Кrom fendere, или Опасные гастроли (СИ)

«Не хочу... не видеть, не жить! Как же я его ненавижу... подкрался как кот, ходит он бесшумно! Нет, так чернила кончатся... все писать не могу, особенно про отца! И есть хочется, я заперт как вещь, как приЕступник (вот, аж ошибку сделал!) Скорпи, ты пропал! КАК он выследил? Ну, были бы домовики, я понял бы, кто предал... Генри был такой… страстный, держал меня почти на весу, лопаткам больно, прижал меня конкретно, сильный, потный, губы как пожар — сбывшаяся мечта! Отец зашипел, гадюка. Он уволил Генри!

Заправься, Скорпиус, говорит, и ступай к себе! Генри, говорит, Вы получите расчёт завтра! Он всё еще воображает себя владельцем поместья, сеньором — ненавижу! А потом он меня ударил! Ударил! Дал пощечину, я не ожидал… и, кажется, зуб качается… нет, просто внутри опухоль. Даже окна запечатал! Я ещё не знаю, что буду делать без Генри, как я его найду... я почувствовал такое возбуждение, там было темновато, а я не открывал глаза и плыл, так хорошо, так страстно... тело как другое, тайное, взрослое, сладость необыкновенная... ЕГО голос, моего любимого... а в Генри такой огонь, а во мне такая нега, но такое нетерпение… я хочу ВСЕГО!

p.s. Никаких уроков музыки, танцев, никакой библиотеки, только обязательные предметы школьной программы. Я заочно сдал все тесты СОВ в Хогвартс, думаю, что получу высокие баллы. Это его радует, а меня уже нет. Ну, сдал — и сдал. Получу корочку? Только об этом и мечтал! Меня даже гулять не пускают, и Икара он продаст — я без любовника (ой, я сказал это слово!) и без коня, без еды... Бабушка кричала этому… Малфою, что это зверство, говорила, что я ребенок и меня нельзя лишать питания, я расту. А он ей ответил, что я уже вполне выросший развратник. Я — развратник. НЕТ, папочка, ошибаешься! Я просто влюбленный человек! Так!

p.p.s. Я несчастен!»

Гарри никак не мог избавиться от ощущения, что Драко Малфой сейчас смотрит на него с фирменным недобрым прищуром и, высоко вздёрнув подбородок, пренебрежительно бросает: «Заправься! Ступай к себе!» Словно обливает чем-то противным. И лицо неизвестного ему подростка, застигнутого за своим первым взрослым поцелуем. Вообще-то, подумал Гарри, увидь я своего сына в объятиях какого-то там Генри в белых лосинах, не только запер бы малолетнего негодника, а вообще… не знаю! А Генри точно рыло начистил бы, если не похуже что! Но… лишать мальчишку еды и… как-то это всё… некрасиво, глупо, неприятно. Понятно же, что Скорпи влюбился, разве от такого запрёшь… Эх…

«14 октября 2018г.

Совсем спокоен, ну надо же! Мой третий побег... он совершится завтра; я уйду совсем, по-серьезному. Я сделал такую хитрую штуку, теперь меня никто не найдёт. Случайно натолкнулся в древней книге на заклинание и рисунок, сам перевёл, делать тату пришлось тоже самому, было очень больно, сложно — место-то неудобное, инструментов нет, вышло криво и не совсем соответствует схеме. Ногу жжёт сильно, но я легко терплю — разве Это боль… Лишь бы сработало, завтра и проверю, какой я маг… Во мне и правда всё заледенело. Думаю, что Проклятие Холодного Сердца, что наложил на меня любящий папочка, уже начало действовать. Вот только ехидный мой мозг вездесущий спрашивает, а не слишком ли суровое наказание? Нет, не то, что он выгнал меня из рода, — да плевал я на это! — а то, что лишил веры в Генри, в любовь... Генри-Генри… простой такой, слабый, алчный. Хотя, если я вчера не узнал бы, что отец тебе платил, а ты меня сдавал… продавал… Я бы тебя так любил! А я всё думал, что это меня так быстро находят-то?

Ладно, пора собираться... Бабушка, наверное, плачет, а мать злорадствует, впервые с отцом согласна, говорит, что я — ублюдок. Я — ублюдок, дневник, а? Вот тебя только и возьму, ты хороший парень, дневник. Верный... затертый, правда, весь. Тебе нужна новая обложка, точно... Была бы волшебная палочка — быстренько смог бы устроить. Или маггловские инструменты. А так, жить тебе в старом прикиде… Палочка — вообще проблема, но ничего, прорвёмся!.. Ой, сука, больно-то как, ну, сил нет... да, что ж это, Скорпиус Малфой?!»

