Не без греха (СИ)

Сонхи это понимала, потому как испытывала то же самое, когда осталась с Хосоком в качестве родителя. Ей ни в чём не хотелось упрекать брата, но позаботиться о его безопасности стоило. Мама давно отошла от роли хранителя очага, как-то она поделилась вслух тем, что не особенно хотела выживать. Сонхи также почувствовала, что Хосоку сложно с Чимином из-за того, что тот имеет всё, чего у них уже не могло быть. И если она искала успокоения на конце иглы, то Хосок рвался в бои. Губительная привычка разрушать то, что не в состоянии отстроить.

— Танцы для тебя - слишком легко, верно? — Сонхи забеспокоилась, во взгляде мелькнул страх, какой бывает у жертв мученических преследований. Затем она взяла брата за руки. — Хосок, тебе лучше перестать драться и посещать клуб. Я могу только догадываться о том, что тебе там наобещал главный, но мне это совершенно не нравится. Пожалуйста, вали оттуда как можно скорее. Там никому нельзя верить.

Он обмер, кивнул и дал обещание уйти, предчувствуя, что выполнить его не сможет. Ему показалось, что Сонхи боялась не за него. Сонхи боялась за себя.

***

Нанимаясь, Чонгук не предполагал, что телохранитель обязан возиться со своим подопечным. С Тэхёном же он именно возился. Может потому, что не хотел с ним знаться, может потому, что Тэхён грубил и вёл себя высокомерно, тем самым подставляясь в самых обыденных вещах. Но жаловался и ныл он на порядок меньше, пока не прекратил вовсе. Проще следовать принципу “горбатого могила исправит”, чем надрываться в попытках что-либо изменить.

Позже его крутой образ понемногу размывался, и Чонгук представлял, что разматывает мумию. Только понятия не имел, что там, под размякшими бинтами. Например, уже сев в машину, а того хуже - проехав полдороги, Тэхён мог неожиданно вспомнить, что забыл на столе тетрадь, доклад или контрольную. Конечно, он пребывал в смятении и мало что не забывал в период, когда приходилось метаться от учёбы к курсам, а оттуда к работе в маленьком офисе, где по большей части приходилось копаться в скучных бумажках. Отец нашёл рутину изощрённым наказанием.

Поборов гордость, Тэхён таки написал Юнги, но сообщение осталось висеть непрочитанным. Он пытался убедить себя, что не скучает и не станет, ведь у него и так полно дел, а рёбра вовсе не врезались в лёгкие. Просто дичайшая усталость. Автоматически: те ночи - насмарку и впустую. Такие мысли холодили спину и кромсали ровное дыхание. Тэхён не пожелал бы быть забытым и канувшим в лету.

Всё бы шло наперекосяк и дальше, пока Тэхён вдруг не умудрился подцепить простуду и усесться в салон с температурой. Не из вредности, а потому что и без того ходил болеющим и загонялся таблетками. Слабым выглядеть он по-прежнему ненавидел.

Уже на следующем светофоре Чонгук смекнул: что-то не так. С заднего сиденья не видно подсветки телефона и не слышно язвительных комментариев. Он оглянулся и тут же съехал на обочину, дотронулся до кипящего лба. Вдруг Тэхён разлепил покрасневшие глаза и схватил его за запястье.

— Зачем ты остановил машину? Со мной всё в порядке. Ещё на работу надо успеть. Едем, нехер нюни распускать.

Если бы не внешность - Чонгук бы подумал, что наткнулся на восхитительно знакомый посыл. Он застыл, занимаясь тщательным самокопанием, сомневаясь и ища аргументы к спасению. Наверное, за Тэхёна он не переживал ни грамма. Но что сказал бы хён, увидев, до какой подлости он скатился из-за приступов ревности? Поэтому и привиделся призраком совести, не иначе.

Таким образом, следующей остановкой стала аптека. Закупив лекарств, Чонгук отвёз Тэхёна домой, который, согласно расписанию, должен был ещё пустовать. Кое-как выбравшись из авто, Тэ качнулся и нежданно планировал встретиться с асфальтом, однако телохранитель вовремя подставил ему плечо и осторожно поддержал.

— Э, здоровяк… — Тэхён откашлялся и попытался оттолкнуть его, но не смог. — Блин, отстань, я сам… Сам справлюсь.

Конечно, Чонгук не позволил и подхватил его на руки, невзирая на ругательства и проклятья, донёс до кровати и начал стаскивать обувь.

— Не надо, сам разберусь! — снова возмутился болеющий и закашлялся.

