Два одиночества (ЛП)

— Если и найдут, то не здесь. Вставай давай. Надо собираться и двигаться дальше.

Ганнибал не шелохнулся.

— Ну и куда мы пойдем?

— Нам нужно укрытие получше. Там, где мы сможем развести костер. Еще нужно достать побольше еды.

— И где же, ты думаешь, мы это все найдем?

— Отправимся на восток, к побережью.

Никто из них не стал говорить вслух, что до побережья — несколько дней пешего пути по пересеченной местности. Все еще шел снег. Ветер, усиливаясь, завывал за стенками палатки. Выражение лица Ганнибала становилось все более отстраненным.

Уилл медленно протянул руку и прикоснулся ладонью к его щеке. Ганнибал, моргнув, сфокусировался взглядом на нем.

— Что самое худшее из того, что может с нами случиться? — спросил Уилл.

— Мы умрем вместе.

— Правильно. Так чего же ты переживаешь?

Ганнибал сильнее прижался к его руке щекой, полуприкрыв глаза. Он ничего не ответил.

Уилл наблюдал за его лицом.

— Ты кое-что говорил, пока был болен. Ты сказал, что тебе было холодно, и ты не знал, кто мог бы быть рядом.

— Иногда прошлое оказывается ближе, чем настоящее. Некоторые ассоциации остаются все такими же сильными, независимо от того, сколько прошло лет.

Уилл какое-то время молчал, вдруг увидев лес гораздо темнее и гуще этого, а еще — детские следы в глубоких сугробах.

— Кто, ты думал, мог бы быть рядом?

Ганнибал уткнулся лицом в ладонь Уилла, полностью закрыв глаза, но так ничего больше и не сказал.

Уилл не стал его отталкивать. Он помнил теплоту руки Ганнибала на своем лице той ночью, на ферме «Мускусная крыса». Ганнибал, окровавленный, склонился над ним, пока Корделл все еще всхлипывал на полу. Пригладив волосы Уилла назад, Лектер секунду колебался перед тем, как пощупать его пульс. Уилл видел страх в его глазах.

— Я должен был тогда сбежать с тобой, — сказал Уилл. — После Мэйсона. Нам лучше было бы сбежать тогда.

Ганнибал, медленно моргнув, посмотрел на него удивленным взглядом, возможно, оттого, что Уилл вдруг так легко это признал.

— Тебе нужно было наказать меня.

— Этого было недостаточно. Ничего не было бы достаточным. Какой тогда вообще был в этом смысл?

— В эмоциональных потребностях нет логики или прагматических соображений. Как говорится, сердцу не прикажешь.

— Я хотел, чтобы ты оказался в тюрьме, — Уилл погладил большим пальцем острую скулу Ганнибала, а затем положил ладонь ему на затылок. — Я хотел, чтобы ты прошел через все это. Через все сопутствующие унижения.

— Ты видел меня после всего этого. Был ли я в достаточной мере унижен?

Уилл помотал головой.

— На тебя это никак не повлияло. Ничего вообще тебя не затрагивает.

— Возможно, ты бы предпочел лично стать моим тюремщиком. Это бы меня точно затронуло, уверяю тебя.

Уилл мимоходом представил себе это: Ганнибал в смирительной рубашке и защитной капе на зубах, связанный и полностью в его власти. Он медленно убрал руку. Ганнибал еще долю секунды тянулся за нею, а затем уселся прямо, глядя прямо на Уилла.

Уилл выбрался из палатки прямо на холод, даже не пытаясь что-то ответить.

*

Они шли прямо через снегопад с рассвета до полной темноты. Уилл ставил палатку почти что полностью на ощупь. Съев консервированной фасоли, они провалились в сон, прижавшись друг к другу в одном спальном мешке, дыша воздухом друг друга.

На следующее утро, проснувшись, Уилл увидел Ганнибала, изучающего его лицо с расстояния примерно десяти сантиметров.

— Ты доволен? — спросил его Ганнибал.

— Убил бы за чашку кофе, — прохрипел в ответ Уилл. — Что, банку растворимого было так сложно прихватить?

Взгляд Ганнибала скользнул по лицу Уилла к глазам, затем — губам, изгибу шеи и руке, стискивающей край их спального мешка.

— Твое плечо стало хуже, — сказал Ганнибал.

— Швы разорвались, когда я убегал от Джека.

— Дай мне посмотреть.

— Ты ничем не можешь помочь.

— Дай мне ее осмотреть.

