Страх, надежда и хлебный пудинг (ЛП)

– А что отец?

– Отец значительно старше ее и женат на женщине, которая не обрадуется его неосмотрительному поступку. Я не вправе разглашать его имя, но поверьте, предъявлять права на ребенка не в его интересах. Больше всего на свете он хочет притвориться, будто всего этого инцидента никогда не было.

– Но он по-прежнему может оспорить усыновление, да?

Томас покачал головой.

– Нет. В соответствии с законами Аризоны ему вручили уведомление о намерении Тейлор отдать ребенка в другую семью. У него было тридцать дней на то, чтобы подать на отцовство.

– Но он этого не сделал?

– Именно так.

– И таким образом он не сможет впоследствии предъявить права на ребенка?

– Нет. По закону он отказался от родительских прав на свою дочь, а значит, вы будете взаимодействовать исключительно с Тейлор.

Коул взял меня за руку. Необычайно крепко.

– На дочь? То есть, это девочка?

Томас улыбнулся ему.

– Да.

Коул повернулся ко мне, и волнение в его взгляде чуть не разбило мне сердце.

– У нас может быть дочь!

Я накрыл его руку своей и приласкал его пальцы.

– Давай не опережать события.

Пропустив мою просьбу мимо ушей, Коул вновь повернулся к Томасу.

– И что будет теперь?

– Мы назначим время, чтобы она встретилась с вами обоими и посмотрела ваш дом.

– А после?

Томас улыбнулся – улыбкой человека, привыкшего успокаивать нетерпеливых людей.

– Всему свое время.

***

После короткого обсуждения и пары телефонных звонков было решено, что Томас приведет Тейлор в наш дом на ужин. В день, когда нам предстояло с ней встретиться, Коул в последнюю минуту отправил меня в магазин за дюжиной различных вещей, в число которых входили всевозможные соки и содовая, поскольку подать ей вино он не мог. На моей памяти он еще никогда так сильно не нервничал, однако я осознал, насколько все будет плохо, только вернувшись домой.

– Коул? – крикнул я, когда не обнаружил его, где оставил, – то есть, на кухне. Меня на секунду смутили разбросанные по стойкам продукты и оставленные без присмотра кастрюли. – Коул? – Я положил пакеты на стол и вышел на поиски. В итоге я нашел его в спальне, где он стоял, покачиваясь, у открытого гардероба. – Что ты делаешь?

Он оглянулся и уставился на меня огромными испуганными глазами.

– Я не знаю, что мне надеть.

Я рассмеялся, хотя смех застрял у меня в горле, стоило мне увидеть его обиженное лицо.

– В смысле? А чем плохо то, в чем ты сейчас?

Он оглядел себя. Он был одет как обычно – в тесные брюки и шелковый свитер бледно-зеленого цвета. Днем вокруг его шеи был шарф, но теперь он исчез. Когда я посмотрел на его ноги, меня ждал сюрприз. На нем были не только носки, но и ботинки.

– По-моему, ты и так нормально одет.

– Ты не считаешь, что мне стоит найти что-нибудь… – он повертел пальцами, – более строгое? – Он опять встал лицом к гардеробу. – Был бы у меня нормальный костюм…

Я вспомнил, как почти три года назад мы собрались пойти в театр. Я ожидал, что он наденет костюм, но он заявил: «Никогда. Даже на свои похороны». А теперь ему вдруг резко понадобилось что-нибудь строгое. Его беспокойство было заразным, и у меня в груди начало распускаться дурное предчувствие.

– Тебе не нужен костюм.

Он снова повернулся ко мне. Потом коснулся прядей, упавших ему на глаза.

– И еще волосы… Надо, наверное, было подстричься.

– Нет, не надо.

– Но Джонни… – Он откинул волосы в сторону, и то, что сначала показалось мне тенью на его правом виске, оказалось небольшим синяком.

– Что у тебя с глазом?

Он коснулся лица.

– Налетел на дверь в кладовую.

– Что-что? – Подобная неуклюжесть – совсем не свойственная ему – была доказательством того, в каком волнении он находился. – Как тебя угораздило?

– Я занимался ужином и… о боже мой! – Он приложил ладони к щекам. Выражение ужаса на его лице было настолько до комизма трагичным, что я бы расхохотался, если б не знал, что он предельно серьезен. – Господи боже, про ужин-то я и забыл! Надеюсь, он еще не испорчен!

