Эроменос (СИ)

— Меня там не будет, — тяжело вздохнул парнишка, — Лаэрт хочет меня продать, он говорил, что собирается избавиться от старых вещей, а господин Рес когда-то обещал мне свободу…

— Вот как? Боги милостивы, Идей, и возможно, твой новый хозяин окажется добрым и справедливым.

— Я молюсь об этом день и ночь, — раб снова смотрел прямо в глаза Астина, — господин Рес был добр ко мне, он даже читать и писать меня научил, и считать тоже… А Лаэрт… он красив, как Ахиллес, но душа у него черная.

— Даже так? Думаю, мне пригодится такой раб как ты, — решение пришло мгновенно, словно боги шепнули его на ухо Астину. Мальчик знал слишком много, и это может стоить Идею жизни, если Лаэрт что-то заподозрит.

— Правда? — теперь в карих глазах Идея плескалось радостное изумление. — Вы меня купите?

— Да, прямо сейчас, — Астин поднялся со скамейки и пошел обратно к дому Лаэрта, надеясь, что он продаст мальчишку, не задавая лишних вопросов.

***

Отправив Идея вместе с купчей к своему отцу, Астин пошагал к дому вдовы Реса, надеясь уже сегодня завершить все нужные беседы, а завтра с утра пойти в тюрьму и поговорить с Кассандром.

Молодому мужчине казалось, что он понял, почему юноша убил своего наставника. Эрот беспощаден к тем, чьи сердца поражает, и порой отнимает разум, невольно толкая на преступление. Вот так и Кассандр — желая спасти возлюбленного — убил, не думая о том, что расплата неминуема.

Вот только… почему тогда Лаэрт, по словам Идея, так же любивший юношу, предал того суду? Это нарушало стройный ход мыслей Астина, что-то было не так, как он себе представлял, в мозаике не хватало частей, без которых узор никак не составлялся. Оставалось только молить Фемиду, чтобы не оставила его в своей милости и помогла найти недостающее.

Атэна вышла к незваному гостю, неся на руках двухлетнего мальчика. На лице молодой женщины — почти девушки — застыло испуганно-вопросительное выражение. Она словно заранее не ожидала от этого разговора ничего хорошего. Отец ее находился здесь же, чтобы следить за ходом беседы и не позволить пришельцу непочтительно относиться к дочери.

— Вы хотели видеть меня? — спросила женщина, подходя и опускаясь на кресло, устраивая поудобнее малыша, который тут же принялся играть украшением, обвивающим её шею. — Но я не могу добавить ничего к тому, что уже сказала в гелиэе.

— Атэна… — Астин осторожно подбирал слова и говорил с должным почтением, — я соболезную твоему горю, но слова твои могут спасти от смерти афинского гражданина.

— О ком вы? — негромко спросила женщина, внимательно глядя в светло-карие глаза гостя.

— Об Эвмеле, отце Кассандра.

— Что?! — возмущенно вскрикнула она, резко вставая. — Он воспитал преступника, убившего моего мужа, осиротившего сына, из-за него я теперь вдова и вынуждена вернуться под отцовский кров, так что я могу о нем сказать? Я молю богов, чтобы приговор ему вынесли поскорее!

— Все это так, — как можно мягче сказал Астин, видя, как нахмурился отец Атэны, а двое дюжих рабов, находящихся здесь же, встали у двери. — Но все же… скажи мне, почему ты вернулась к отцу, а не осталась в доме мужа? Закон ведь позволял тебе жить там, тем более твой сын — наследник отцовского имущества, как и Лаэрт.

— Нет, — ответил вместо Атэны ее отец, — моя дочь принесла с собой только то, что забирала, выходя замуж, а внуку моему не досталось ни драхмы из всех талантов зятя! Единственным наследником остался Лаэрт, Рес так и не сдержал слова, данного Атэне, и не переделал завещания! А все из-за этого мерзавца, ради которого ты явился сюда! Благодари богов, Астин, что я слишком сильно уважаю твоего отца, иначе уже велел бы вышвырнуть тебя вон.

— Клянусь Фемидой, я шел сюда не для того, чтобы нанести оскорбление вам или тебе, Атэна, — поднялся со своего кресла и склонил голову Астин, — и сейчас я покину ваш дом. Скажите мне только, как узнали вы о том, что Рес хочет изменить завещание?

— Муж сказал мне, когда нашему сыну исполнилось два года, — сухо сообщила Атэна, но в глазах юной вдовы стояли слезы. — Он клялся именем Зевса, что обязательно сделает это, но…

— А мог ли Лаэрт знать об этом? — все же спросил Астин, рискуя быть действительно вышвырнутым за порог.

