Музыка абсурдной жизни (СИ)

Вот в том-то и состояло его горе, впрочем, самого Рокудо никак не огорчавшего: он был слишком гениален, а раз гениален, то был предметом зависти, а если зависть… Наверное, продолжать не стоит: различные неправдоподобные и обидные слухи, мелкие пакости и обвинения в самых невероятных вещах. Вот он, бич гениальных людей, состоящий в том, что их дар от Бога порой принимают за совершенно другое — подхалимство, ложную маску или что-нибудь иное, но только не за талант. Но Мукуро это никак не волновало. Игре на скрипке он отдавался полностью, это было практически смыслом его жизни и тем, для чего он каждый раз с утра заставлял себя вставать с кровати и идти куда-нибудь. В институте он был одним из лучших учеников; ладно, чего уж тут скрывать и преуменьшать его достоинства — он был просто лучшим, ни с кем не сравнимым выпускником, для которого сам директор написал скорее оду, чем просто хорошую рецензию; с такой рекомендацией он был везде желанным гостем, во всех лучших музшколах страны. Собственно, настоящее место его работы и было таковым — престижным, хорошим, достойным. Его двухлетний стаж работы здесь полностью утвердил Рокудо как потрясающего учителя, ведь именно его, ничьи больше, ученики становились потом известны пускай и в небольшом кругу, но для их малого возраста — просто огромном. За всё это время у Мукуро было лишь пять учеников — три девушки, два парня — и все они добились определённых высот. Такое малое количество юных скрипачей своего обучения сам преподаватель объяснял тем, что эти люди были в самом деле гениальны и одарёны в этом; все они проходили жёсткую проверку, а также были одобрены всей комиссией без исключения. Именно поэтому сейчас все восседающие там были до невозможного удивлены выходкой учителя, ведь были стопроцентно уверены, что Мукуро серьёзно раскритикует этого парнишку, как это и происходило чаще всего.

Последние полгода Рокудо вообще не брал себе учеников, ссылаясь на то, что не может найти достойного. Могли возникнуть мысли о том, что, за неимением работы, он просто решил взять первого попавшегося — хоть что-то, как говорится. Но эта мысль сразу отпадала, ведь комиссия считала, что довольно-таки хорошо знает своего молодого учителя, чтобы думать о нём такое. Может, мальчик действительно одарён? Вот тут многие начинали вновь серьёзно задумываться, вспоминая какие-то отрывки из его выступления. Музыка была исполнена, чего уж греха таить, сыро, сам парень постоянно спотыкался, сбивался, порой сильно фальшивил. Да, быть может, в его музыке и была какая-то едва уловимая особенность… но да у какого музыканта, с другой стороны, её нет? Комиссия была до глубины души удивлена выбору Мукуро, ведь претенденты на обучение у него были действительно достойные, а их игра, если говорить ещё честнее, была виртуозно исполнена по сравнению с этим парнишкой. Так в чём подвох такого необычного выбора Рокудо? Никто, кроме него самого, и знать не мог. Однако мы, кажется, слишком отвлеклись, ведь вся эта перепалка между членами комиссии длилась всего лишь каких-то пять минут — вскоре споры поутихли, тема разговора отчего-то стала неактуальной, и относительно все смирились с тем, что их учитель избрал себе именно этого парня. Быть может Мукуро, говоря о том, что берёт Франа под свою ответственность, намекнул на то, что главным поводом для отказа этой музшколы в обучении юному скрипачу был именно недостаток денег у последнего, о чём Рокудо знал не понаслышке. Откуда? О, это пока будет только впереди!..

После вынесения своего вердикта молодой учитель решил поскорее удалиться из этого места и отправиться поскорее домой — к домашнему очагу, уюту, жене и своей маленькой дочке — ей было от силы месяца три. Всё это немного должно было успокоить и разрядить уставшего и нагруженного думами Мукуро. Немного. Должно. Он усмехнулся, подходя к своей машине и нажимая на кнопку, чтобы открыть её. Вы, наверное, немного удивлены вышенаписанному, но тем не менее это правда: Рокудо уже успел завести полноценную семью. Именно поэтому многие завидовали ему — и его необыкновенному таланту, и достижениями на работе, и успехам в личной жизни. Казалось бы, живи да радуйся, коли тебя ставят в пример и стараются быть похожими на тебя. И Рокудо тщетно, но старался жить нормальной жизнью и радоваться некоторым мелочам, но… всё было в его жизни не так радужно и легко, как это виделось другим со стороны. И счастлив он сейчас отнюдь не был. Но да кого и когда это интересовало? Усмешка, открытая в салон дверь автомобиля, фотография явно фальшиво улыбающейся семьи на панеле. Вот именно. Никого.

