Соулмейт для джедая (СИ)

Кеноби смотрит куда-то мимо джедая немигающим взглядом, поднимаясь с кресла, разворачивается и выходит, покидая кабинку пилота. R2-D2 неодобрительно пищит, обиженно отворачиваясь от Энакина.

- Что, думаешь, это было слишком грубо? - он сильно сжимает губы и до боли прикусывает щеку, не дождавшись ответа. - Понятно.

Доверив управление автопилоту, Скайуокер поднимается с места, вознамерившись пойти к Оби-Вану и извиниться за свое поведение. Но тот возвращается сам. Уже без Сатин. Энакин опускается обратно в кресло, откинувшись на спинку.

- Надеюсь, ее родные простят мне такое волеизъявление, но я действительно не мог. Не мог оставить Сатин на планете, где ее предал собственный народ, в который она верила, - произносит Оби-Ван. - Я должен привезти ее на Набу. Герцогиня Кеноби будет похоронена в фамильном склепе Кеноби.

- Значит, на Набу, - со вздохом повторяет Энакин, меняя заданный курс. Теперь уж точно останется только гадать, куда именно Падме затолкает ему световой меч.

- А? - Оби-Ван вздрагивает, обращая взор на Энакина, словно говорил не с ним, а с пустотой, лишь для того, чтобы выговориться, и не ожидал никакой реакции.

Впервые с того самого момента в тронном зале, он смотрит прямо на джедая. Энакин чувствует, что должен что-то сказать. Хоть что-то, неважно, но прямо сейчас, пока зрительный контакт не разорван и момент не утерян окончательно.

- Прости меня, - с трудом выдавливает он самое очевидное и, пожалуй, банальное, что вообще мог сказать. - Знаешь, Сатин была очень сильной женщиной. Я не смог, а она… - губы юноши искажает горестная усмешка.

- Эни… Я своими глазами видел то, что произошло. Твоей вины здесь нет, - Оби-Ван протягивает руку, но не касается джедая, поскольку тот резко уклоняется, и пальцы его сжимаются, а ладонь бессильно опускается вниз.

Больше всего на свете Энакину хочется сейчас ощутить тепло любимой руки. Но он упрямо продолжает наказывать себя и, сам того не зная, Оби-Вана.

- Я должен был быть на ее месте, - упрямо повторяет он, как заученную мантру, словно веря, что сама Сила услышит.

- Нет, - качает головой Оби-Ван. Голос его звучит уверенно. - Я бы не простил этого. Ни тебе, ни себе.

Энакин ничего не отвечает. Просто потому что, кажется, все его слова утратили ценность, а любой вопрос из тех, что он хотел бы задать, прозвучит абсолютно глупо и дико. Оби-Ван же спасает положение тем, что вскоре засыпает, переутомленный, прямо в кресле. Что ж, его можно понять.

Всю дорогу до Набу, Энакин, отключивший автопилот, сосредоточен на управлении звездолетом. Полеты всегда отвлекали от дурных мыслей, расслабляли и в целом оказывали на него благотворное воздействие. Чего, по всей видимости, нельзя было сказать об Оби-Ване, который практически все время проспал. К слову, сон его похож на сон больного лихорадкой: беспокойный, поверхностный, болезненный, с частыми пробуждениями, сразу после которых он снова проваливается в сон, словно желая стряхнуть его с себя, но оказываясь не в силах.

Глядя на эти мучения, преследовавшие Оби-Вана не только наяву, но и во сне, Энакину безумно хочется чем-то помочь. По крайней мере, это единственное, что он мог бы сделать для него. Сконцентрировавшись, джедай пропускает сквозь себя тонкие ниточки Силы. Его охватывает уже знакомое ощущение света, идущего изнутри, и он направляет Силу, с помощью нее осторожно, невесомо касаясь Оби-Вана. Пшенично-рыжих, слегка влажных волос, лба, покрытого испариной — свидетельство начинающейся болезни, пробирается под одежду, даря ощущение приятной, ласковой прохлады. Слыша, как дыхание становится размеренным, видя, как черты лица — губы, вытянутые в тонкую линию, складка, пролегающая меж бровей, сжатые до напряжения веки — расслабляются, Энакин слабо улыбается и заканчивает. Это меньшее, что он может дать. Но также и большее.

Всю дорогу он думает о том, что надо связаться с Падме, но решает сделать это по приземлению, что кажется ему разумным. Пытается придумать что-то, что худо-бедно было бы похоже на правду, но ничего не выходит.

