Драко Малфой и Невозможное счастье (СИ)

— Знаю, — еще грустнее согласился Сириус. — Но я-то человек…

Никто ему не ответил. Трое мужчин стояли на платформе и смотрели вслед поезду, который уже скрылся из вида.

Драко опомнился пять минут спустя.

— А где Стейси? — спросил он, оглядевшись.

— Какая Стейси? — спросил Сириус.

— Стейси Уизли, — ответил Гарри. — Аппарировала, наверное.

— Блэк, дай сигарету, — сказал Драко, увидев, что Сириус достает из кармана пальто пачку.

— Ты же бросил, — укоризненно заметил Гарри.

— У меня стресс, — возразил Драко, прикуривая. — Ой, кайф! Поттер, это делает меня абсолютно счастливым, а ты мне запрещаешь… Где твоя гриффиндорская совесть?

Гарри хмыкнул.

— Растворилась в твоей слизеринской… — он не закончил, потому что Сириус расхохотался, едва не выронив сигарету.

— Вот уж не знал, — спокойно произнес Драко. — Теперь буду знать, где у тебя совесть… точнее, где она была.

Он выкинул окурок и бесцеремонно залез в карман Сириуса в поисках пачки.

— Твой муж ко мне пристает, — сообщил Сириус Гарри. Драко, хмыкнув, закурил вторую сигарету, и Гарри жалобно сказал:

— Теперь от тебя будет пепельницей пахнуть!

Драко метнул в него острый взгляд.

— Ну так не целуйся со мной. Я тебе не навязываюсь.

— Кстати, а как Сольвейг? — неожиданно спросил Сириус. — Она… в порядке?

Молодые люди вздохнули в унисон, и Гарри сказал:

— Может, зря мы столько времени держали ее при себе? Она так замкнута…

— Я должен был отдать ее в Начальную Магическую, что ли? — мгновенно вспылил Драко. — Это заведение для нуворишей? Еще не хватало!

— Ладно, хватит вам, — добродушно оборвал перепалку Сириус. — Близнецы ее быстро адаптируют. И почему вы вечно ссоритесь по всякому поводу?

— Он зануда, — в два голоса ответили Гарри и Драко. Сириус, расхохотавшись, подхватил обоих под руки и потащил к барьеру.

— Тут поблизости есть очаровательный бар, — сообщил он. — И кстати, Малфой, если этот придурок откажется с тобой целоваться потому, что от тебя, видите ли, куревом пахнет, то я тебя поцелую. Пойдет?

— Вполне, — весело ответил Драко и подарил Гарри дразнящий взгляд. В следующее мгновение он был схвачен, руки выкручены за спину, а рот — крепко запечатан. Поцелуем.

Ремус Джеймс Люпин-младший по прозвищу Волчонок, которого также называли Реми — с ударением на второй слог (имяобразование принадлежало Драко, и Волчонок ненавидел его так же, как ненавидел белокурого отца своей лучшей подруги) — действительно перешел в этом году на третий курс, хотя учился в Хогвартсе всего год. Это его радовало. К концу прошлого учебного года он обогнал своих сокурсников не только в знаниях, но и физически — даже если бы у него и были друзья в Хогвартсе, вряд ли они остались бы таковыми. Волчонок завел себе правило не обзаводиться друзьями. Люди жили гораздо медленней, чем он сам. Это создавало проблемы.

Собственно говоря, Сольвейг Поттер-Малфой не была его лучшей подругой. Она была единственной. А близнецов Уизли Волчонок не любил — они шумели, галдели и вообще изрядно действовали ему на нервы; в их присутствии даже Сольвейг из задумчивого, такого близкого и родного Волчонку существа превращалась в нечто шумное и занимающее слишком много места.

Вот такая Сольвейг, как сейчас — уткнувшаяся носом в окно, специально, чтобы никто не видел ее слез — Волчонок чувствовал их на запах, поэтому знал, что она плачет, — его вполне устраивала. Уизли несколько раз пытались вывести ее из меланхолии, но на всех их шутки она отзывалась бледной улыбкой и вновь отворачивалась. В конце концов, близнецы сбежали. Тогда Волчонок подсел к Сольвейг и погладил ее по плечу.

— Ну, хватит уже реветь, — произнес он. — Им ведь тоже не помешает отдохнуть от тебя… Нельзя быть такой эгоисткой, — добавил он, со странным удовлетворением наблюдая, как вновь искривились губы Сольвейг. — Хватит уже. Родители никогда не забывают своих детей.

— Ну-ну, — огрызнулась Сольвейг. — То-то Сириус опоздал к отходу поезда.