Спустя пять минут стало ясно без слов, что ужин пропал. Плита была забрызгана соусом, а в воздухе висел запах гари. К моменту, когда раздался звонок в дверь, обычная невозмутимость Коула лежала в руинах.

– Я не могу принимать ее в такой ситуации!

– Уже поздно что-то менять.

– Встречу можно перенести!

– Ты серьезно?

Нет, он говорил не серьезно, однако был в панике – на что, как я раньше считал, Коул был не способен. Я пожалел, что с нами нет папы. Он, несомненно, смог бы разрядить обстановку.

Пока Коул стоял рядом и заламывал руки, я впустил Тейлор и Томаса в дом.

Тейлор Льюис выглядела старше своих двадцати двух лет. Хотя, возможно, такое впечатление создавалось из-за ее огромного живота и медленной, вперевалку походки. У нее были длинные волосы – слишком темные, чтобы их можно было назвать белокурыми, но слишком светлые для каштановых. Она была среднего роста, и, наверное, среднего веса, но сейчас ее живот выдавался вперед, и это казалось настолько до ужаса неудобным, что от одного взгляда на нее у меня заныла спина.

– Присаживайтесь, – сказал я. Наш холл был не очень уютным, но с учетом положения Тейлор я посчитал, что заставлять ее идти через весь дом в гостиную будет невежливо. Она тяжело опустилась на стул. Правда, сидеть ей, судя по виду, было не намного удобнее, чем стоять. – Меня зовут Джонатан.

Она пожала мне руку.

– Я Тейлор, – сказала она. – Но это вы уже знаете.

– Приятно познакомиться.

Отпустив ее руку, я на секунду завис, не зная, что сказать дальше. Я не помнил, когда в последний раз испытывал такой дискомфорт. Обычно в социальных ситуациях Коул опережал меня, болтая со скоростью пулемета и очаровывая собеседников до того, как шанс вставить слово появлялся и у меня. Что приводило к вопросу: а где он находился сейчас?

Я обернулся и обнаружил, что он как стоял, застыв посреди комнаты и глядя на Тейлор, так и стоит.

– Коул?

Он подскочил, словно я шлепнул его по спине, и с протянутой рукой вышел вперед.

– Я Коул. Добро пожаловать. Могу я что-нибудь вам предложить? – Но хотя он уже тряс ее руку, я видел, что с ним творится что-то не то. Он был чересчур напряжен, и его голос звучал совершенно ненатурально. – Есть спрайт, имбирный эль и яблочный сок. – Он повернулся ко мне. – Что еще?

– Минералка и газированный сидр.

– Я бы выпила спрайта.

Коул пошел за спрайтом, но не с шумом и суетой, как обычно, а осторожным, нарочито медленным шагом. Мы с Тейлор и Томасом остались сидеть в тишине. Я окинул наш спартанский холл взглядом. Мебель здесь, как и практически все остальное в доме, была выбрана Коулом задолго до нашей с ним встречи, но выбирал он ее, руководствуясь не комфортом. Несмотря на дороговизну, она была слишком формальной, с тощими подушками и неумолимо строгими очертаниями. Я пожалел, что не пригласил их в гостиную, но просить их переместиться туда сейчас, когда Тейлор сидела, было немыслимо.

Из кухни появился Коул. Я смотрел, как он снова идет через комнату со стаканом в руке. Было так странно видеть его дома в ботинках. Может, потому у него и изменилась походка.

– Томас, – проговорил он после того, как вручил стакан Тейлор, – я даже не подумал спросить, что хочется вам. Прошу прощения, доро… – На слове «дорогой» он осекся и выпрямился, как от шлепка. – Вам что-нибудь принести?

И в этот момент я наконец-таки понял, что именно было не так. Он вел себя вопреки своему обычному поведению. Он не покачивал бедрами и не использовал ласковые слова. Не жестикулировал и не смахивал волосы. Он разговаривал медленно, сдерживая ритм своей речи, а руки держал вытянутыми по швам. Одним словом, впервые с тех пор, как мы познакомились – и, вполне возможно, впервые за всю свою жизнь, – он пытался вести себя, как натурал.