— Откуда мне знать? — воскликнула женщина, крепче прижимая к себе малыша.

— Тебе лучше спросить у самого Лаэрта, — угрожающе прогудел хозяин дома, — а теперь — уходи. И больше не являйся сюда, если не хочешь быть изгнанным с позором.

***

Покинув оказавшийся таким негостеприимным дом, Астин вышел на улицу и остановился, раздумывая, куда же идти дальше: в тюрьму к Кассандру или домой? Рассказать отцу о том, что удалось узнать и поделиться своими соображениями? Второй вариант понравился афинянину куда больше, особенно учитывая то, что пока он вел свои беседы, уже наступил вечер. Решив, что за ночь еще не раз хорошо обдумает услышанное, Астин все же повернул к дому.

Первый, кого он встретил, переступив отцовский порог, был Идей. На мальчишке красовался новый хитон, а на лице сверкала широкая улыбка:

— Вы вернулись, господин!

— Как видишь, — невольно улыбнулся в ответ Астин, устало опускаясь на стул. Идей тут же принес таз с водой, поставил рядом и принялся расстегивать сандалии своего нового хозяина. Ловко расправившись с тонкими ремешками, он подвинул таз ближе, и Астин с удовольствием опустил в прохладную воду ступни. — Тебе нравится новый дом?

— Очень, — снова улыбнулся мальчик, умело омывая ноги хозяина, — тут лучше, чем у Лаэрта. Дикаст сказал, что я буду вашим личным рабом, если конечно, вы захотите.

— Будешь, — только сейчас, сидя в удобном кресле и вдыхая запахи родного дома, Астин ощутил, насколько устал. — Где отец?

— В своем кабинете, — доложил Идей, расстилая полотенце, на которое афинянин поставил ноги и ненадолго прикрыл глаза, пока парнишка стирал с кожи влагу.

— Ты можешь идти спать, — отпустил мальчика Астин, но тот почему-то не уходил, смотрел так, словно желал что-то сказать, но не решался. — Что-то не так?

— Вы позволите мне завтра сходить к Кассандру? Я хотел отнести ему фрукты… — несмело спросил мальчик.

— Нет, потому что завтра он уже окажется тут, если Фемида и дальше будет ко мне благосклонна.

— Спасибо, да благословят вас боги, — Идей схватил руку Астина и пылко поцеловал, вкладывая в это всю благодарность новому господину.

— Ступай, — устало повторил афинянин, вставая, и направился в кабинет отца.

========== Глава 10 ==========

— Отец мой в щедрости своей взял его в наш дом и сделал своим учеником, — полный возмущения, горя и благочестивой печали голос Лаэрта разносился по гелиэе*. — И за доброту свою был подло убит. Я взываю к вам, граждане Афин, и требую справедливой кары для нарушившего законы гостеприимства!

— Эвмел, сын Атрия, что скажешь ты в свою защиту? — спросил председатель у отца Кассандра и тот заговорил горячо и торопливо:

— Мужи Афин, я не снимаю с себя вины за поступок сына, хоть видят боги, приложил немало усилий, чтобы воспитать его достойным гражданином! Я учил его почитать богов и слушать старших, не прекословя. Я, отказывая себе в последнем, отправил его в школу, после — в палестру, и даже хотел послать в гимнасию, но мой друг… мой дорогой друг Рес пожелал заняться воспитанием Кассандра, взять на себя заботу о нем, оказав мне этим немалую честь. Если бы знал я тогда, чем заплатит мой сын за доброту наставника, лучше бы отказал, пожертвовал дружбой, но сохранил жизнь тому, кого уважал и ценил! Однако я не смог увидеть будущего и дал согласие, и вот чем все обернулось! Мужи афиняне, если бы знал я — почему Кассандр убил, тот час же поведал бы вам, однако боги отняли у него речь, уже покарав, — тут Эвмел указал на сидящего на скамье равнодушного к происходящему Кассандра, — а потому я не могу ответить на вопросы суда и хоть как-то оправдаться в глазах ваших. Стыд, стыд одолевает меня, — говоря это, Эвмел запустил пальцы в густые поседевшие волосы и силой дернул, — я не знаю, как смотреть в глаза сыну моего убитого друга? Чем могу я заслужить его и ваше прощение? Отдать свою жизнь взамен его? Но тогда сиротами останутся другие мои сыновья, на их совсем еще юные головы падет мой позор, а разве будет это справедливо?.. Почему за грех одного, — мужчина гневно ткнул пальцем в Кассандра, — должны платить другие, виновные лишь в том, что у них один отец?.. — эти слова заставили юношу поднять опущенную голову, но губы его остались сомкнутыми.