силой срывают их с его головы и отправляют на свидание с ближайшей стеной.

— ТЫ СПЯТИЛ?! Что ты делаешь?! ПРИДУРОК! — кричит он, пытаясь вскочить на ноги, но ты с силой нажимаешь на плечи насекомого, резко усаживая его обратно на стул, а затем все же обнимаешь. Он яростно вырывается, действительно желая освободиться от твоих объятий, но, конечно же, у него ничего не получается. Осознав все свое бессилие, он начинает тихо реветь, царапая твои руки и бормоча что-то себе под нос. Он то обзывает тебя, то почти умоляет, чтобы ты отпустил его и позволил сделать задуманное.

Еще чего… Разрешить ему так просто попасться в ловушку ПКО-вируса? Да никогда.

— Сейчас, насекомое, ты еще тупее обычного, — наконец отвечаешь ты ему, резко разворачивая его стул к себе, — ты ведь осознаешь, что в подобном состоянии ничего сделать не сможешь. Осознаешь же?

— Угу… — как ни странно, соглашается он с тобой, вжимаясь в стул и разглядывая свои колени.

— Тогда харе психовать, выпей успокоительного и ложись спать.

— Спать, говоришь? Моя мать, возможно, больше никогда не придет в себя, а ты говоришь мне «спать»?! — кричит он и ты прекрасно понимаешь его чувства, но чем еще ты можешь ему помочь? Ответ, что приходит в твою голову скорее связан с твоими личными желаниями, чем с желаниями несчастного, не знающего куда себя деть от тревоги и явного чувства вины, что грызут его изнутри и не дают трезво оценивать ситуацию, насекомого.

— Успокойся, — шепчешь ты, вытирая большим пальцем слезы, что градом текут по его щекам, — Ты же, йопти, ебучий гений, — стараешься, чтобы твой голос звучал как обычно холодно и с насмешкой, — тебе всего лишь надо немного отдохнуть, а затем ты войдешь в виртуалию и разъебешь там всех нахуй, верно?

— Угу… — вновь выдавливает насекомое из себя, подаваясь навстречу твой руке и внезапно обнимая тебя, утыкаясь лицом куда-то в район живота, — Но как я могу отдыхать, когда мама в больнице? И из-за кого? Из-за меня же! Во всем виноват только я!

— Прекрати, — раздраженно обрываешь ты его жалобы, — Не веди себя как тряпка, иначе я окончательно в тебе разочаруюсь, — шипишь ты.

— То есть… сейчас ты еще разочарован не до конца? — поднимает он на тебя серые наполненные слезами, но при этом все такие же хитрые глаза. Так… стоп… Притормози-ка, насекомое!

— Я… я этого не говорил, — хрипишь ты, чувствуя подвох. Эта сука не так проста!

В ответ на твои слова, серое чудо заливается новой порцией слез.

— Зуо, ты ведь совсем меня не любишь, зачем ты здесь, — судорожно вздыхая, шепчет он, обдавая твой живот горячим дыханием, которое ты ощущаешь даже сквозь тонкую ткань футболки Яна. Ты же в этот момент понимаешь, что попал и конкретно. Неужели, не смотря на все это, маленькое чудовище решило давить на жалость и тем самым вытянуть из тебя признание? Нет-нет-нет, он же беспокоится о своей матери и совсем не соображает, что говорит.

— Или, может, не так уж ты ко мне и равнодушен? Ты говорил, что я тебе нравлюсь… только нравлюсь? — он снова начинает буравить тебя этим взглядом заплаканных глаз, из-за которого тебе хочется сейчас же отойти от него подальше, а может, и вовсе убежать из комнаты. Погодите-ка… ведь он этого и добивается! Точно, он хочет поставить тебя в такую ситуацию, при которой ты бы не захотел оставаться рядом с ним. А как только ты уйдешь, это тупоголовое гавно тут же залезет в виртуалию, и больше этот свет ни Лиса, ни глупого Тери Фелини не увидит. И тут тебе в голову приходит до жути дурацкая идея. Вместо того, чтобы отойти от него, ты сам наклоняешься к насекомому ближе и шепчешь то, что, как раньше думал, скажешь лишь под страхом смерти:

— Может быть, и не Только, — ухмыляешься ты, наблюдая, как его заплаканное лицо тут же вытягивается от подобного заявления, — Может быть, это любовь? — спокойно продолжаешь ты, окончательно добивая насекомое.

— Это… — хнычет он, начиная судорожно стирать с лица вновь катящиеся по щекам соленые капли, — Это жестоко! — бросает он, шумно вздыхая и пытаясь успокоиться, что, впрочем, у него получается слабо. — Ты говоришь мне все это лишь потому, что мне плохо, а не потому, что это правда! — кричит он, отталкивая тебя от себя и вскакивая на ноги, — Больше не прикасайся ко мне! Ты… да я… да я тебя ненавижу, слышишь?! Ты мне не нужен! Мне просто было интересно, долго ли продержится придурковатый идиот, который Якобы ни в кого не влюбляется. Хороший был эксперимент… но мне надоело… ты мне надоел… Убирайся, сейчас же! Видеть тебя не хочу, ясно тебе? Я сказал, Вон!

Истерика.

Интересно, и почему тебя совсем не трогают все те гадости, что он говорит? Наверное, от того, что когда как произносит он столь громкие фразы, он выглядит таким несчастным, словно его же самого эти слова в первую очередь и задевают. Несчастное, слабое насекомое.

Он беснуется, продолжает кричать, хватает что-то со стола и кидает в тебя. Впрочем, ты легко уворачиваешься от предмета, при этом делая шаг в его сторону. Насекомое с неприкрытой паникой шарит взглядом по комнате в надежде сбежать от тебя, но и сам прекрасно понимая, что выхода нет. Насколько бы он не был умен, сейчас, когда на него идешь ты, бегство его не спасет.