Соулмейт для джедая (СИ)

- Оби-Ван?..

- А ты решил избегать меня вечно? - дождавшись, когда неловким жестом Энакин предложит ему сесть рядом с собой, Оби-Ван усаживается на помятую постель, и добавляет. - Если ты ждал от меня первого шага, то можешь считать, что это он. Я все понимаю, ведь я старше, и за мной изначально ведущая роль в отношениях. Я слишком многое возложил на тебя.

От этих слов, Энакин неожиданно вспыхивает:

- Я — не мальчишка, Оби-Ван. Я — генерал. И уж точно не жду, что кто-то начнет решать за меня. Если ты дважды отымел меня, это не дает тебе никакой “ведущей роли”.

- Прости, - даже в потемках Энакин понимает, что сейчас Кеноби краснеет. Отчего-то, такая реакция вызывает у Скайуокера тихое удовлетворение. - Я еще тогда, на Мандалоре, заметил, что ты очень сильно изменился, Эни. И мне хотелось бы знать, изменились ли твои чувства тоже?

- А как ты думаешь? - усмехается Энакин, поддавшись приступу горькой обиды. - После того, как я прилетел, едва узнав об опасности, рисковал своей жизнью, подвел друзей ради тебя?

Оби-Ван молчит, а после осторожно, словно ожидая, что возлюбленный в любой момент оттолкнет его, приближается к его лицу и нежно целует. Энакин невольно морщится, ведь, судя по ощущениям, Кеноби снова отращивал бороду, но вскоре на него накатывает… Какое же приятное, неописуемое, щекочущее в груди и животе, чувство, когда, спустя столько времени, ты вновь целуешь любимого. Грудную клетку буквально распирает изнутри от нахлынувшей нежности, когда, открыв глаза, Скайуокер видит перед собой такое родное лицо.

- Я больше не отпущу тебя, - шепчет Оби-Ван почти в самые губы Энакина. - Достану хоть на краю Галактики, но не отпущу, - он стягивает тунику с плеча любимого, разглядывая собственную алую метку, и невесомо касается ее губами, заставляя Энакина вздрогнуть.

С губ Скайуокера срывается тихий, почти незаметный, стон, который, однако, не утаивается от слуха Кеноби, буквально срывая крышу. Набросившись с поцелуями на его шею, он буквально опрокидывает Энакина на кровать, заставляя того опереться на локти.

- А может… Ах… Может, на сей раз я буду сверху? - предлагает Энакин, ухватив Оби-Вана за воротник рубашки.

Тот уставляется на него со странным выражением лица, а после, с тем же выражением, садится на кровати в исходное положение, и невозмутимо указывает на свои бедра:

- Садись.

Возмущению Скайуокера нет предела, и он даже рад, что никто из них не додумался включить свет, и Оби-Ван не увидит его горящие щеки. Однако, он с наигранной покорностью забирается на колени Оби-Вана и целует его, в отместку неплохо так цапнув за нижнюю губу, ухмыльнувшись. Так, чередуя поцелуи, полные нежности, и укусы, от которых с утра наверняка будут болеть губы, они избавляются от верхней части одежды. Энакин чувствует, как во внутреннюю сторону его бедра что-то упирается. Издав сдавленный стон, Скайуокер смущенно кладет руки сенатора на свои бедра, которые тот собственнически сжимает.

Комнату и самих влюбленных озаряет полоска света, и лишь секунды спустя, до них доходит, что свет исходит из коридора, через открытую дверь. В дверях стоит Асока, от шока распахнув глаза и рот, наблюдая за парочкой в не меньшем оцепенении, чем они сами.

- Э… Шпилька… - произносит Энакин прежде, чем девочка, сделав глубокий вдох, буквально захлопнув дверь на ходу, мгновенно уносится прочь по коридору.

========== Часть 20 ==========

- Думаю, мне стоит объясниться с ней, - смущенно бормочет Энакин себе под нос, слезая с колен любимого и в спешке надевая тунику.

- И что ты собрался объяснять? То, почему ты полуголым сидишь в позе наездника на сенаторе Набу? - внимательно смотрит на него Оби-Ван, явно стараясь казаться серьезным, но все же улыбаясь.

- Хотя бы это, - как-то неопределенно произносит Энакин, убегая на поиски Асоки.

Искать девочку, однако, не приходится. Она обнаруживается в своей, соседней от Энакина, комнате, сидящей на кровати спиной к двери и до того самого момента, как Энакин усаживается на кровать за ее спиной и кладет руку на плечо, заставляя девочку вздрогнуть, упорно делает вид, что изучает свои ногти.

