Море опалённое свободой (СИ)

Хэнги тяжело задышал, скрипнул зубами, зарычал и накинулся на Данки со всей своей дикой и необузданной страстью. Данки стонал, кричал, извивался, метался по кровати, в какой-то момент, даже пытался вырваться из-под грубости адмирала, но всё было тщетно. Хэнги терзал его соски, то прикусывая, то всасывая, то сжимая между пальцами так, что Данки выкрикивал просьбы не делать больше так. Но Иренди его не слушал.

Потом он опускался вниз. Искусывая всё тело, захватывая в рот, дрожащий и уже стоявший, член Муар, и с большим упоением делал ему минет, сдавливая яички, оглаживая попу и пронзая маленькую, узкую дырку сразу двумя пальцами. Данки снова кричал, снова стонал, когда пальцы беспощадно растягивали его, насиловали его, тёрлись о простату, не позволяя кончить.

Проникновение было тоже беспощадным. Резким, грубым и надменным. Муар вскрикивал и потом уже кричал в голос, когда Хэнги без остановки начал долбиться в него, насаживая на всю длину. Слёзы непроизвольно катились из глаз, а адмирал даже не собирался останавливаться. Он, словно дикое животное, брал сразу сумасшедший темп и насиловал Данки, закрывая изредка его рот своим, проталкивал свой язык, позволяя Муар только одно: задыхаться и умолять не останавливаться.

Остатки ночи были дикими. Хэнги искусал Данки до синяков, зацеловал до такой степени, что живого места на теле не осталось. И трахал, как последнюю шлюху, до тех пор, пока Муар уже и кричать не мог, выдавливая из горла только жалобные хрипы. До тех пор, пока Данки уже уставший и истощенный, не валялся бревном, всё время пытаясь, провалиться в бессознательный сон, но Хэнги не позволял ему этого делать. Он трахал Данки до тех пор, пока сам, почувствовав дикую усталость, не повалился на кровать и, обняв его, заснул, прижимая к себе и молясь о том, чтобы, когда он проснется, Муар был с ним рядом.

Утро, вернее день, потому что они уснули в часов шесть утра, был солнечным и приветливым. В открытое окно, которое ночью открыл Данки, пытаясь выкинуть герб, трещали птички. Муар с трудом пробирался из мира снов в реальность. Болело всё тело, и он постанывал, с трудом открывая свои глаза, щурясь.

- Данки? – позвал знакомый голос, и Муар не в силах повернуть голову и вообще повернуться, продолжал лежать бревном.

Хэнги осторожно переполз через любимого и опустился на пол рядом с кроватью, глядя в утомлённое и изможденное лицо Данки.

- Прости, ты как? – спросил взволнованно Хэнги, убирая со лба юноши непослушную прядку чёрных волос. Боже, а ведь этой ночью он грубо сжимал их в кулаке и вздёргивал голову Муар для очередного укуса в шею. Иренди было невыносимо противно за свои действия, стыдно и жалко Данки. Его любимого Данки.

Муар прикрыл глаза, чувствуя, как нега и истома разливаются по телу, как странные чувства и ощущения пронзают сердеце и душу. Какая к чёрту боль в теле, когда здесь, внутри, в районе груди, приятно и сладко.

- Отнеси меня в ванную, – прохрипел Данки, и Хэнги, тут же вскочив на ноги, поднял его на руки и понёс в ванную.

- Прости меня, Данки, – шептал адмирал, открывая краники с водой и распутывая Данки из простыней. – Я опять сошёл с ума. Но ты для меня стал особенным, я не могу быть спокойным, особенно, когда ты меня дразнишь. Будь моим, я больше не хочу с тобой расставаться. Не сбегай от меня больше, иначе я не выдержу этой пытки.

Данки хмыкнул, и Иренди посмотрел ему в лицо.

- Какой же ты всё-таки глупый Хэнги, – прохрипел Муар и попытался залезть в ванную, но адмирал его опередил. Подхватил снова на руки и нежно, осторожно опустил в тёплую воду. Муар слегка скривился, но говорить продолжил: – У меня было задание присматривать за Цурбусом Бахму Джан Гуром. Я бы никогда в своей жизни не поступил в такую мерзкую и продажную Академишку. Но Волвар приказал, и я не мог не согласиться. Я должен был следовать за ним везде и всегда, ну за исключением некоторых моментов. Например, когда наступали каникулы. Здесь уже я не мог противиться законам и уставу Академии, но думаю, что в тот момент за Цусом приглядывал кто-то другой. Как, например, во время первого путешествия на «Лорде Тушка». Кто мог подумать, что и капитан Сальмит в той же лодке, что и я. Хотя, она тоже удивлена не меньше моего. Если честно, я грешным делом подумал, что Волдин очередной агент Волвара. Но мы с тобой знаем, Хэнги, – чуть понизив голос, сказал Данки, – что сам царь приехал проследить за своим подопечным.

