Море опалённое свободой (СИ)

Оказавшись на палубе Шоршель, он тут же отказался от сопровождения, вдруг вынырнувшее, откуда ни возьмись, и, снова закурив, побрёл к дому. Однако, пройдясь несколько метров, замер. Дома сейчас никого. Он пустой, вот уже несколько лет. Лорени, либо в общежитии, либо у Моски, а любимая жена несколько лет назад отдала богу душу. Как Хэнги её любил, просто не описать словами. Он носил её на руках, целовал ей ноги, утопал в её синих глазах и любил такой любовью, которой нельзя вообще любить. Что было бы с ним, после её смерти, если бы она не оставила маленькое чудо, родившееся от их совместного брака, Иренди не знал. Лорени стал центром вселенной, целым миром, и теперь только для него он жил. Потому никак не мог позволить себе умереть сейчас и никак не мог позволить остаться сыну в нищете. Нужно было срочно думать о дальнейших действиях, не ставя под угрозу план сообщества и одновременно не ставя под угрозу жизнь Лорени.

Постояв пять минут на развилке нескольких дорог, Хэнги свернул в сторону Академии. Там у него был уютный кабинет, состоящий из двух секторов. Сейчас придёт, выпьет коньяка, примет душ и крепко выспится. А вот завтра, когда наступит новый день, хорошенько подумает.

Академия спала. Высокое трёхэтажное здание, раскинувшееся на добрые десятки метров, состоящее из отдельных конструкций, напоминавших корабли. На куполообразной крыше красовались мачты и паруса, которые постоянно надувал ветер. Когда-то давно, его воздвигли на прочном, коралловом планктоне, который разросся и ушёл своими прочными корнями в морское дно.

Поднявшись по ступенькам крутой лестницы с торца здания, адмирал приветливо махнул стоявшим на карауле матросикам. Потом он вошёл в здание, прошёлся по небольшому холлу, свернул влево и, пройдясь по коридору, поднялся на второй этаж. Дверь к директору Академии выделялась всеми мыслимыми и не мыслимыми понятиями. Она была пятистворчатой. Из дорогого кораллового чёрного дерева. Ручки были изогнутые, резные, точно ручной работы. Всё было с шиком и блеском. Эта дверь Хэнги нравилась, но сейчас, когда он подошёл к ней, она нагоняла тоску и лёгкое отвращение. Воспоминания о парламентском часе отражались даже в этой двери.

Иренди открыл центральную створку легко, словно она ничего не весила. Переступил порог кабинета. Довольно просторная комната, со стоящим у окна деревянным столом, с полками книг, свитков и карт. Глобус. Небесный атлас висел на доске справа от стола. В кабинете присутствовала аура строгости. Адмирал прошел в сторону, потянулся за выключателем на стене, но здесь щёлкнула кнопка светильника. Зелёный абажур зажёгся ласковым, успокаивающим полусветом. За столом, восседая на директорском стуле, закинув ноги на столешницу, сидел Данки. Расшитый серебром лёгкий, голубого цвета камзол, с кружевными, белоснежными манжетами, расстёгнутая на груди шёлковая блуза, с большими, красными пуговицами. Платок утратил свой узел, болтался на шее, но не как тряпка. Данки себе этого не позволял. Даже в таком, расслабленном и нагловатом виде, он всё равно был… прекрасен и элегантен.

Иренди замер на месте и неотрывно созерцал незваного гостя. Да, незваный. Кадета он никогда не приглашал к себе, тот сам приходил, и Хэнги этим пользовался. Уже два года, снимал напряжение с этим симпатичным молодым человеком и чувствовал себя после секса просто великолепно и феноменально отвратительно. Первое – потому что Данки был обалденным партнёром. Второе – потому что никогда не мог подумать, что после смерти своей любимой жены сможет наслаждаться близостью ещё с кем-то, кроме неё. Да к тому же с мужчиной.

Но, добивало Хэнги не это, и даже не то, что Данки был мальчишкой. Резало без ножа понимание того, что Данки вынимал из нутра Иренди те отвратительные извращенские наклонности, которые он тщательно скрывал и заглушал позывы, когда находился рядом со своей супругой. Связать. Мучить. Слегка хлопать по попке в момент акта. Засовывать в дырочку помимо своего члена другие инородные предметы. И, в конце концов, потворствовать желаниям своего партнёра, преобладая не над ним, а под ним. Данки был истинным господином.

- Что-то вы рано, господин директор, – проговорил мелодичным, похотливым голосом Данки, щёлкнув крышкой квадратных часов, закрывая круглый циферблат. Звякнула цепочка, когда он лёгким движением руки опустил их в карман камзола. Потом поднёс бокал, наполненный янтарной жидкостью к губам, и сделал несколько глотков, неотрывно глядя на застывшего у двери адмирала. – Я вас раньше двенадцати и не ждал.

Данки был слегка пьян. Даже при таком плохом освещении Иренди видел, как блестели его голубые глаза. Глаза, которые в последнее время не отпускали, манили, сводили с ума, и Хэнги плохо начинал понимать происходящее вокруг. Он знал это чувство, но не мог поверить, что ОН потеряет голову от этого мальчишки. Понимал, что пока не поздно, нужно разорвать эту нить, но каждый раз путался в ней всё больше и больше, как мошка в сетях паука.

И всё же Иренди был адмиралом, директором и мужчиной, на душе которого жизнь оставила очень глубокие и неизгладимые следы. Играться собой он не позволит, тем более какому-то мальчишке, который приехал сюда лишь для того, чтобы утешить своё барское самолюбие.

- Я должен отчитываться перед тобой о каждом своём передвижении? – спросил Иренди и медленно стал расстегивать мундир.

- О, что вы, господин директор, – промурчал Данки, и по телу Хэнги от этого голоса пробежали мурашки. – Я нисколько не настаиваю на вашей личной и служебной жизни. Но я готов помочь вам расслабиться после трудового дня. Если вы желаете.

Данки стрельнул глазами, и Иренди ничего не оставалось делать, как резко развернуться в сторону и направиться к двери, ведущей в спальню, позорно убегая. Муар улыбнулся одними губами, пригубил содержимое бокала. Оказавшись в спальне, адмирал потянул руку к выключателю, но замер. А почему собственно он должен отказываться? Почему? Только из-за памяти жены? Но он ведь живой! Данки осуществляет самые потаённые и отвратительные его желания. Самые желанные.

- Иди сюда! – грубо приказал адмирал, и молодой человек, поставив на стол бокал, двинулся в сторону спаленки, стягивая ленивым движением с шеи платок. Когда он переступил порог, Иренди схватил его за затылок и притянул жёстко к себе. Он впился в его губы своими, почувствовав горечь алкоголя, аромат Данки. Мягкие губы тут же свели рассудок с ума и унесли его в далёкие глубины Великих Вод.

Они целовались долго, мучительно страстно. Задыхались и отрывались друг от друга, переплетали языки и покусывали губы. Данки оказался великолепным любовником. Прожжённый мастер плотских утех.

- Ты настоящая шлюха, Данки, – прохрипел ему в лицо адмирал, когда они, наконец, оборвали своё пылкое приветствие. Изо рта Хэнги вырвалось такое слово, такое оскорбление, от которого самому стало не по себе. – Иди, готовься, я в душ. Потом буду трахать тебя беспощадно, как захочу.

И ничего больше не говоря, удалился в другую, намного меньше спальни, комнатку. Скинув быстро одежду, Иренди встал под струи горячей воды и спрятал лицо в ладонях. Что он говорит?! Что он делает?! Он не такой! Это Данки, Данки заставляет его делать все эти отвратительно-развратные вещи. И он никак не может остановиться, никак не может вырваться из этой паутины. Что скажет жена, когда он предстанет перед ней после смерти? Но сказать «нет», особенно сейчас, когда душу медленно и неумолимо втаптывает в грязь, невозможно. Данки стал отдушиной. Таблеткой успокоительного, снотворного. Порошком от головы. Вместилищем для горечи, боли и одиночества.

Когда адмирал вышел из душевой, кровать уже была разобрана, покрывало скинуто на пол, подушки удобно сложены. Выгибаясь в спине, словно кошка, на кровати лежал Данки. Ноги согнуты в коленях и разведены в стороны, ладонь правой руки запущена в густые и шелковистые чёрные волосы, левая гладит безволосую грудь, касаясь сосков, словно бы невзначай. Он смотрел на Иренди похотливыми глазами и извивался весь в ожидании адмирала. Хэнги сглотнул, потом скрипнул зубами. Разозлился. Ах, ты маленькое насекомое, ещё будет тут диктовать условия!