Где тебя нет (СИ)

Выключает воду и снова пялится в зеркало.

Всё-таки ненамного лучше. Его отражение глядит на него устало, вымотанно, словно он всю ночь разгружал вагоны с углём. Становится холодновато, и Серхио берет озноб. Он снова возвращается в спальню, садится по-турецки и укутывается в одеяло.

По истечении пяти-восьми минут (только восемь? Серхио кажется, будто прошла целая вечность) идея умыться уже не кажется такой волшебной, вода неприятно сковала кожу, а Рамосу хочется поскорее что-нибудь сделать со своим состоянием, только чтобы не чувствовать это всё.

6.16.

А это успех.

Нужно сходить на кухню, поставить чайник и порыться в общей аптечке — там наверняка найдётся что-нибудь от температуры.

Но вначале Серхио отлеживается на кровати, подмяв под себя подушку. Его неожиданно начинает клонить в сон, веки слипаются, но ложиться нельзя: если Серхио планирует притащиться на работу в таком состоянии — там Пепе, он точно поможет, он знает, что делать, — то нужно вставать.

И он встаёт.

На кухне открыта форточка. Рамос не стал оставлять одеяло на своем законном месте, на кровати, а обернулся в него поверх футболки, высвободив только правую руку. На ногах — тёплые спортивные штаны и недавно выстиранные тонкие носки. Холодновато, было бы неплохо надеть тапки или что-то вроде того.

Чайник всё никак не хочет закипать. Рамос нетерпеливо сжимает переносицу, забывает о головной боли и начинает шариться в аптечке.

Находит вполне себе приличную микстуру, сбивающую температуру, и какой-то порошок, обещающий снять головную боль. Замечательно. Микстуру смешивает в стакане с водой и выпивает почти залпом, а порошок решает добавить в чай. В инструкции по употреблению написали, что будет лучше использовать это с чем-нибудь горячим и только после приема пищи, чтобы избежать побочных эффектов, но Серхио, мягко говоря, наплевать, что там пишут.

Чайник кипит.

Серхио кидает пакетик чая в кипяток с кружкой, и, пока он пытается мелко трясущимися руками открыть одноразовую порцию лекарства, замечает в дверях Модрича.

Выблядок стоит там уже непонятно сколько и настороженно следит за каждым движением Серхио. Медовые глаза смотрят обеспокоенно, а сам выблядок, видимо, не может найти в себе силы зайти на кухню.

Не знает, чего ожидать от Рамоса сегодня.

Пусть стоит, ладно, лишь бы не настучал Ракитичу или кому-нибудь ещё, что Серхио слегка не в форме.

А может, он не заметит, что Рамос заболел? Серхио в голове прорисовывает ситуацию и смотрит на всё это с другой стороны: вот уебок заходит на кухню, а там лохматый сосед, закутавшийся в одеяло и пытающийся открыть уже едва ли не зубами какой-то порошок.

Дело было обречено на провал с самого начала. Модрич точно понял по лихорадочному блеску глаз своего непутёвого соседа, что тот приболел.

Рамос решает твёрдо держать свою установку и ничего не говорить. Он справится. Дойдет до бара — а там попросит помощи у Пепе. Так будет хорошо.

— Ты решил устроить дома наркопритон с самого утра? — Модрич кивает головой в сторону нечаянно упавших на обеденный стол кристалликов лекарства. Рамос кидает на него непонятный, как он думает, взгляд. Получается худо, и выражение лица превращается из кислого в никакое.

— Что с тобой? — Модрич делает несколько небольших шагов в сторону Серхио. Всё-таки заметил, ублюдок. Ну и ладно, ничего ты мне не сделаешь. — Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, — хмуро отзывается Рамос, но врёт так неубедительно, что Модрич делает это выражение лица снова. Его любимый взгляд «Я знаю, что ты врешь, так что даже отказываюсь впадать в раздражение по этому поводу».

Неожиданно быстро подходит поближе и накрывает ладонью лоб Серхио.

Рамос мучительно разрывается между двумя желаниями: первое — отойти подальше и огрызнуться на Модрича и на его подобие проявления заботы, а второе — податься вперёд и прижаться к прохладной ладони.

