Два одиночества (ЛП)

— Хочешь рыбу на ужин? — спросил он Ганнибала.

— Да, было бы неплохо. Возможно, стоит проверить, смогу ли я найти к ней зелень или приправы.

Оставив Уилла у берега озера наедине с костями, он скрылся за деревьями. Закинув удочку в воду, сверкающую, словно голубое зеркало неба над его головой, он стал мечтать о лете.

Вечером, когда Уилл вернулся домой, Ганнибал уже готовил сморчки и побеги съедобного папоротника. Уилл потушил рыбу. Это был не самый сытный ужин, но, по их негласному соглашению, они питались только тем, что в этот же самый день удалось поймать или собрать в лесу, либо же выловить в озере.

— Нам стоит делать это каждый год, - сказал Уилл.

— Что-то вроде весеннего ритуала?

— Ага, — Уилл окинул взглядом хижину. — А еще нам стоит здесь прибраться. Посмотреть, что нам вскоре понадобится. Найти ближайший городок.

У них закончились мука и сахар, осталось совсем мало растительного масла и соли, и, похоже, в основном именно огромные запасы Фрэнка, состоящие из картофеля и консервов, помогли им продержаться зиму. Это — и еще тот факт, что, пусть Уилл раньше и не считал это биологически возможным, большую часть зимы они провели во сне, залечивая раны. Плечо Грэма до сих пор болело, особенно когда атмосферное давление падало. Ганнибал же двигался с такой легкостью, будто в него и вовсе не стреляли. Даже от выходного отверстия пули остался лишь относительно небольшой шрам.

— У нас нет денег, — сказал Ганнибал. — У нас ничего нет.

Уилл знал, что это — правда, что проблему эту им придется решить, и совсем скоро, но не мог заставить себя переживать из-за этого. Ему казалось, что у них было все.

— Возможно, нам стоит продать медвежью шкуру, — предложил Уилл.

Взгляд, которым Ганнибал одарил его, недвусмысленно намекал, что лучше бы ему придумать другой выход.

— Ну ладно, хорошо, — сдался Уилл. Может быть, они просто украдут, что им нужно. Воровство вовсе не казалось чем-то плохим по сравнению с тем… с тем, чтобы, убив человека, сделать «Музыку ветра» из его костей. Уилл потер ладонью глаза и затылок.

— Что такое? — спросил Ганнибал. — Если тебя беспокоит то, что я сделаю…

— Меня беспокоит то, что сделаю я. И то, что я могу счесть приемлемым. Я… черт. Мне нужно рассказать тебе кое-что. И для этого мне хотелось бы выпить чего-нибудь покрепче.

Ганнибал пару секунд смотрел на него, а затем, встав, потянулся к верхней полке, за пустой контейнер из-под муки. Бутылка виски сверкнула в руке Лектера, когда он вытащил ее на свет.

— Это подойдет?

— Где, черт подери, ты ее взял, и почему раньше ничего не сказал?

— Я нашел ее в первый же день, как мы здесь оказались. Полагаю, я берег ее для чего-то. Для празднования.

Из-за стола они переместились на медвежью шкуру у дровяной печи. Ганнибал налил им обоим виски в жестяные стаканы и поднял свой, провозглашая тост.

— За окончание зимы, — сказал он.

Уилл чокнулся своим стаканом о стакан Ганнибала. Они залпом выпили. Уилл налил им еще и поднял свой стакан. Он собирался сказать: «За Фрэнка». Или «За Эбигейл». Но имен в их списке было слишком много, а вот алкоголя — не очень.

— За мертвых, — наконец сказал он.

Они выпили и за мертвых, на этот раз — медленнее.

Уилл, все так же держа свой стакан, слегка взболтал в нем оставшийся виски.

— Я рассказал тебе, что Чио убила пленника.

— Да.

— После этого, я… — Уилл допил свой виски. Он не пил алкоголя после того вина в принадлежавшем Лектеру доме над обрывом, и ему уже стало немного жарковато.

Ганнибал налил ему еще.

— После этого?

— Он хотел быть свободным. Как Фрэнк. Но не совсем как Фрэнк. Фрэнк хотел жить. Пленник хотел умереть, — Уилл закрыл глаза, вспоминая Беверли. — Смерть делает нас ангелами и даёт нам крылья там, где были плечи, мягкие, как вороновы когти.

— Ты дал ему крылья, Уилл? — тихо спросил Ганнибал.

Открыв глаза, Уилл увидел, что Ганнибал подался вперед, напряженно, пристально глядя на него. Грэм кивнул.

— Расскажи мне, — попросил Ганнибал. — Расскажи мне все.

Уилл рассказал ему, как связал мертвого пленника, об улитках, о том, как разбивал винные бутылки и порезался ладонями о стекло. Весь подвал пропах кислым вином, смертью и кровью.

— Я зажег много-много свечей, — сказал он. — Лишь их свет освещал подвал и отражался в его крыльях, и мое лицо отражалось в его крыльях, и улитки ползали, и вино на полу было словно кровь, и…

И Ганнибал поцеловал его. Завалив Уилла на спину, он устроился сверху, целуя его чуть ли не после каждого слова, пока Уилл не добрался до последней, самой важной части.

— Я заставил его взлететь. Перекинув веревку через потолочную перекладину, я подвесил его высоко над землей и заставил его взлететь. Я… Я сделал это для тебя, — Уилл, уставившись на Ганнибала, вдруг почувствовал себя пьяным, но вовсе не из-за виски. — Я хотел показать тебе. Это было прекрасно. Это было прекрасно.

Голос Ганнибала дрогнул, когда тот прошептал имя Уилла. Лектер притянул его к себе. Они тут же потянулись к одежде друг друга, но, раздевшись, просто лежали в обнимку. Тело Ганнибала везде было теплым и твердым, и гораздо более знакомым Уиллу, чем его собственное. Он дотронулся до клейма на спине Лектера и поцеловал шрамы на его запястьях.

— Я хочу это увидеть, — сказал Ганнибал.

— Можем туда поехать.

— Я не планировал возвращаться туда никогда.

— А я никогда не планировал связывать мертвого парня и сажать на него улиток, — ответил Уилл. Он почувствовал, как Ганнибал, едва слышно рассмеявшись, выдохнул в его волосы. — Думаю, мы оба делали вещи, которые никогда не планировали, — чуть помолчав, он добавил: — Я хочу, чтобы ты его увидел. До этого момента я не понимал, насколько сильно.

Ганнибал глубоко выдохнул.

— Хорошо. Как скажешь. Но не прямо сейчас.

— Не сейчас. У нас еще здесь есть дела, — Уилл потянулся за бутылкой виски и поднял ее. — Нам нужен еще один тост.

— Тогда — за жизнь. За нашу жизнь.

Забрав у него бутылку, Ганнибал сделал глоток и поцеловал Уилла. Виски хлынул в рот Грэма, горячий, словно кровь. Они оба проглотили его, не разрывая поцелуя. Вдохнув, они целовались дальше, словно могли продолжать вечно. Уилл представил себе, что они так и умрут, переплетясь вместе. Неразделимые, их тела сольются вместе, разлагаясь, пока единственным способом определить, кто из них кто, не останется пересчет костей.

— Ты улыбаешься, — прошептал Ганнибал ему прямо в губы.

— Я знаю, — ответил Уилл. — Я счастлив.