Замри и присмотрись (ЛП)

Левая задняя нога кабанихи зажата в ужасающем устройстве из металлических зубцов и пружин, достаточно тяжелом, чтобы волочиться по ухабистой тропинке с каждым неуверенным шагом. Рыжий мех хогглера пропитан кровью от бедра до самого копыта, а нижняя часть ноги раздроблена и свисает с зубцов под неестественным углом. Заставляя себя продолжать идти, она испускает такие мучительные звуки страдания, что Гарри забывает о том, чтобы не тревожить ее, и падает на колени рядом с ней, прилагая все усилия, чтобы заставить ее остановиться.

– Ладно, так, – шепчет он, крепко удерживая ее и замечая, наконец, что она так бережно несет в зубах. Это крошечный дрожащий рыжий поросенок. – Блять, блять, блять, – бормочет он и, не долго думая, вытаскивает палочку, чтобы отправить патронуса Драко.

Он знает, что делать. По крайней мере, Гарри надеется на это.

Когда через минуту или две в поле зрения появляется Драко, его лицо становится бледнее, чем Гарри когда-либо видел, и он срывается на бег. Не говоря ни слова, он изучает изувеченную ногу и осторожно проводит рукой по спине хогглера.

– Зови Сандрин, – говорит Драко, наконец.

Гарри колеблется слишком долго, поэтому Драко пытается его поторопить.

– Сейчас же. Пожалуйста.

Гарри кивает и поднимается на ноги.

– Где мне…

– Иди к маме, – говорит Драко, вытаскивая палочку и бросая пульсирующее зеленым заклинание на поврежденную лапу кабанихи. – Используй ее камин. Вызови офис Сандрин и передай ей, что это случилось снова… Скажи, что все плохо.

Гарри сжимается от дрожащего из-за паники голоса Драко, разворачивается и бежит. Он летит по дороге, раскидывая гравий, мимо будок, и запрыгивает на крыльцо, оставляя грязные следы в прихожей и до самой подземной кухни. К его облегчению, Нарцисса там, стоит у камина и поджаривает хлеб на длинной вилке.

– Пожалуйста, можно воспользоваться вашей Дымолетной сетью? Дело срочное.

Нарцисса быстрым взглядом оценивает его растрепанный вид, а затем она кивает, отходит в сторону и ногой отодвигает большого рыжего кота с его пути.

– Порох в синем горшке, – говорит она и замолкает до тех пор, пока Гарри не дозванивается до офиса Сандрин и не оставляет срочное сообщение ее секретарю.

– Это ужасно, – наконец, говорит Нарцисса. – К этому невозможно привыкнуть… Ни мне, ни Драко. Хотите чашечку чая? Или, быть может, бренди?

– Спасибо, но я не хочу надолго оставлять его одного, – говорит Гарри, разворачиваясь, чтобы уйти. Уже в дверном проеме он оглядывается. – Это часто случается, да?

– Чаще, чем хотелось бы. Я так понимаю, Драко не рассказал вам о ловушках?

– Э-э… нет, – признается Гарри. – Он лишь упомянул, что в лесу опасно. Он может быть немного…

Он замолкает, понимая, что не очень-то разумно делиться с Нарциссой своим раздражением относительно ее сына.

Нарцисса дарит ему странную полуулыбку.

– Воистину, может. Пожалуйста, передайте ему, что мне жаль, хорошо?

Гарри кивает и поворачивается к лестнице, проносится по поместью и мчится обратно к Драко, который заворачивает хрупкого детеныша во что-то, похожее на его собственный шарф.

– Она идет, – говорит он, и меньше, чем через пять минут, по дороге к ним бежит Сандрин, сжимая лоскутный мешок и с выражением сожаления на лице.

Фиолетовые пряди в ее волосах сменились ярко-синими, под цвет шнурков ее высоких сапог, и, когда она начинает осматривать хогглера, Гарри думает, меняет ли она цвет волос для каждого нового наряда. Вскоре он снова обращает внимание на ужасную картину перед ним, и, когда мать-кабаниха начинает дрожать и заваливаться на бок, Сандрин велит им с Драко подхватить ее и нести в лечебницу. Они двигаются медленно, остро реагируя на каждый крик животного, в то время как Сандрин идет впереди с поросенком в руках, поворачиваясь каждые несколько шагов, чтобы показать матери, что ее детеныш в безопасности.

