Море опалённое свободой (СИ)

- Хочу сказать тебе, Хэнги, ты дерьмовый папашка. Взрастить такого ублюдка, надо постараться. Но, если ты сейчас трахнешь меня, то быть может, я изменю своё мнение и о тебе, как об отце, и о твоём ничтожестве.

- Ты мне ставишь условие? – вырвалось нервное у Иренди.

- Я тебе предлагаю трахнуть меня, – холодно и грубо сказал Данки. – Или я пойду искать утешения у других ублюдков.

И Муар стянул свою блузу, швырнул её в адмирала, в тот момент терпение покинуло Хэнги. Он ринулся на юношу, схватил его за руку и, протянув несколько метров за собой, бросил на кровать. Рванул мундир, отбросил быстрым движением рапиру и ремень. Открепил подтяжки. За это время пока он раздевался, снимал штаны и юноша. Но не успел, лишь стянул до колен. Потому, как потратил время на сапоги. Адмирал прыгнул на кровать, схватил его запястья и насильно стянул подтяжками, перевернул парня на живот. Потом привязал подтяжки к изголовью кровати и схватился за свою рапиру. Дёрнул её из ножен, и тонкий клинок оказался на плече юноши. Кончик оружия скользнул в миллиметре от щеки и вонзился в подушку.

- Кажется, ты угрожал моему сыну своей рапирой, кадет Муар, – прохрипел Иренди, глядя на него своими горящими глазами. – Это не позволительно по отношению к моей фамилии, Дан-ки.

Юноша ничего не ответил. Повернул голову, выворачивая её, чтобы смерить взглядом своего палача и, с какой-то похотливой жаждой высунув язык, скользнул по клинку рапиры, оставляя влажный след.

- Хочешь так полизать? – надменно спросил адмирал, но и тогда Данки не ответил. Он лишь слегка приподнял свою оголённую попу, словно призывая партнёра к действиям. Хэнги хмыкнул, оскалился и, выдернув из подушки кончик оружия, размахнулся и опустил его на сочные ягодицы Муар. Данки вскрикнул, Иренди надменно нахмурился. Провёл клинком по внутренней стороне бедра, коснулся холодной сталью яичек.

- Похотливая сука, – прошептал мужчина, в этот момент напрочь забыв и о сыне, и о произошедшем. В голове звенела только одна мысль, Данки нужно наказать. А за что, уже не было так важно.

Он взмахнул ещё раз рапирой, только на этот раз легче. Она оставила ещё один, менее заметный росчерк на попе Данки. Он не вскрикнул, закусил шёлк подушки, задышал часто и снова клинок скользнул между его ног. Он коснулся нежной кожи бедра, потом скользнул по набухающему члену. Слегка прижал яички, Муар дёрнулся, попытался свести ноги. Рапира резко взлетела вверх и снова опустилась плашмя на ягодицы.

Потом Хэнги отбросил оружие, расстегнул пуговки на своих штанах. Стянул резко с ног штаны Данки, приподнял его ягодицы, развёл их и резко, без смазки и разработки вошёл в дрожащую дырочку. Муар от боли застонал в подушку, на глаза навернулись слёзы, дырочка дрогнула, сжала колечко мышц. Член юноши слегка опал, но когда Хэнги начал двигаться, вновь встал. Иренди схватился за него, грубо начал ласкать, покусывать ушные раковины, хрипеть в затылок юноши и с ожесточением двигаться, словно этот безудержный секс был последним в его жизни.

За окном была глухая и тёмная ночь, вечер нагнал тучи, и море начало волноваться, поднимая выше волны. Иренди, сидя на краю кровати, курил и снова проваливался в тревожные мысли. На другом конце «ипподрома» спал Данки. Весь закусанный, зацелованный, облизанный. На попе были чёткие росчерки от рапиры, на которую сейчас Хэнги смотреть не мог. Решил её поменять, хотя она так ему нравилась. Пусть и парадная, не боевая, но лёгкая и, кажется, кем-то подаренная. Но от воспоминаний того, что он делал, сводило желудок, и если он оставит при себе это оружие, оно будет постоянно напоминать ему об этой ночи.

- Оставь его, – вдруг прозвучало в тишине и в темноте сдавленное и сонное. Иренди слегка дрогнул, рука с сигаретой остановилась у рта. Но адмирал так и не обернулся. Смотрел в высокое окно и чувствовал, как раздражение накатывается такой же волною, что были за стеклом. – Оставь Цурбуса в тюрьме до выхода в море.