Подушечки его пальцев холодные, слегка мокроватые. Выблядок, видимо, тоже умывался утром, но Серхио из-за снижения общего самочувствия даже не услышал ни звука воды, ни шагов по коридору. Наверное, всё и правда серьезно.

Модрич напротив думает точно так же.

— У тебя температура, — глубокомысленно заметили рядом, пытливо вглядываясь в отсутствующее выражение лица Рамоса. Серхио раздражённо впивается взглядом в ублюдка. Да, он горит. Дать вам премию или какую-нибудь награду за такое фантастическое открытие? — Ты заболел.

Истинное утверждение. Я надеялся, что ты копнёшь немного поглубже.

А теперь отойди от меня, Модрич. Рядом с тобой голова болит только сильнее. Серхио всё пытается убедить себя, что прохладная рука, задержавшаяся дольше положенного на его лбу, причиняет ещё больше неудобств.

Но головная боль притухает, а лёгкий аромат карамели приятно вскруживает голову.

Модрич отстраняется сам и внимательно рассматривает «самолечение» Рамоса. Лёгкий пар выходит из кружки с мутным, растворившимся, но не размешанным порошком.

Выблядок недовольно цокает языком и темпераментно хватает кружку, выливая её содержимое в раковину.

Рамос не успевает даже как-то высказать своё раздражение по этому поводу, когда тонкие крепкие руки толкают его на табуретку за кухонным столом.

— Сядь, — коротко приказывает он и достает другую кружку. Заваривает новый чай, но добавляет туда не что-то из аптечки, а обычный мёд, который выуживает из буфета. Размешивает, неприятно ударяя ложкой о тонкие стенки кружки. От звона у Серхио плывет голова, и он прикрывает глаза.

Хочется спать.

Модрич курлычет что-то о том, что Серхио обязательно должен выпить всё до дна, а сам начинает шустрить по кухне, что-то доставая из холодильника, что-то убирая. Через пятнадцать минут маленькая кухня наполняется сладким ароматом жареного омлета, плавленого сыра и ещё чего-то пряного, видимо, из приправ. Серхио опирается рукой на стол и наслаждается ароматом. Аппетита все ещё нет, и он думает, как наиболее грубо сказать ублюдку, что тот не должен заботиться о Серхио. А тем более — пихать тому свою еду.

Ему не то чтобы неприятна забота со стороны Модрича — он не может найти мотивы его поступков, а оттого привычно бесится внутри. Он хочет ненавидеть его — а внутри расплывается тягучим удовольствием, когда перед носом плюхается тарелка с омлетом и какой-то овощной бурдой, а подстилка приземляется напротив и залипает в телефоне, отправляя какие-то сообщения.

Еда выглядит заманчиво, но вызывает тошноту. Рамос брезгливо отодвигает тарелку.

— Я не буду это, — хрипло шипит; Модрич даже не поднимает глаз, ловко орудуя вилкой в своем завтраке, — есть ни за какие коврижки.

— Будешь, — уверенно получает ответ напротив, — а ещё будешь делать то, что скажет Иван.

— Иван? — хмуро переспрашивает Серхио и пьет чай. Обжигающий. Но, блять, вкусный.

— Иван, — припечатывает.

Ну, хоть одна хорошая новость за это страдальческое утро — в Модриче не проснулось геройство, и он всё ещё планирует уйти и не досаждать Серхио своим присутствием.

Облегчение.

Рамос сможет остаться один.

Ракитич — это, в конце концов, не помеха. Он очень старательно впихнет в Серхио снотворное, а потом так же любовно свалит на работу, подоткнув бедному больному другу одеяло.

Спать, кстати, хочется и без постороннего вмешательства.

Когда Модрич наконец доедает свой завтрак и почти заканчивает с чаем, раздается дверной стук. Звонок так и не починен? Ладно, без разницы.

Модрич встаёт и быстро вливает в себя остатки чая. Он одет просто и по-домашнему — ещё не снятые пижамные штаны едва висят на тазовых косточках, лёгкая футболка и разноцветные носки, не подходящие друг к другу по паре. Волосы неаккуратно, небрежно уложены.

Ты зачем его рассматриваешь?

Серхио слегка краснеет и начинает злиться на самого себя. Утыкается в остывающий чай.

Из коридора слышится трескотня Ракитича и какие-то односложные ответы выблядка. Через пару минут в кухню впархивает Иван.