Он вдохнул в себя побольше холодного воздуха, откинув голову назад и уставившись на серый небосвод. Из-за туч всегда кажется, что темнеет быстро. Из-за какого-то неверного решения в своей жизни всегда кажется, что и всё остальное существование — полная лажа и одна большая ошибка. Рокудо встряхнул головой и отбросил свои мерзкие философские мысли, известные каждому из нас. Они должны были достать его ещё ночью, так что смысл заморачиваться ими сейчас? Мукуро уже собрался сесть в машину и отправиться домой, как сзади себя он услышал оклик. Разворот. Вновь те самые изумрудные глаза. Что в них на сей раз: благодарность, хрупкая надежда, веселье? Мужчина признал их необычными ещё давно, но взял себе в ученики этого парня вовсе не за красоту очей. Внешностью его было навряд ли удивить. Вот музыкой — другое дело. Другое, но порой никому не понятное.

— Чего тебе? — устало спросил учитель, оперевшись о верх машины и вновь оглядев своего будущего ученика. Действительно, телосложение хрупкое: узкие плечи, сам худой, кожа бледная, лицо немного смазливое, но больше равнодушное, волосы до плеч, совершенно отсутствующий взгляд грустно-зелёных глаз, тонкие губы, редко расходящиеся в улыбке, недорогая одежда и неизменный футляр со скрипкой в руках. Он стоял метрах в двух от него, обдуваемый жестоким ветром и явно тянувший время. Наконец его губы разошлись в первом слоге, и он выдал:

— Когда будут занятия? — голос совершенно обычный, немного охрипший, но явно от болезни. Что-то определённо нежное, конечно, в нём проскальзывало, но, чтобы читатели чего не продумали, скажем так: особой женственности в парне не было. Его холодный взгляд и манера речи явно говорили об этом.

— Приходи в эту среду. Там и разберёмся. Кабинет номер 313, — на автомате произнёс он и приоткрыл дверь машины шире, собираясь сесть в неё. Неуверенные, абсурдные шаги, ощущение тёплого тела рядом. Удивление пробежало по сознанию Мукуро, заставив его развернуться. Запрокинутая голова (ростом юный скрипач был всего лишь до плеча нашего героя), опять всё тот же равнодушный взгляд, явное желание что-то сказать. Он хмыкнул — никогда ему ещё не приходилось видеть столь странных людей. Парень же быстро проговорил:

— Спасибо вам. Меня, кстати, Фран зовут, — Рокудо тихонько рассмеялся и без ответа сел в машину. Фран продолжал стоять рядом, не выявляя на своём лице какого-либо удивления. Мукуро завёл автомобиль, опустил окно и наконец сказал, насмешливо глядя на своего ученика:

— Знаю, Фран, знаю. Всё я про тебя знаю, — он тем временем доставал телефон, решившись свериться с пробками на дороге и поехать по той, на которой можно было застрять этак часика на два. — Меня можешь называть мастер Мукуро. Хах! шучу, конечно, называй как хочешь, — он глянул на паренька, боясь теперь, что зря сказал такое — ведь Фран и будет называть его именно так. В нём совершенно не было чувства юмора. Или у мужчины оно было специфическое. А может, рано возникнувшая взрослая серьёзность у скрипача, доставшаяся ему от жизни? Кто знает. Рокудо был уже полностью готов отправиться в путь, да и неловкое молчание повисло между ними, явно намекая на прерывание бесполезной траты времени. Но Фран не уходил — лишь пристально смотрел на своего учителя, совершенно беспристрастно изучая его. Мукуро уже собирался было с ноткой раздражения в голосе объявить о своей сверхзанятости (понятное дело, что напускной) и поехать, как его ученик заговорил снова: