Не без греха (СИ)

— Я в нокауте, дружище. Если я сейчас снова отправлюсь на работу, то к вечеру точно подохну. В таком режиме нереально выживать. Да, ты повязан долгом и кодексом какой-то ебучей чести, но ты же… — Тэ коснулся крепкого плеча Чонгука и заглянул, пожалуй, в самую душу. — Ты же человек.

Ноль целых, ноль десятых. Не дружба и не вражда. Но в какой-то степени Тэхёна радовало, что в ответ на его странности звучала тишина, не прячущая осуждения. Телохранителю и так доставалось, он стал невольным слушателем всего, что не сдержишь. С прежними прислуживающими Тэ мог вступить в диалог или пококетничать, насладиться главенствующим положением. От Чонгука веяло несмываемым холодом, и никакие контакты или наезды он не воспринимал…

Вплоть до того момента, пока не прозвучало имя.

Чонгук посмотрел иначе, не кристально сквозь, а прямиком на Тэхёна, как будто тот впервые обрёл телесную форму и засветился. Изменилась и атмосфера. Но Тэхён смутно представлял, что тому виной, учитывая, что о связи двух совершенно разных людей догадаться сложно.

— В общем, расскажешь ты отцу или нет, мне плевать, Чонгук. Я пошёл, и не пытайся меня остановить, — Тэхён затоптал окурок и, подняв воротник пальто, героически отправился прямиком по улице.

Через несколько минут, как и думал преспокойный Чонгук, Тэхён вернулся, почесал затылок и нервно улыбнулся.

— Слушай, да. Проблема. Я в этом районе абсолютно не ориентируюсь, а зарядка на телефоне села. Было бы круто, если бы ты меня отвёз. Серьёзно, ты многое для меня делаешь, ты классный, хотя и выбешивал меня сначала.

Чонгук быстро достал телефон.

«Не подлизывайся».

— Никоим образом, это искренняя благодарность за службу, — Тэхён состроил глазки. — Пожалуйста. Я обещаю исполнить любое твоё желание, если ты согласишься.

«Любое?».

— Да.

«Садись».

— Адрес, значит, такой…

«Я знаю».

— Откуда?

Тэхён не получил ответа, да и вообще сомневался, что Чонгук доставит его куда положено, а не, скажем, к отцу на покаяние.

***

Стирал вещи. Курил и расхаживал туда-сюда, выкидывая лишнее, скопившееся завалами под седой пылью. А ещё Юнги умышленно стирал из памяти Тэхёна и всё, что с ним связано. Он полагал, что безгрешен по сути. Их свело, встряхнуло и развезло по разным станциям. Подумаешь, избалованного богатея посадили под арест на пару месяцев… У Юнги тоже находились немаловажные причины просыпаться по утрам. Скрести деньги на подработках, пахать, как проклятому. Причины и снова причины. Чем их больше, тем меньше бесновалась совесть.

Сообщение не прочитано. Он понимал, что откладывал, пока не просрочил. А во снах отвечал столько раз, столько раз к Тэхёну прикасался и останавливался, просыпаясь.

Почему всё именно так?

Немного страшно обнаружить, что в отстроенной железной машине слетели шестерёнки, и слаженная система пошла по пизде. Сколько раз Юнги учил себя: наслаждайся, но не зацикливайся, зацикливайся, но не стремись. А если стремишься, то стреляй по ногам и ползи в обратную сторону. Пока не задело. И если так, он даже не пытался взвести курок.

После того, как Тэхён не оправдал ожиданий, Юнги не то чтобы разочаровался, но понял, что одного тела от него теперь недостаточно. Тэхён эволюционировал в головоломку, срывающуюся на последнем звене. Он та суть, на которую невозможно поставить и быть уверенным в выигрыше. Как ни повернулась бы карта, казалось, Тэхён перетасует колоду за секунду до вскрытия. Поэтому множественный пас. Пас на всю игру.

Помимо прочего, Юнги волновало и угнетало то, что случилось в лифте. Чонгук. Их восстановившиеся родственные узы снова замкнуло, едва он успел их починить. Ему стыдно за то, что не сделал работу над ошибками и напортачил так по-детски, спьяну.

В тот раз было хуже, опаснее. В первый. Когда Юнги метался и отчаянно рвался к смертельному исходу, а Чонгук выдернул его из пучины, утешил и сгладил неровности, пригвоздил и не спросил о раскаянии. Простил не глядя. Маленький тёплый Иисус, съевший все терновые колючки и зализавший язвы.

Чонгук являлся самой уязвимой частью вселенной Юнги, источником и предметом его невозбранной нежности. Он давал ему больше, чем позволял тратиться на других. Никто не получал таких объятий, как Чонгук, никто не посмел бы увидеть его таким, каким дозволялось брату. С самого детства Юнги сочувствовал ему, оберегал и мечтал застать момент, когда услышит голос, которого никто не добился. Благородная цель, которую Юнги подвесил на удочку и зацепил впереди, спотыкаясь о безумства юности. Многое из того, что он наворотил, пришлось оправдывать именно этим. Отчаянным желанием помочь.

Но Чонгук продолжал наблюдать молча, а Юнги не знал, что делать и решил: лучше всего - прекратить бороться и увиливать от своей же сволочной натуры. Появился способ здорово изменить ситуацию и нажиться за счёт верности. Юнги пользовался своим авторитетом в глазах Чонгука, продолжавшего надеяться и хватавшего удовольствие от сиюминутных ласк, каким хён придавал густые оттенки.

Намджун говорил, что ни к чему доброму такое поведение не приведёт. Так оно и случилось. Долги расстелились шелками, долгожданная свобода отдалялась, как пугливый светлячок. Юнги вернулся в начало, проебав куда больше приобретённого. Перед Чонгуком он чувствовал себя виноватым и убогим, неспособным стать эталоном и светочем. Зато он пример того, как поступать не следовало.

Минорные мысли разогнал внезапный стук. Всполошившись, Юнги придавил окурок ко дну пепельницы. Он открыл дверь и опешил от недостатка воздуха в груди, попав в хлынувшие объятия. Повеяло мятой, в мягкости волос запутались пальцы. Почему-то он так чертовски соскучился, что не мог ничего придумать, кроме как прижаться к губам и целоваться нечаянно и нежно. Тэхён захотел остаться в его руках на вечность, он предлагал рассыпаться и разлететься по ветру, он настаивал и восторгался, напоминая о звёздах, которых они не видели в те ночи, потому что гуляли вдвоём.

Юнги спрятал непрошеную улыбку и чуть отстранился, пристально вглядываясь во влекущие радостные глаза.

— Как тебя занесло сюда? — он требовал объяснения, почти обвинял.

— Меня привезли, — Тэхён обернулся, уступив Юнги подход к площадке.

Внизу, прильнув к машине и сложив руки на груди, стоял Чонгук, похожий на покорного пса, которого оставили сторожить вход. Он поднял ревностный взгляд, и Юнги шатнулся назад, точно окаченный ледяной водой.

— Что? Так пугает мой новый надзиратель?

— Он… — в черепной коробке Юнги метался разъярённый метроном. — Странный немного, да.

— Он немой, но разговаривать может, — Тэхён по-хозяйски закрыл дверь и небрежно кинул пальто на крючок. — Мутизм, как я погуглил. Иногда от него и впрямь мурашки по коже, но вообще… Мне кажется, он добрый малый.

Юнги дошёл до середины комнаты и упёрся в то, что голова отказывалась соображать, а в глотке осел горьковатый привкус. Он всячески избегал момента встречи Тэхёна и Чонгука, даже в «Хель» ни разу не приводил его в те вечера, когда мог бы застать там брата. Теперь же стало очевидным то, что они знакомы. И не раскрывать правду - значило снова пользоваться доверием Чонгука.

— Ты бы знал, как я скучал, — Тэхён прильнул сзади и поцеловал Юнги в шею, а затем задал вопрос, разломивший вакуум надвое. — Откуда Чонгук знает твой адрес?

— Рассказать? Присаживайся.

Тревогу заменила уверенность. В том, что Тэхён в безопасности и под присмотром. Разлив ликёр по чайным чашкам, Юнги исповедался о родстве, о трагедии Чонгука и о том времени, когда считался его «хозяином». Не посмел затронуть то, что они спали, не посмел упоминать и о чувствах.

Тэхён выслушал, не перебивая. Несколько минут он оставался в смятении, не зная, как воспринимать. В общем-то, его не особо трогало то, что он очутился между двух братьев. Мир тесен. Однако, он плохо понимал, как устроена подноготная клуба и засомневался в том, что кому-то действительно нравится собираться и делать ставки на повороты в жизни малознакомых людей.