- А? Вы что, уже закончили? - невозмутимо острит Асока, повернувшись к Скайуокеру, глядя прямо в глаза, заставив покраснеть.

- Шпилька, знаешь, я пойму, если ты пошлешь меня к криффу с моими откровениями и доложишь обо всем Падме, но ты первая, кому я открыто говорю об этом, - вздыхает Энакин, зарывшись механическими пальцами в волосы, словно это поможет ему собраться с мыслями. - Я и Оби-Ван любим друг друга, - ему странно и непривычно произносить эти слова вслух. Не “я люблю”, а “мы”.

- И давно? - уточняет Асока, и Энакин не знает, что ответить на этот вопрос.

В какой момент это все началось? Двенадцать лет назад, на Татуине? Полтора года назад, в момент их встречи в апартаментах Кеноби на Корусанте? Чуть позже, на Набу, в их первую ночь, когда Оби-Ван оставил свою метку на коже Энакина? Месяц назад, после тех ужасных событий на Мандалоре? Или лишь сегодня, когда они, наконец, воссоединились, пройдя через все это?

- Давно, - уклончиво отвечает Энакин, так и не найдя точного ответа. Видя, что девочка внимательно его слушает, он продолжает свою исповедь, оттянув ворот туники, демонстрируя свою метку. - Знаешь, что это?

- Метка? - Асока разглядывает яркое “родимое пятнышко” над ключицей Скайуокера, с интересом. Она видит такое впервые, и уж особенно на джедаях. - Я слышала о таких. Это… Он тебе поставил?

- Да, он, - Энакин кивает. - Сама Сила определила нас друг к другу. Я, конечно, не должен говорить тебе этого, Падме точно бы меня прибила, но возможно… Возможно, не все люди, чувствительные к Силе, созданы, чтобы стать джедаями. А иначе… Иначе для чего Сила подарила мне родственную душу, быть с которой мне запрещено? - он осознает, что все еще разговаривает с чужой, даже не своей, ученицей, юной девушкой, которой не стоило бы знать всего этого, но впервые ему кажется, что он находит понимающего собеседника, и Скайуокера пробивает на откровения.

- Знаешь, Скайрокер, ты правда не такой, как все джедаи. Даже Падме… Она прекрасный учитель, но такая жуткая зануда, - после паузы, глядя на улыбку, сияющую на губах Энакина, девочка прибавляет: - Только ей это не говори. А я за это не скажу про то, что ты любитель целоваться с сенаторами в темных комнатах.

Не сдержавшись, джедай, сам не зная, отчего — от того, насколько легко это все оказалось, от чувства облегчения, словно с его плеч свалился камень, от слов Асоки, или всего вместе — начинает смеяться так, что приходится прижать к лицу подушку:

- Ты настоящий друг, Шпилька. Иди я тебя расцелую.

- А господин сенатор не заревнует? - щурится Асока, но подставляет щечку для поцелуя.

- А мы ему не скажем, - хихикнув, Энакин целует щеку девочки, выставляя перед собой кулак, по которому Асока ударяет своим маленьким кулачком.

- Ай! - жмурится она, потирая ладонью костяшки. - Я уже и забыла про твой протез. И кстати, я же могу потребовать с тебя кое-что еще?

- Что же? - напрягается юноша.

Но она лишь просто отвечает:

- Ты все-таки дашь мне повести на обратном пути.

- Мелкая шантажистка! Ладно, так и быть… - тихо смеется Энакин, вставая с постели. - Ну, я пойду?

- Иди, иди, только… Энакин! - окликает она его, когда тот уже у двери. - Постарайся там потише, а то звукоизоляция тут так себе, а я собираюсь спать.

Во второй раз краснеющий Скайуокер сдавленным голосом желает Асоке спокойной ночи и покидает ее комнату под смешок девочки.

- Надо все-таки обсудить с Падме кое-что в поведении ее падавана, - ворчит он под нос.

В комнату Энакин возвращается, горя желанием продолжить начатое с того самого момента, на котором их с Оби-Ваном прервала Асока, а лучше — сразу перейти непосредственно к делу. Но, подойдя ближе, он слышит тихое посапывание и понимает, что тот его не дождался и попросту заснул, развалившись на его кровати. Вздохнув, Энакин решает, что страстное занятие любовью потерпит до утра, а то и до возвращения на Корусант, где они смогут уединиться в апартаментах сенатора и им точно никто не помешает.