Страх, надежда и хлебный пудинг (ЛП)

Снова перевернув его на спину, я двинулся вверх. Сначала поцеловал гладко выбритую кожу его лобка, затем носом провел по бархатисто-теплому животу. Я вкушал его шею и осыпал поцелуями щеки до тех пор, пока он не обнял меня.

– Джонатан, – прошептал он и потянул меня вниз.

Даже сейчас поцелуи воспринимались, как самый интимный наш акт. Даже в моменты, когда мой член был глубоко в его теле, меня пробирал сладостный трепет от разрешения подразнить языком его прекрасный чувственный рот. Ощущая, как раздвигаются его губы, и понимая, что он приглашает мой язык внутрь – пусть всего на чуть-чуть, – я содрогался, будто от боли.

Я нежно поцеловал его. Я еще чувствовал его стыд и печаль, его злость на себя. Сейчас она немного угасла, но все же осталась на месте, совсем рядом с поверхностью. Я не хотел ее успокаивать. Я хотел полностью вытянуть ее, точно яд, дать ему возможность исторгнуть ее из себя.

– Я так сильно люблю тебя, Джон.

– Я тебя тоже.

Он был уже близок – необязательно к кульминации, но к состоянию, где он наконец-то разрешил бы себе закончить терзаться и начать наслаждаться тем, что мы делали, по-настоящему, не просто совершая движения, а испытывая истинную потребность в высвобождении, которое я предлагал. Я начал спускаться вниз. Целуя его, прорываясь сквозь его стены, пока не склонился над его пахом. Я вдохнул сладкий, мускусный аромат его плоти. Проник ладонями под ягодицы и крепко их сжал, потом коснулся губами уздечки и, ощутив соленую влагу, принялся мягко пощипывать его и дразнить. Я ждал, когда он начнет, тихо постанывая, двигаться вместе со мной. Когда погрузится своими тонкими пальцами в мои волосы и потянет за них.

И когда это наконец-то случилось, я впустил его внутрь. И дал вонзиться до самого горла.

От его сдержанности не осталось следа. Он вскрикивал – удовлетворенно и хрипло, – а я, толкаясь эрекцией в простыни, впервые жалел, что они шелковые, а не из обычного хлопка, который обеспечил бы настоящее трение. Коул, держа меня за голову, снова и снова вторгался в мой рот. Его крики звучали все громче, движения становились все настойчивей и быстрей. Именно этого я и хотел – чтобы он выплеснул всю накопившуюся энергию. Я начал просовывать ладонь под себя, чтобы дать себе хоть какое-то облегчение.

Тут он внезапно остановился. Но не отпустил меня, а потянул за руки вверх, словно пытаясь залезть на меня – только снизу.

– Ляг наоборот! – нетерпеливо выдохнул он.

Таким мы занимались нечасто, но я с готовностью подчинился и, подставив ему свои бедра, снова заглотил его на всю длину целиком. Его пальцы впились в мои ляжки. Я еле сдержался, чтобы не затолкаться в него слишком быстро и сильно, когда ощутил своим изнывающим членом тепло его губ. Я растворился в его вкусе и запахе, в мягкости кожи, в низких стонах, которые он издавал, и в ощущении его стройного тела. В соленом привкусе его смазки на языке. И в непередаваемом наслаждении, которое я получал, пока он самозабвенно отсасывал мне. Я стремился вытянуть из него всю злость и беспомощность, а он с тем же рвением заменял их на то, что мог вытянуть из меня, – на силу или терпение. На уверенность или любовь. А может на что-то совершенно иное. На что – не имело значения. Важно было лишь то, что я пробился за его стены. Мы снова стали одним существом, и у нас было одно дыхание, один вздох, один стон на двоих

– Вот видишь, – сказал я, когда все закончилось. – Тебе стало лучше, разве не так?

Он обмяк на мне и склонил голову мне на плечо. Его напряжение спало. Удовлетворенное тело было податливым, тяжелым и теплым.

– Ненавижу, когда ты прав.

Я рассмеялся.

– Я знаю. И не за что.

Я завернул его в свои объятья, и он мирно, удовлетворенно вздохнул. Опустив голову, я дышал слабым ароматом клубники и обнимал его, пока он не заснул.