«А значит, лучше для меня будет доставить домой Оби-Вана и убраться с этой планеты как можно скорее,» - думает Скайуокер.

Но по прибытию на Набу, он понимает, что ему самому сейчас, как никому другому, нужен здоровый сон. Сколько он уже не спал?.. Но перед этим желательно подкрепиться хоть чем-то, поскольку желудок Энакина явно намекнул ему, что так дело дальше не пойдет.

На его счастье, хорошо отдохнувший и выспавшийся, в отличие от него, Оби-Ван сам предлагает Скайуокеру остаться, а вернее, просто оставляет его без какого-либо выбора, заявив, что пока тот не придет в себя — никуда не полетит. Этим он напоминает Падме: забота, граничащая с диктатурой.

Поняв, что теперь уж точно попал, Энакин решает связаться с Амидалой. Та отвечает незамедлительно, не дав Скайуокеру и рта раскрыть. Глядя на нее, он понимает, что если бы голоизображение могло кого-то ударить, она бы с превеликим удовольствием это сделала:

- У тебя одна минута, чтобы назвать мне как минимум пять причин своего свинства и сообщить свое местоположение.

- У меня только одна причина, - честно сознается Энакин. - Мой друг был в беде и я не мог бросить его на произвол судьбы. Поэтому сейчас я на Набу, куда привез сенатора Кеноби, вызволенного из мандалорской тюрьмы.

- Ах вот оно что, - кивает Падме с каким-то понимающим, сочувственным даже, вздохом, и Энакин чувствует подвох раньше, чем она продолжает. - Надеюсь, для Совета это будет достаточным основанием.

- Ты… Ты сообщила Совету?! - нет, такого подвоха он уж точно не ожидал.

- А что мне оставалось? Ты бесследно пропал вместе с кораблем, словно испарился. Мы с Асокой застряли на неопределенное время, хотя должны были уже вернуться на Корусант. Я за тебя волновалась, ты не выходил на связь, и… Нет, извиняться я не буду, - заканчивает девушка, сжав губы и скрестив на груди руки.

- Ладно, все понял. Прости, Падме. Я тут не задержусь, скоро буду, - Энакин со вздохом откидывается на постель. Теперь ему уж точно крышка, но даже это известие приносит какое-то небывалое облегчение. Иногда, когда тебе плохо, наступает тот момент, когда ты уже ни во что не веришь, желая, чтобы стало еще хуже. Все же, решать насущные проблемы — проще, чем грызть себя неразрешимыми переживаниями, приводящими в тупик. С этими мыслями он и засыпает.

***

На следующее утро… Или день?.. У Энакина давно уже отсутствует какой-то режим благодаря вечным перелетам, и он совершенно не может сказать, проспал он сутки или два часа… Он просыпается с мыслями убраться отсюда. Ни с кем не прощаясь, даже с Оби-Ваном… Особенно с Оби-Ваном. Скайуокер никогда не бежал с поля боя, но сейчас ему хочется бежать, подобно самой трусливой вомп-крысе.

- Ты улетаешь? - он не успевает взобраться на борт, когда его окликает голос Кеноби, заставляя обернуться. Он не имеет ни одной идеи, как здесь оказался Оби-Ван, если тот, конечно, не преследовал его от самых ворот дворца своей сестры, где они и остановились.

- Да, приходится, прости, - вздыхает Энакин, остановившись, вымученно глядя на него. Ему было бы легче встретить ненависть в любимых глазах. Но в них лишь печаль.

- Я… Я хотел спросить. Что сказала тебе Сатин перед смертью?

- Она просила спасти тебя, - тяжело сглатывает Энакин. - Просила о тебе позаботиться и… Сделать счастливым. Но боюсь, она доверилась не тому человеку.

- Знаешь, Сатин всегда была очень проницательна. От нее невозможно было ничего утаить. И возможно, ее жертва была не напрасна ради меня… Ради нас, - вздыхает он.

- Что? О чем ты?

- Останься, Эни.

- Я… Я не могу, - произносит Энакин дрожащим голосом, часто мотая головой, отступив на шаг. - Не сейчас.

«Останови меня. Останови. Меня. Останови. О с т а н о в и. Остановименяостановименяостанови.»

Но он лишь улыбается и стискивает зубы, готовясь отпустить.

- Когда закончится война, - слабо улыбается Скайуокер, - я попытаюсь еще раз. Закончу со всеми своими делами, и лишь затем возьмусь за самое главное. На Ордене свет клином не сошелся. Возможно, на моей карьере гонщика еще рано ставить крест, - неожиданно для себя озвучивает он то самое, о чем думал с их первой ночи.