Непреклонный Чонгук неукоснительно следовал лишь своим правилам, снял с Тэхёна верхнюю одежду, повесил в шкаф и скрылся. Голова Тэхёна плавилась и собиралась прожечь подушку, он не предпринимал попыток подняться. Позже он с трудом распознал в вошедшем Чонгуке прежнего парня-скалу. С пакетом лекарств и чашкой с дымящейся микстурой он скорее походил на няню, каких в детстве Тэхён видел неоднократно. Нянь, которые так или иначе вынуждены были о нём заботиться.

— Не стоило, — запыхтел он, усаживаясь. В глотке пересохло, глаза заслезились. — Тебе не за это платят вообще-то.

Настойчиво протянув чашку, Чонгук достал свой переводчик мыслей. Читая, Тэхён сощурил воспалённые веки и шмыгнул носом.

«Тебе лучше послушать меня, если не хочешь оказаться в больнице».

— Кстати, да… Почему ты сразу меня туда не отвёз? — удивился Тэхён.

Скоростная печать.

«Ты как-то сказал, что не любишь врачей».

Тэхён раскрыл рот. Он часто болтал о всяких глупостях и не придавал им значения, следовательно, никогда не надеялся, что кто-то его слушал, а тем более пробовал запоминать такие мелочи.

Выпив лекарство, он сполз обратно на подушку и чуть улыбнулся, взяв Чонгука за руку. Возможно, он бредил и наблюдал смешение лиц, личностей и эмоций.

— Спасибо. Немой, а слушать умеешь. Это так хорошо…

Когда Тэхён наконец заснул, Чонгук, вздрогнув, отпустил его ладонь. Нет, спящим он выглядел не столь уж раздражающе, вполне мило. Птенец, дитя. Запутался в сетях, хотя делал вид, что пуленепробиваемый - подчинился. А самого грызло. Он сознавался, что ему противно и он не согласен с мучениями того же Чимина, пострадавшего ни за что. Но Чонгук не шибко верил на слово, да и не обязывался выступать в роли проповедника. Не его проблемы, в конце концов.

Что-то в Тэхёне напомнило Чонгуку о прошлом, о том, как его выкручивало в подвальных условиях, о том, как ныли мышцы. И дальше, о днях, где между ним и Юнги пролегала воздушная плёнка одной кровати.

Прежде, чем тихо уйти, Чонгук бережно поднял ладонью взмокшую чёлку, оголил высокий лоб и легонько коснулся его губами. Когда-то, в дни болезни Чонгука, так делал хён, приговаривая: «Губы не обманут».

Не обманывали. Температура спадала. Заботу о Тэхёне следовало перепоручить служанке.

По дороге к машине Чонгук держал затронутую руку в кармане и напряжённо размышлял. Его держал рядом с Тэхёном не только приказ свыше. Нужда в покровителе, нужда в обязательном втором начале. И не важно, при каком оно статусе, требует ли защиты или наказания. Чонгук уверен, что рождён для того, чтобы иметь что-то исключительно собственное и отдавать себя целиком взамен.

Он долго рассматривал суставы своих пальцев. За что он всё-таки бился и кому служил?

Привыкнуть пришлось. Притереться. Смириться с тем, что Тэхёну нравились другие вещи, музыка, кино. Сфера их интересов разительно отличалась, но тем ярче проявлялась в находящихся пересечениях, вроде покачивания головой в такт одной и той же песне или заказу одинаковой начинки в гамбургер.

В карманах Тэхёна часто оказывались выдохшиеся зажигалки, и Чонгуку приходилось делиться своей, хоть и курил он изредка. В один из вечеров Тэ не стерпел шелеста по карманам и, фыркнув, прикурил от сигареты Чонгука. Его модельное лицо оказалось слишком близко, уставшее и осунувшееся после болезни, спустя сто суток тоски и страданий. Он с аппетитом затянулся и улыбнулся Чонгуку, чья сигарета истлела наполовину, пока тот не решался вздохнуть.

Если Тэхён и походил на ребёнка, с которым нужно нянчиться, то лишь тогда, когда желал заполучить внимание, нехваткой которого упьётся любой желающий. Впрочем, Чонгук не торопился его жалеть и сбрасывать со счетов образ волка в овечьей шкуре.

У Тэхёна не водилось настроения, говорил он урывками и неохотно, как-то выплёвывал слова. Обмолвился о том, что есть человек, с которым он хотел бы свидеться, будь такая возможность, тот самый, о котором «уже заколебался напоминать». Недвусмысленный взгляд, сброшенный пепел. Тэхён испытывал острую потребность в приключениях, но ещё большую в том, что называется близостью.