Хэнги слушал внимательно, зачастую округлял глаза, иногда хмурился и мылил гелем ладони, ласково проводя мыльной пеной по истерзанному сладкой ночью телу.

- Я отправился на «Фортуну» следом за Цурбусом, потому что так требовало моё задание и моя работа. Присматривать за ним и по возможности оберегать его. О том, что Сальмит подданная Ансэрит я не знал, поэтому мой шаг был безрассудным и мог тебе показаться обидным. Если бы Цус не сунулся на «Фортуну», то возможно я бы остался в Шоршель. Так что, Хэнги, – Данки, невзирая на боль во всём теле и в заднем проходе, который нещадно саднил и горел, сидел в ванной полубоком, считай на бедре. – Не думай, что ты центр вселенной. Многие вещи в этом мире делались не благодаря тебе.

Адмирал хмыкнул и выдавил тонкую струйку шампуня на голову удивлённого Муар.

- Я рад это слышать, потому что для меня, ты, Данки, становишься центром моей вселенной, – и, нагнувшись, он поцеловал его, прижавшись к искусанным губам, жарким, но нежным поцелуем. В то время, как руки намыливали волосы, массировали голову и жаждали прикоснуться к ещё многим местам Данки.

====== 5 глава Подарок для царя ======

Волвар устал. Он медленно передвигал ноги, обутые в изящные сапожки на квадратном, в восемь сантиметров каблуке. Несколько бессонных ночей, безумных дней в роли царя. Усталость гигантской волной накатывала на него, склоняя плечи и спину, сдавливая виски адской болью. Времени не было даже для того, чтобы – честное слово – в туалет сходить. Огроменное количество бумаг, скопившихся за время его отсутствия и требующих именно его подписи, хотя, право подписи сохраняла Мама. Потом проблемы с торговыми представителями других королевств и стран. И самая главная проблема: это конфликт, который раздувает мировое сообщество, как кость в горле, застрявшее у всего мира.

Опостылело. Надоело. За одни сутки жизнь свободного человека перевернулась с ног на голову, и он рад бы снова сбежать в море, да вот статус, положение и долг перед царством и народом лишают его такой радости. Остаётся только смотреть в окно, на гладь Зеркального моря, и, как птица в клетке, мечтать о просторах небесной глади. Остановившись на минуту, Волвар посмотрел в широкое и высокое окно, стоявшее в очередном коридоре. Его встретил мрак раннего утра, миллиарды тоненьких огоньков островов и порта. Осмотрев это величие сонными глазами, он пошёл дальше, оставляя эту мечту за спиной.

Не доходя нескольких метров до дверей в свои апартаменты, царь остановился. Двое стражников, вечно прикованные к этим дверям, замерли скульптурами, и ни один мускул не дрожал на их лицах. Вышколены, подтянуты, одного роста и чуть ли не на одно лицо, блондины. Вот их работа, стоять сутками у дверей в опочивальню царя, никого туда не пуская, либо пускать, но только с разрешения. Волвару всегда их было жалко. Они сменялись, но неизменным оставался факт того, что всю жизнь они охраняли покой царя. Для них, как объясняла Мама, это было честью и долгом. И выходные с отпуском у них всё равно были, а у царя нет.

Но остановился Волвар на этот раз не из-за охранников. На его пути стояло полусонное чудо, разодетое в голубоватое с белым платьице, из-под юбки которого виднелся расшитый рюшами и позолотой пышный подъюбник. На голове блестели золотом локоны, спадающие до пояса. Девушка была так прекрасна, что Волвар даже слегка этому удивился. Однако, он, да и охранники, скорей всего тоже, знали, что это вовсе не девушка, а юноша. В женских нарядах он был намного милее и красивее, чем в мужских.

Волвар разозлился. Ещё остались силы на это? Глаза потемнели, губы плотно сжались в недовольную, красную полоску. Грим на губах за день пообтёрся, однако ещё сохранял свою сочность и яркость.