Анри де Грамон (СИ)

- Кто он?

- О чем вы, Кристоф?

- Так вот куда вы сбежали с бала! К нему? Кто он? – он прижал предплечьем мое горло, я судорожно вздохнул.

- Не было никого! – выдавать Стефана я не собирался ни при каких обстоятельствах. И дело здесь было даже не в том, что я по-своему любил его, а в том, что он знал обо мне вещи, которыми я предпочел бы ни с кем не делиться.

Генерал зверел на глазах. Он не верил мне, ни капли не верил.

- Последний раз спрашиваю вас, кто он? – нажим на мое горло усилился. Я молчал, борясь за глоток воздуха. – Я все равно узнаю, Анри.

И тут я совершил ошибку. С силой оттолкнув его и глубоко вздохнув, я сказал:

- Да какое право имеете вы указывать мне, с кем спать!

Он ударил меня открытой ладонью по лицу, я дернулся и покачнулся, прижал руку к горящей щеке.

- Вот как вы заговорили, значит? – он расстегнул свои штаны. Я метнулся в сторону двери, но был пойман. – Чем он лучше меня, Анри, чем? – в его голосе злость мешалась с отчаянием и разочарованием. – А, может, я был слишком нежен с вами? – я задрожал. Он собрал в кулак мои волосы и дернул резко, заставляя меня упасть на колени. – Так я могу и по-другому.

Перед моими глазами мерно покачивался его возбужденный пенис: блестящая красная головка, набухшие венки на стволе.

- Откройте рот.

- Не надо, - я попытался отвернуться. – Прошу вас, не надо, - я снова был семнадцатилетним мальчишкой в шатре де Блуа, слезы застилали глаза, и казалось, что это опять он передо мной, что мой кошмар ожил.

- Откройте рот! – с нажимом повторил де Блуа голосом д’Эпине. Я покорился. И едва не задохнулся. – Что он дал вам такого, чего не смог я? – шипел он, при каждом движении доставая, как мне казалось, до легких. Вдоволь наигравшись с моим ртом, он вновь поднял меня за волосы и толкнул к кровати. – На четвереньки.

И тут сознание мое сжалилось надо мной. Нет, оно не покинуло меня, но я стал видеть происходящее словно со стороны. Себя на четвереньках, д’Эпине, с остервенением вколачивающегося в мой зад, слезы на своем лице, кровь на бедрах.

Прекратилось все как-то внезапно. Он отодвинулся, встал.

- Кто он, Анри?

- Не было никого, - тихо ответил я.

Генерал шумно вздохнул и прикрыл лицо ладонью.

- Господи… но… как же…

- Уходите.

Он послушался. А я, услышав, что дверь закрылась, попытался встать. Боль была адская, но я, держась за стену, все же дошел до двери в ванную комнату и, толкнув ее, вошел и прислонился к обратной стороне спиной.

Опустошенный, я сел на корточки, опустил голову на колени и замер.

- Анри, - раздалось через некоторое время из-за двери. – Хороший мой…

Мне было больно, очень больно. И дело было даже не в покалеченном теле – это-то как раз пройдет без следа, а в душе. Кажется, еще никогда мне не причиняли такой боли. От де Блуа я ждал подвоха каждую секунду, я был собран и готов ко всему, не расслаблялся, зная, что, как только проявлю слабость, он тут же этим воспользуется. С Кристофом я позволил себе гораздо больше – позволил себе поверить ему, позволил любить себя, отдался. И снова проиграл. Переоценил. Злые слезы жгли глаза, а у меня не было ни сил, ни желания вытирать их, пусть текут, пусть.

- Анри, - я услышал шорох, генерал, по-видимому, сел так же с другой стороны двери. – Поговорите со мной.

- Зачем? – тихо отозвался я. – Вы, кажется, уже все мне сказали. Я съеду сегодня же.

- Нет! – возразил он страстно. – Я не отпущу вас!

В серьезность его слов я не верил. Как можно продолжать отношения после такого? Я давно уже не был юным лейтенантом, готовым терпеть боль и унижение без удовольствия для себя. Да и генерал не был похож на человека, которому подобное было бы в радость.

- Я сорвался, Анри, - прошептал он. Я услышал. – Не знаю, что на меня нашло, как затмение какое-то. Понимаю, что прощения мне нет, - он затих, очевидно, ожидая ответа. Я молчал. После паузы он продолжил: - Вы нужны мне, Анри.

