Где тебя нет (СИ)

Когда они наконец оказываются в квартире, Рамос осторожно, словно неумело отстраняет от себя Луку и бросает за спину сухое «переоденься». Модрич беспрекословно стягивает с себя мокрые вещи, даже не поднимая на Серхио взгляд, а Рамос поспешно уходит на кухню и ставит чайник.

Кажется, разум возвращается.

Рамос упорно убеждает себя, что всё, что осталось там, на улице, — нелепое объятие, обречённость, с которой Модрич едва ли не висел на его шее (он худой, и насколько худой, Рамос понял только сейчас — тащить его на своих плечах и придерживать за рёбра было проще простого) останутся за пределами этой квартиры. Серхио с каким-то нездоровым упрямством убеждает себя, что всё это смыл дождь, и теперь всё будет как прежде.

Модрич не любит Рамоса, Рамос не любит Модрича.

Это ведь правильно. Не так ли?

Серхио заваривает две кружки чая. Немного смущается где-то внутри себя — раньше он редко о ком-то так заботился.

Близкие друзья и родные не в счёт — это и так понятно, это совершенно нормально, но как насчёт проявления такой необычной нежности к совершенно чужому человеку?

Хотя можно ли теперь называть Модрича чужим? Ведь они живут вместе с последних дней августа, а сейчас уже середина сентября — и как бы Рамосу ни хотелось это не признавать, он начинал привыкать к Модричу.

Раньше была злость. Теперь — смирение.

Ладно. Ему придется об этом подумать ночью.

Модрич сидит в своей комнате и натягивает на неприятно влажные лодыжки тёплые носки. Забавно. Он причесался, но его волосы снова растрепались, местами прядки влажные от дождя; выблядок выглядит измученным, но с горем пополам счастливым.

Рамос молча ставит кружку с дымящимся зелёным чаем на тумбочку (он не выбирал сорт чая, просто выудил первый попавшийся пакетик из навесного шкафа). Модрич удивлен, хочет что-то сказать, может, поблагодарить или наоборот наругать. Ведь это всё сейчас происходит по вине Серхио.

Но Рамос постепенно возвращается в свою неприступную крепость.

— Я благода… — начинает было Лука, но быстро осекается. Взгляд у Рамоса снова жёсткий, хотя внутри — полная усталость.

— Я все так же тебя ненавижу. Не думай, что это, — показывает рукой на чашку, — что-то изменит.

У Модрича немного растерянный взгляд. Ладно. Хорошо.

Рамос выходит в коридор и наглухо закрывает за собой дверь.

========== 5. Что будет, если ты не вернёшься? ==========

Bitte,

nicht Alles auf einmal.

Пожалуйста,

не все сразу.

Selig — «Alles auf einmal» (немец.)

Я забегаю в бар, ловлю на себе дам,

но все еще хочу к тебе.

Я веду себя так, как будто мне не жаль,

но все еще хочу к тебе.

…да, я — пес, но я не выношу костлявых…

Thomas Mraz & Yanix — «Хочу к тебе»

***

На следующее утро Рамос просыпается с ужасной головной болью.

В комнате светлеет, лёгкая предутренняя дымка и первые светлые лучи солнца. Из открытого окна не доносится ни звука — на улице тихо.

На часах, кажется, около пяти или шести часов утра.

Серхио сонно потягивается и ещё плотнее кутается в покрывало. Из-за начинающей давить на черепную коробку головной боли ему больно думать. Он закрывает глаза обратно, с какой-то наивной глупостью надеясь, что удастся снова заснуть и пролежать ещё пару часов, прежде чем придётся встать и идти на работу. Но заснуть, вопреки ожиданиям, не получается — его начинает мутить, мысли путаются, а желания сделать что-нибудь, чтобы хоть как-то улучшить свое состояние, просто нет.

Кружится голова.

Он не мог заболеть вчера вечером? Осторожно щупает тёплыми, размякшими от долгого сна пальцами лоб. Горячий, слегка потный и оттого — влажный. При попытке закатить глаза зрачки отдают неприятной ноющей болью.

Чёрт возьми. Кажется, и правда подцепил какую-то гадость.

Надо померить температуру. Серхио с ленивым, размеренным дыханием лежит на кровати, ещё плотнее вжимается в тёплое одеяло и безуспешно пытается вспомнить, куда же он дел градусник. Болеет Рамос нечасто, но в самые неподходящие моменты — соответственно, ему не то что некогда вылечиться до конца, но ещё и некому доброкачественно проследить за тем, чтобы Серхио не натворил глупостей.