Уилл сдался. Они оба понимали, что не дойдут до побережья. У них было предостаточно времени.

Ганнибал, собрав хвороста, развел костер и растопил немного снега в пустой банке из-под консервированной фасоли, чтобы очистить рану Уилла. Рана частично зарубцевалась засохшей кровью, и от манипуляций Ганнибала Уиллу было так больно, что он зажал себе рот рукой. Закрыв глаза, он снова очутился во Флоренции, вспоминая, как умолял Ганнибала не вводить ему наркотики, не делать ему больно, нет, нет, пожалуйста…

Он вывернулся из рук Ганнибала, ощущая одновременно тошноту и вину. Все не было настолько ужасно. Даже тогда.

— Уилл?

— Просто заканчивай уже с этим.

Ганнибал наложил ему повязку. Уилл снова натянул рубашку и еще накинул сверху пальто, обхватив себя руками.

— Ты купил мне ту рубашку, — сказал он. — Во Флоренции. Она была не твоя. Она идеально подошла мне по размеру.

— Да. И брюки — тоже. Я все тебе купил. Целый гардероб.

— Ты и в самом деле думал…

— Я надеялся, — ответил Ганнибал.

*

Они шли дальше большую часть и следующего дня, лишь один раз ненадолго остановившись, чтобы разогреть очередную порцию фасоли на небольшом костре. К вечеру Ганнибал сильно ослабел. Его поступь оставалась размеренной и твердой, и он не замедлялся и не предлагал отдохнуть, но Уилл видел, каким тусклым стал его взгляд, как Ганнибал вяло и бездумно пялился на землю у себя под ногами, пока шел.

— Тебе очень больно? — спросил Уилл.

— Терпимо.

— Какую боль ты тогда посчитаешь невыносимой?

— Я никогда не испытывал невыносимой физической боли. Возможно, Мэйсон заставил бы меня достигнуть предела терпения, но я в этом сомневаюсь.

— Сколько еще ты сможешь идти дальше?

Ганнибал поднял руку и тут же опустил.

— Пока не упаду без чувств. Если предположить, что инфекция себя больше не проявит, то еще пару дней в этом темпе и по такой погоде.

Снова пошел снег. Идти стало труднее. Уилл понимал, что и сам протянет не больше дня. Холод вгрызался в его костный мозг, и от него было не избавиться даже в объятьях Ганнибала, пока они лежали в одном спальном мешке. Еда у них заканчивалась.

Ганнибал, остановившись, положил руку ему на плечо.

— Ты видишь это?

Уилл прищурился, пытаясь разглядеть что-то в искрящемся снегу. В холме неподалеку он вдруг увидел что-то темное.

— Пещера?

— Если она достаточно глубокая, то там будет теплее, чем в палатке.

— Попробовать стоит.

Они медленно потащились туда. По пути им удалось собрать пару горстей сморщенных ягод и несколько грибов. Уилл задумался об охоте. Если у них будет укрытие, защищающее от снега и дождя лучше, чем палатка, если ему удастся поймать оленя… всю зиму они, конечно, так не продержутся, но это даст им передышку. Шанс.

Они зашли внутрь, и Уилл зажег спичку. Прикрыв огонек ладонью от сквозняков, он поднял его выше. Потолок в пещере был низким: встать в полный рост было нельзя. Корни деревьев, прораставшие через каменный потолок, переползали на стены. Здесь и в самом деле было теплее, хоть и не намного. Но быть не на самом ветру — уже что-то.

Отдав ягоды Ганнибалу, чтобы тот их съел, Уилл пошел искать хворост.

Этой ночью, сидя у костра, наевшись разогретых грибов, фасоли и хлеба, ощущая, как его костям постепенно становится теплее, Уилл был почти что преисполнен надежды.

Оставив костер тлеть, они ушли чуть глубже в пещеру, разложили там спальный мешок и забрались внутрь. Ганнибал снова прижался к Уиллу, еле слышно удовлетворенно выдохнув, прямо как один из его псов, устраивающихся на ночь.

— Значит, ты купил мне полный гардероб и костную пилу, — сказал Уилл. — Знал ли ты, что из этого в итоге на мне используешь? Или я решил это за тебя, когда вынул нож?

Какое-то время Ганнибал лишь молча дышал.

— Мы решили это вместе, разве нет? Ты не знал, что будешь делать дальше, когда увидел меня. Я не знал, что буду делать дальше, когда увидел тебя.