Гарри стало не по себе, он, будто за своего сына, переживал за отпрыска Малфоя. Ну неужели никто не остановит этого глупого упрямого ребёнка? В четырнадцать лет бежать из дома? Без волшебной палочки? Да что у них там происходит? Хотя, почему упрямого? Потому что не прощает предательства и не может выбросить чувства из своего бестолкового сердечка? Откуда это в мальчике вообще? Так рано? И так мощно? Чем Гринграсс разбавила малфоевскую ледяную кровь? И что это там про Проклятье Холодного Сердца? А ещё поверить, что Драко удалил единственного наследника с родового гобелена?

«14.10.2018.

Через два часа пишу.

Я вот поплакал и решил: я больше не Малфой! Не Скорпиус даже, хотя имя своё люблю... Я ухожу, бабушке записку под дверь засуну. Пока-пока, родной дом. Где тут у вас пропасть для свободных геев? Скорпи умер (пафосно...но правда)».

«29 января 2019.

А вот и Лондон, я один, сижу в мотеле. Ах, да, с тобой, конечно, лохматый ты мой. Зима, не наша Дания, но всё-таки. В окна безбожно сквозит, но смысла ворчать на обслуживание нет — дешевле комнаты я не найду, тем более по левым документам. Хорошо, что кровать нормальная, душ-туалет сносный, и даже стол имеется, вот сижу и тебе странички чернилами мараю. Не только чернилами? Не прикидывайся бумагой, подумаешь, в лужу тебя уронил! Зато ты теперь знаком с английской погодой! И вот, познакомься со мной: Сванхиль Со… (сам забыл!) …львай. Сольвай — обычное имя, а Сванхиль… Тебя тогда ещё и на свете не было, в нашем пруду жила пара лебедей, вернее не пара, а два самца, кто-то подарил бабуле совсем неуклюжих птенчиков. Выросли красавцы. Отец, зверюка, чтобы они не улетели на зимовку, приказал запереть одного в сарае, а крылья подрезать пожалел — ценные птицы. Второй лебедь, свободный, до самых морозов, пока пруд не замёрз, плавал в полынье, затосковал и стал прорываться к своему другу. Он однажды ночью о доски и гвозди сарая весь поранился, грудью бился до крови, выломал себе проход; утром лебедей нашли в соломе вместе, здоровый друг грел раненого. Я долго плакал тогда, папа меня даже наказал, а в конце следующего лета, когда одного лебедя снова заперли, я его выпустил, и они улетели. Пусть живут на свободе, так, как хотят. Птицы, которые умеют так биться друг за друга и за любовь, заслуживают свободы! Поэтому Сванхиль.

У меня, говорят, акцент. Причём, и по-английски, и по-датски... дивно, нет? Ребята, с которыми я так удачно познакомился и сошёлся — датчане. Вот стоило из марки уезжать? Ким — отличный парень, но курит как Везувий и, кажется, не табачок... такой верзила, но очень тощий, худее меня. (А у меня, все говорят, отличная фигура). Он играет на струнных, не только на гитаре, даже на скрипке, замечательный музыкант, не чета мне, а какое чувство импровизации! И с воображением. Мы разговаривали до утра. Он свел меня (когда это было? — месяц назад) со своими друзьями, Джимми и Медвежонком. Джимми, он вообще уже взрослый, зовут Свечкой, даже не знаю почему, рассказали мне какие-то похабные глупости про то, как у него свечка в заднем проходе обломилась, врут, конечно, у них весь юмор такой специфический, ниже пояса, наверняка, придумывают. Но Джимми любит перед установкой своей (он ударник, отличный ритмист) ставить свечи в стаканах, говорит на удачу, говорит, душа требует и ритм чище, вот странный. А Медвежонок-Бамсе-Алек молодой такой, вроде тебя... не обижайся! И толстенький, то есть упитанный, хоть и не обжора, он по этому поводу очень комплексует, переживает, что тёлочкам не нравится. Вот умора! Он хорошо синтезатор знает, клавишные, в костюмах сечёт, у него сестра ателье держит, может очень пригодиться. Они все очень хорошие ребята! Короче, настроение у меня отличное. Правда, странно? Столько проблем, трудностей, не знаю, а мне почему-то хочется улыбаться. Не всегда конечно, но хочется. Вот, например, на Рождество мы пили дешёвое пиво и ели ветчину с маггловскими чипсами, убойная еда, а мне так понравилось! Из прежней комнаты меня выселили, а я улыбался, потому что ребята закатили в честь моего «новоселья» грандиозную вечеринку: пожарили колбасу прямо под мостом Кэннон Стрит, слушали проезжающие над головой поезда, танцевали до утра, всё было так легко и просто с ними. С моими друзьями. И всё устроилось, И планы у нас грандиозные, но они мне не очень верят, сомневаются, а я знаю, что у нас всё получится! Всё, я спать, завтра мне на работу! Буду помогать Гулю в фургоне, он возит оборудование каких-то музыкантов; я теперь работаю настройщиком и отвечаю за инструменты. У меня абсолютный слух. Фру Кёнкер в Орхусе тоже так считала.