- Пришёл просить за своего друга? – в тон Муар ответил Хэнги и затянулся.

- Что за глупость, – фыркнули за спиной. Послышался шорох. Данки сполз с кровати и принялся одеваться. – Так будет лучше для тебя, твоего сына и для Цурбуса в частности.

- Твоего мнения я не спрашивал.

- Но я рад, что ты его выслушал, – отозвался Муар, и Иренди показалось, что он сейчас улыбается. Улыбается своей надменной и высокомерной ухмылкой. – Вот чёрт, шторм налетел, а я, как всегда, без зонта, – буркнул обыденно юноша, натягивая штаны.

Иренди молчал. Не поворачивался. Вдруг стало стыдно. Стыдно за своё поведение, за секс в частности и за то, что свои годы за спиной подчинялся какому-то сопляку. Нет, от последнего было противно. Хотелось выть, рвать, метать, а лучше всего избавиться от давления этого молодого человека. Он реально сводил Хэнги с ума.

- Ай, – послышалось сдавленное за спиной и, вдавливая бычок в пепельницу, которую держал во второй руке, адмирал всё же обернулся. Данки держась за ягодицы, на которые уже натянул штаны, продвигался к двери, где оставил блузу, камзол и галстук-бант. – Так ты мне одолжишь зонт или нет?

Хэнги на секунду замер с открытым ртом, потом отвернулся от созерцания юноши и снова уставился в окно.

- Нет, – получилось так по-детски, что самому стало тошно. Схватил со стола пачку с сигаретами и снова закурил.

Данки хмыкнул, быстро оделся и, послав воздушный поцелуй спине Иренди, вышел прочь. Хэнги остался один.

Данки прав. Именно об этом адмирал и думал. Думал о том, чтобы оставить Цурбуса в тюрьме до выхода групп пятого курса в море. Таким образом, он как бы накажет Бахму, избавит его от издевательств и насмешек со стороны Лорени, и, конечно же, оградит любимого сыночка от стрессов и ошибок, о которых он потом со временем будет очень сильно жалеть. Теперь эта проблема казалась не такой насущной, но за ней всё ещё высилась другая. Более мрачная и страшная.

====== 5 глава Кнут ======

Цурбуса поместили в одноместную, маленькую камеру. Стальная решетка с толстыми прутьями, громыхая, упала сверху, отделив его от всего остального мира. И как только шаги охранников стихли, юноша упал на жёсткие нары лицом вниз. Накрыв голову руками, он судорожно вздохнул и дал волю слезам. Вот же, чёрт, все четыре года, всё к чему он стремился, теперь коту под хвост. Сам разрушил, не стерпел, не промолчал! Признался в том, что гей! Навлёк на себя беду. Теперь уже ничего не исправить, теперь осталось только ждать смерти.

И Цурбус действительно её ждал. В камере было темно, лишь лёгкий свет от единственной лампочки проникал между прутьев решётки, но и это не спасало от губительной и мрачной темноты. В маленькой комнатенке были лишь нары и дыра для опорожнения в полу. Ни стола, ни умывальника. Да, Цурбусу, вроде как, по началу и наплевать было на это. Он до следующего утра сидел на нарах, согнув ноги в коленях и подтянув их к груди. Где-то далеко, в затемнённом уголке подсознания теплилась мысль, что, наконец, он сделал то, что давно надо было сделать. Дал отпор Лорени, показал ему свою злость и ненависть, посмеялся над ним, как смеялся он все четыре года.

Но после такого можно было спокойно распрощаться с дальнейшей карьерой, с морем и со свободой в частности. Может, надо было перевестись в другую Академию? Но переводы осуществляют поручители, то есть преподаватели и сам директор учебного заведения. Увы, такой поддержки в Академии Королевы Вуулла он не имел. Потому и сидел здесь, терпел, скрипел зубами и тихо ненавидел своего обидчика.

Противоречивые чувства раздирали Цурбуса изнутри, и он, в попытке собрать подёрнутые хаосом мысли в единый клубок, так и встретил рассвет. Правда, в этой камере его он не увидел. Затем решётка слегка приподнялась, и в щель худосочный, но длинный тюремщик почти кинул миску с похлёбкой, плесневелый кусок хлеба и кружку плесневелой воды. Ничего не говоря, он опустил решётку и ушёл прочь. Цурбус лишь на мгновение задержал взгляд на миске, покривился и, откинувшись на холодную стену, прикрыл глаза.