- Вы дали мне это понять, - со смешком ответил я. Чуть пошевелился, садясь задом на пол. Зашипел, стараясь сдержать стон – позвоночник прострелила боль.

- Анри… я клянусь вам…

- Не нужно. Не нужно клятв, мой генерал, - сейчас ставшее любимым обращение не вызывало ничего, кроме горечи.

- Как я могу заслужить ваше прощение?

- Никак! – ответил жестко. – Никак.

Я провел рукой по волосам.

Мы молчали. Я знал, что он там, сидит на полу. Казалось, я даже слышал его дыхание.

- Анри, я так раскаиваюсь.

- Разумеется, от этого мой зад заживет быстрее. И синяки сойдут, - прошипел ядовито. В тот момент я его ненавидел. Наверное, больше, чем де Блуа. Потому что де Блуа я не верил.

- Вы ненавидите меня теперь?

Я молчал.

- Хороший мой, любимый… позвольте мне все исправить.

- Вы наглядно доказали мне свою любовь, Кристоф, увольте от продолжения.

- Вы никогда не любили меня? – его вопрос вывел меня из равнодушно-злого ступора. Любил ли я его? Не знаю, честно, не знаю. Наверное, любил. Мои чувства были замешаны на безграничном уважении, что я испытывал, на любовь генерала просто невозможно было не ответить. Временами мне казалось, что он, глядя на меня, видит именно меня. В такие дни я отдавался особенно пылко, забывая о себе, даря все, что имел.

- Он не был мне верен, - сказал вдруг д’Эпине, словно подслушав мои мысли.

Призрак де Биля вновь стоял между нами.

- Изменял постоянно. Я терпел. Слишком его любил. Но однажды… однажды сорвался.

- Как со мной? – спросил я. Голос мой был совсем тихим, но генерал услышал.

- Нет. Просто нашел в себе силы выгнать его.

- И он ушел?

- Сначала да. Такой гордый, красивый. Уже не мой.

- Сначала? – я чуть придвинулся спиной к двери, по полу размазалась кровь. Я скривился, тронул ее пальцем, размазал по теплому дереву пола. «Кристоф», - написал. Потом размазал снова, так, чтобы было не прочитать. Ни к чему сентиментальность.

- Мы все-таки слишком вросли друг в друга. Никто другой не был мне нужен. Ему, как он говорил, тоже. Мы снова были вместе. Только ничего не изменилось, Анри, ничего.

Мне отчего-то больно было все это слышать. Я представлял, как его раз за разом предавал любимый человек, как каждый раз рушилось с трудом восстановленное доверие. Думаю, генерал жил, как в аду. С его-то жаждой обладать единолично.

- Вы выгнали его опять?

- Да. Чтобы снова принять через полгода. Он клялся, что больше никогда… что любит. И я любил, каждый божий день любил его. Ждал.

Я закрыл лицо руками. Было страшно. Страшно от того, насколько сильно он зависел от де Биля.

А де Биль, похоже, имел со мной гораздо больше общего, чем мне казалось. И чем хотелось.

- Он вернулся. Совсем вернулся, - тихо продолжил генерал. – Я сказал, что убью его, если он еще раз… он смеялся, говорил, что сравнил достаточно, чтобы убедиться, что лучше меня нет. Что готов быть верным мне до конца дней, и никто другой ему не нужен.

- Так и вышло?

- Да, - генерал шумно выдохнул. - На следующий день он погиб. За меня.

Я закусил губу. Сидеть было неудобно, пострадавший зад мой онемел, но сил двинуться не было. Я жалел д’Эпине. Сумасшедший, я жалел человека, жестоко меня изнасиловавшего, едва меня не убившего. Более того, сидя на полу в луже собственной крови, я оправдывал его.

Все-таки, прав был Стефан, с головой у меня порядка не было.

- Анри, как вы?

Я усмехнулся.

- А как вы думаете, Кристоф?

До чего же по-дурацки все обернулось! И как глупо!

- Откройте мне, прошу. Я пальцем вас не трону.

Я открыл.

========== Глава 13. Де Лабрюйер ==========

Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.

(Франсуа Ларошфуко)

- Я возвращаюсь во дворец.

- Анри, я прошу вас, останьтесь.