Это был удар ниже пояса, и нанесен он был намеренно. Волчонок прикусил губу и слегка отодвинулся.

— Его что-то задержало, — произнес он нарочито спокойно.

— Ну да, — фыркнула Сольвейг. — Просто он забыл. Он всегда все забывает, ты же знаешь. Про гаррин день рождения, про подарки на Рождество…

— Он не забыл! — голос Волчонка уже звенел. — Он просто задержался!

— Конечно, — кивнула Сольвейг. — Тем более что он ведь тебе не отец. Я имею в виду, не родной.

Волчонок подскочил, словно на скамье под ним внезапно выросли гвозди, вернулся на свое место и мрачно уставился в окно. В молчании прошло минуты три.

Впрочем, Сольвейг не чувствовала уже ни злости, ни обиды — все выплеснулось из нее в ругачке с Реми. Они мотали друг другу нервы с тех пор, как вообще научились это делать сознательно.

— Волк, — позвала Сольвейг. Тот посмотрел на нее из-под темной челки. — Ладно тебе…

— Ага, — он кивнул. Вновь наступило молчание, но теперь — мирное.

Еще через несколько минут дверь купе открылась, и с шумом и гоготом в нее ввалились близнецы Уизли в сопровождении кучки сокурсников. Вместе с ними в купе проникла девочка невысокого роста с копной темно-русых волос. Она сразу подсела к Сольвейг.

— Привет, — сказала она. — Я тебя знаю, ты Сольвейг Малфой-Поттер.

— Поттер-Малфой, — привычно поправила Сольвейг.

— А я — Мара Финниган. Я как-то были у вас на Рождество, приезжала вместе с моим двоюродным братом, Шеймусом.

— Ага, — сказала Сольвейг, — я помню.

— Ты на какой факультет попадешь, как ты думаешь? — продолжала тараторить Мара. — У меня вот мама училась в Рейвенкло, а папа — в Хаффлпафф. А Шеймус — в Гриффиндоре. Вот и я думаю…

— Проблем с Попечительским Советом не было? — спросил Рем Люпин у своего начальника, директора школы Ховартс профессора Северуса Снейпа.

— Не было, — коротко ответил Снейп.

— А что насчет Зельеварения? — осторожно спросил Люпин. Снейп бросил на него короткий злой взгляд.

— Люпин, должен ли я тебе напоминать, что Зельеварение — самая сложная…

— Северус, не начинай, прошу тебя, — мягко произнес Люпин. — Ведь у мальчика аллергия. Он просто не переносит резких запахов, я знаю, каково это. В полнолуние мне тоже всегда было плохо от трав.

— Так что же ты его на домашнем обучении не оставил, мальчика своего? — саркастически осведомился Снейп.

— Там же Сириус…

— Ну да! — язвительно отозвался Снейп. — Оставлять ребенка с этим психом…

— Твоим братом, — в том же тоне перебил Люпин. Снейп скрипнул зубами так громко, что Люпин поморщился.

— Пусть занимается теоретически, — приговорил Снейп после небольшой паузы. — И, Люпин — я больше не желаю обсуждать эту тему!

— Северус, зелья невозможно выучить в теории!

— Не рассыплется, будет учить!

Дверь открылась, и холодный голос Сольвейг Паркер произнес:

— Ученики в замке.

Она посторонилась, пропуская Люпина, и слегка улыбнулась в ответ на его улыбку. И не подняла глаз, когда мимо нее проходил Снейп.

Первокурсники вошли взволнованной гурьбой; Минерва МакГонагалл остановила их посреди зала, там, где на стуле уже лежала старая латаная Шляпа.

Люпин не слушал, что поет Шляпа в этот раз. Снейп утверждал, что в прошлом году она повторяла ту песню, что пела в год их поступления; возможно, он был прав, в конце концов, трудно из года в год сочинять песню на одну и ту же тему. Правда, если ты — Шляпа, и больше тебе нечем заняться, то почему бы и нет?

Люпин улыбнулся сыну, сидящему за слизеринским столом — и как всегда на особицу (в прошлом году, узнав, в какой факультет Шляпа распределила Реми, Сириус пять минут растерянно хлопал глазами, а потом выдавил: «Нууу… Драко вот тоже закончил Слизерин…»), получил в ответ хмурый взгляд из-под челки и нашел взглядом Сольвейг. Дочь Драко и Гарри, выделяющаяся в толпе первокурсников платиновой волной волос, сжимала зубы так, словно ей предстояло подняться на эшафот, и упрямо смотрела вперед, на Шляпу. Рем украдкой окинул взглядом преподавателей — да, как он и ожидал, все глазели на нее. Флитвик залез на стул.