Что бы ни пошло сегодня не так, я был твердо настроен это исправить.

***

На следующий день я позвонил Томасу. И, когда он со мной поздоровался, не был удивлен, услышав в его голосе осторожность.

– Она должна дать нам второй шанс.

– Я работаю в этом направлении, Джон, но ничего обещать не могу.

– Вы же сказали, что на бумаге мы ей понравились!

– Ну, да…

– Но не лично.

Это было скорей утверждение, чем вопрос, и Томас вздохнул.

– Вы оказались не такими, как она ожидала.

– Я и сам от нас такого не ожидал. Прошу вас.

– Джон, я делаю все, что в моих силах.

– Я могу позвонить ей?

– Исключено. Даже не обсуждается.

– Ладно. Я понимаю. Но может, она сама мне позвонит?

– Я спрошу.

– Все из-за ужина, да? Потому что с нами не было папы?

Он снова вздохнул.

– Дословно она сказала мне вот что: «Мне кажется, Коул боится Джона».

У меня вырвался непроизвольный смешок.

– Да вы шутите.

– Нет. Она заподозрила, что вы тиранизируете его.

– Разве я что-то подобное делал?

– Он без конца извинялся и во всем вам уступал. Я, конечно, не настолько хорошо с вами знаком, но я ни разу не видел, чтобы он вел себя так.

– Как и я!

– И потом еще этот синяк…

– Это вышло случайно!

– Так говорят все подвергающиеся побоям супруги.

– Но… Что? Нет! Томас, вы же не думаете…

– То, что я думаю, и близко не имеет такого значения как то, что думает Тейлор. А она увидела субтильного, несколько женственного мужчину – только не обижайтесь…

– Ну что вы.

– …у которого был синяк и который постоянно извинялся перед своим более крупным, более мужественным партнером.

– Боже мой! – Я не знал, смеяться мне или плакать. В семейном насилии было мало смешного, но ее оценка наших с ним отношений не имела вообще никакой связи с действительностью. – Как же она неправа.

– Я сообщу ей, что вы просите предоставить вам еще один шанс. И дам ей ваш номер. Это все, что я могу сделать.

***

Два дня от Томаса ничего не было слышно, и все два дня Коул суетился по дому, размахивая напускной жизнерадостностью, точно каким-то щитом. Потом из Европы вернулся отец. Дождавшись, пока Коул отлучится на кухню, я шепотом пересказал мнение Тейлор о наших с ним отношениях. Отец чуть не поперхнулся вином.

– Ты бы в жизни не поднял на него руку!

– А если бы поднял, то даже не сомневайся: он бы не стал сидеть тут и ждать, когда оно повторится.

– Может, с ней поговорить мне? Может, она…

– Нет. Это не вариант. Или Томас ее убедит, или нет.

На третий день я решил, что все кончено. И уже собрался набрать Томаса, чтобы он это подтвердил, но тут у меня зазвонил телефон.

– Алло?

– Джонатан? Это Тейлор. Томас сказал, вы хотели поговорить.

– Да! – Я сидел у себя в кабинете, который раньше был третьей спальней. Я встал и, выглянув в коридор, попытался определить, где находится Коул. В пределах видимости его не было, и я понадеялся, что в пределах слышимости его тоже нет. – Огромное вам спасибо, что позвонили!

– Поблагодарите свою знакомую Джулию. Это она уговорила меня.

Я сделал мысленную пометку при следующей встрече расцеловать свою бывшую соседку.

– Коул очень переживает из-за того, что случилось в тот вечер…

– Он был ни в чем не виноват!

Меня позабавило то, как Тейлор ринулась его защищать, но потом я вспомнил, что она считает меня домашним тираном.

– Я знаю. Я и не говорю, что он виноват. Или что виноват кто-то еще. Просто мы… – Я запнулся. В голове я репетировал наш разговор тысячу раз. Как я мог не знать, что сказать? – Сколько встреч с потенциальными родителями у вас было до нас?

Она замешкалась – хотя, может, просто подсчитывала в уме.

– Девять.

– Ну, а у нас вы были первой. – Я сделал паузу, чтобы она впитала эти слова. – Мы нервничали. Коул так переживал, как бы все не испортить – мы оба переживали, – что в итоге мы с ним перестарались.