Кажется, градусник лежит в письменном столе, в нижней полке. Но до стола — целая комната, а если встать, то голова наверняка будет кружиться, и станет ещё хуже.

Сходить к выблядку?

Никогда и ни за что.

Надо дождаться утра, и тогда Серхио сможет позвонить Ракитичу. Иван заботливый и добрый — он сможет поставить Рамоса на ноги за пару дней невзирая на то, какой сложности цель ему поставлена.

Уснуть обратно не получается никак, а от постоянного лежания в одной позе тело начинает затекать. Серхио не может определиться, жарко ему или холодно. Во рту сухо, но мысль о пище или хотя бы о воде не вызывает никаких чувств, кроме отвращения и начинающей быть привычной тошноты. Аппетита нет совершенно.

Серхио глазами обшаривает прикроватную тумбочку в поисках телефона. Наушники, зарядное устройство, полупустая поллитровая бутылка воды, деньги и какой-то мусор неприятно режут глаз, а заветного мобильника нигде не видно. Рамос рукой проводит по кровати, под подушками и медленно, без резких движений проверяет под кроватью. Наконец находит, но лежащим на письменном столе в другом конце комнаты.

Ладно, раз вселенная просит от него таких жертв, придётся встать и потерпеть пару минут.

Ноги не держат, и их неприятно ломит. Чёрт, кажется, температура высокая. Рамос хватает телефон и нагибается, чтобы открыть нижний ящик.

Но градусника там нет. Там нет ничего, кроме каких-то таблеток, бинтов, тюбиков с мазями с непроизносимыми названиями — Серхио смутно помнит, для чего их покупал и для чего использовал, потому что упаковки полные либо почти нетронутые, но они сейчас ему совершенно не нужны.

Он вытаскивает какие-то порошки, на которых не самыми надежными фразами написано, что они могут помочь при сбивании температуры. Таблеток от головной боли осталось всего четыре, лотки сломаны и пусты, поэтому Рамос досадливо морщится и откладывает их обратно.

Голова болеть не перестаёт, а если замереть на одном месте стоя, то начинает темнеть в глазах.

Серхио снова осторожно садится на кровать и внезапно заходится хриплым кашлем. Кажется, он простудил горло, потому что внутри словно сотня маленьких бритвенных лезвий, и во рту неприятно саднит. Плотнее кутается в одеяло и наконец включает телефон. На экране приветливо мерцает мелкими цифрами «5.57», и Серхио шумно выдыхает сквозь сжатые зубы. Почти шесть утра.

Выблядок просыпается в полседьмого и сразу же топает в ванную. Серхио должен же вставать в двадцать минут седьмого, потому что выходит немного раньше.

Ванная. А это отличная идея.

На нетвёрдых ногах Рамос шествует к двери и открывает её, выходя в коридор. Тошнота медленно проходит, но перед глазами опасно плывет, поэтому Серхио для устойчивости придерживается рукой за стену. Дверь в комнату Модрича надёжно закрыта, но Серхио на это всё равно.

Включает в ванной свет, и первое, на что поднимает глаза — зеркало.

М-да. Тот ещё видок.

Растрепанные волосы, как у выблядка в его не самые удачные дни. Прядки взмокли и прилипли ко лбу, а остальные взъерошены и хаотично, некрасиво разбросаны. Глаза неприятно саднит, а в ярком, хорошем свете ламп они выглядят усталыми и нездорово блестящими. Зрачки не расширены, но черная радужка едва не сливается с ними. На шее, на лбу и висках мелкие бисеринки пота. Пальцы трясутся, но Серхио упрямо размазывает влагу по лицу тыльной стороной ладони и включает воду.

Не церемонится и сразу врубает мощный поток ледяной воды. Холодные капли нечаянно отскакивают от керамического покрытия и оседают на руках, предплечьях. Рамос собирает руки лодочкой, набирает воду и окатывает себя холодной водой.

Становится немного легче.

Головная боль, конечно, не отступает, но лицо приятно холодит и свежеет. Кожа такая же бледная, но Серхио выкручивает вентиль с подачей холодной воды до предела и теперь приятно оттирает лицо действительно ледяной водой. Ему приятно. Пробегается мокрыми пальцами по волосам, раздирая прядки и приклеивая их заново друг к другу. Так-то лучше.