В лечебнице поросенок передается на руки Гарри, и он держит его, закутанного в шарф Драко, переводя взгляд от подрагивающего пятачка и закрытых глазок на бурную активность у хирургического стола. Лицо Драко замкнуто, и он нетерпеливо сжимает пальцами своим предплечья, пока Сандрин хмурится и осматривает животное, очищая раны заклинаниями и тряпками, пропитанными горячей водой, а затем вглядываясь в ногу странным латунным моноклем, рассчитанным на один глаз. Стерильный кабинет вскоре заполняется светом магических вспышек, а запахи антисептика и диких кабанов, соревнующиеся между собой за господство, в конце концов превращаются в спертый воздух, который странным образом напоминает Гарри о начальной школе.

– Ногу спасти не удастся, Драко, – наконец говорит Сандрин, снимая монокль и встречаясь с ним взглядом.

– Ты уверена?

– Да. Повреждения слишком обширные, плюс заражение. Думаю, все произошло недавно, и сейчас единственный шанс спасти ее – ампутировать ногу. Мне жаль, – говорит она, а Гарри проникается к ней странной симпатией, прижимая поросенка чуть крепче.

– Я вчера вечером проверял лес на новые ловушки, – тихо говорит Драко.

– Ночи вполне достаточно, – говорит Сандрин. – Стоит в рану попасть насекомому, и инфекция может распространиться за несколько часов.

Драко сжимает челюсть, а затем резко разворачивается и ударяет ногой ближайшую белую стену.

– Ублюдки, – шипит он, беря себя в руки также быстро, как теряя контроль. – Чтоб они сдохли.

– Мне жаль, Драко. Не вини себя, – говорит Сандрин, и у Гарри складывается ощущение, что это не первый их подобный разговор.

Он хочет спросить, когда это началось, кто в этом виноват, зачем такое вытворять, но он держит рот на замке. Если Драко не хочет говорить с ним о ловушках, он не будет его заставлять, да и не помогут сейчас его расспросы. Какими бы ни были детали случившегося, у них тут великолепная дикая кабаниха с неопределенным будущим и поросенок, который, похоже, пока не готов выйти в этот мир без своей матери.

– Она несла его тебе, – внезапно говорит он, глядя на Драко.

Драко, нахмурившись, смотрит ему в глаза.

– Что?

– Он прав, – говорит Сандрин, постукивая по столу, пока Драко не переводит взгляд на нее. – Обычно ты находишь их в лесу. Это впервые, когда кому-то удалось выбраться, и я думаю, что Гарри прав.

– Я вас не совсем понимаю, – говорит Драко, и Сандрин взглядом просит у Гарри помощи.

– Поранившись, она решила принести тебе своего детеныша, – говорит он. – Быть может, она знала, что ты сможешь о нем позаботиться.

Драко внимательно на него смотрит.

– Ты правда так думаешь? – тихо спрашивает он. Гнев, кажется, вымотал его, оставив только уязвимость, которая давит на Гарри и заставляет его обещать, что все будет хорошо.

– Да, я правда так думаю, – говорит Гарри, и, когда Драко протягивает руки к поросенку, он легко его отдает и обменивается с Сандрин облегченным взглядом.

– Так, – громко говорит она. – А теперь выметайтесь, оба. Мне нужно готовиться к операции.

Гарри улыбается ей и выходит на свежий воздух вслед за Драко.

– Я не хочу об этом говорить, – говорит Драко, смотрит на следы крови на своих руках, а затем прячет их в складках шарфа.

– Знаю.

– Но когда-нибудь расскажу, – добавляет Драко и судорожно вздыхает.

Гарри ничего не отвечает. Он понятия не имеет, что думать, не знает, что чувствовать, и человек, стоящий рядом с ним и тихо разговаривающий с перепуганным поросенком, совершенно не помогает. В конце концов, он поднимает глаза к широкому чистому небу, глубоко вздыхает и старается ни о чем не думать.

Комментарий к Восьмое декабря. Запечатанные ящики

Q__Q

========== Девятое декабря. Толстая белка ==========

Солнце скрывается за землями поместья, когда из лечебницы выходит Сандрин и объявляет, что раненая по-прежнему в тяжелом состоянии, но стабильна. Гарри остается с ними, пока Драко практически не вталкивает его в ближайший камин, уверяя, что все под контролем, и Гарри сдается, хотя напряженное выражение лица Драко говорит о совершенно ином. Он не хочет злоупотреблять гостеприимством, да и, кроме того, он абсолютно вымотан.