Монастырь (СИ)

====== Монастырь 1: 20-21 главы ======

20

Ночка выдалась та еще – первую ее половину Этьен мерз сперва в подземельях, затем в потайной бухте, затем снова в подземельях, и если ‘сперва’ за счет коньяка, граппы и внутреннего возбуждения было еще терпимым, то ‘затем’ выдалось откровенно мерзким. Вторую половину ночи библиотекарь проспал сном грешника – потому что на сон праведника то, что ему снилось, не тянуло ни в коем случае. Заутреня прошла в полусне, после нее Этьен, вместо того, чтобы вернуться к себе, направился в покои аббата – следовало доложить падре Себастьяну о результатах ночной прогулки, да и не договорили они вчера... – Падре? – для верности Этьен все же постучался прежде чем войти. – Брат Этьен? – позади появился Легрэ – злой, небритый и хмурый настолько, что даже для него это было слишком, к тому же от него сильно разило вином. – Вы не в курсе, падре Себастьян у себя? Одного взгляда на брата Кристиана хватило, чтобы понять: с жалостью к себе Этьен поспешил. Вот уж у кого явно ночь была – не приведи Боже. – Очевидно, нет, – дверь была не заперта, но хозяин кельи отсутствовал. – Что ж, тогда подождем его. – Легрэ вошел внутрь и осмотрелся. Его презрительный задумчивый взгляд ненадолго остановился на деревянной двери, за которой держали Луиса еще вчера. Ждать аббата в компании Кристиана Этьену, признаться, не особенно хотелось, а уж в компании Кристиана злого и похмельного хотелось еще меньше. Откланяться под благовидным предлогом, что ли? Кристиан вздохнул и обернулся к Этьену. – Я могу поговорить с тобой наедине, брат Этьен? – Разумеется, – библиотекарь опустил ресницы. Изобрести благовидный предлог он не успел. Кристиан подождал, пока Этьен закроет за собой дверь. – К нам сегодня приедет инквизитор, ты должно быть в курсе, но у нас есть проблемка... – Легрэ скрестил руки на груди, и хмуро глядя в пол, невесело усмехнулся, – точнее одна из самых неприятных проблем. У нашего брата Микаэля в кладовых были запасы дурманящего средства, вызывающего временное помутнение разума у того, кто его пьет. Так вот, это зелье было украдено, и нам лучше поискать вора, пока он не отравил кого-нибудь из инквизиции, или аббата Себастьяна. Если это случится, наш монастырь сравняют с землей еще до восхода солнца. – И где ты предполагаешь его искать? И главное, как? Обыскать всех братьев на предмет наличия загадочных склянок? Проверить кельи? – В присутствии бывшего стражника Этьен обычно нервничал, но сейчас отчего-то совсем его не боялся. Несмотря на раздраженно-помятый вид Кристиана, он сейчас не казался ни жестоким, ни даже особенно агрессивным. Чудеса, да и только. – Кстати, брат Микаэль не сказал, зачем ему запасы подобного средства? – Я его не видел еще, – мрачно заметил Легрэ, поднимая на Этьена внимательный взгляд. – Да и не в этом дело сейчас. Это зелье надо найти, как можно скорее. Я просил Себастьяна дать мне помощника для расследования этого дела и теперь хочу, чтобы им был ты. Это в интересах монастыря. Если инквизиция что-то заподозрит, нам всем снесут головы. Мне нужна твоя помощь, брат Этьен. – Как скажете, брат Кристиан. Что я должен делать? – вот если бы еще вчера Этьену сказали бы, что ему предстоит расследование щекотливого дела в компании и под чутким руководством Кристиана Легрэ, самым сильным его желанием было бы сбежать в катакомбы и отсидеться там до лучших времен. А сегодня... прямо на себя не похожи вы, брат Этьен, со вчерашнего вечера, словно вас и в самом деле чем опоили... Опоили. У библиотекаря по коже пробежал холодок, будто пером кто провел. Отчего-то вспомнился другой вечер, странный тягостный разговор с Николаем, и то, как поплыло все перед глазами от первой же рюмки, и внезапный сон, сморивший его... Этьен тогда так и не вспомнил, как разделся и очутился в постели, но проспал до вечерни. И вечерню бы проспал, если бы все тот же Николай не пришел его будить... как знал, что брат библиотекарь сам не прочухается. – А в чем проявляется это ‘помутнение разума’? – осторожно спросил Этьен, его подвижное лицо будто окаменело. Кристиан пожал плечами. – Брат Микаэль говорил, что оно на разум человека влияет и будто временное безумие, и в таком состоянии что человеку скажут, то и думать будет. Мелиссой пахнет. Пара капель, и любого подчинить можно, а если переборщить, то и совсем с ума свести. – О побочных действиях зелья речь не заходила? Запах изо рта, облысение там... или, скажем, снотворный эффект? – Нет, – Кристиан устало посмотрел в потолок и провел ладонью по небритому лицу. Он чувствовал себя измотанным и ничего не понимающим в людях. Едва он прочухался утром и понял, что жив, то испытал дикое неудержимое чувство обиды. После всего, что было между ним и Луисом, юный герцог был просто обязан убить его спящего, или ранить, или хотя бы связать, но Луис, чертов распроклятый мальчишка, просто удрал, оставив Кристиана расхлебывать собственные промахи! Сильвурсонни поступил очень не милосердно. Теперь Легрэ придется ответить перед аббатом за все глупости, что он натворил за последние сутки. А тут еще зелье это. И ни единой зацепки. Ни единой! Кристиан сел в кресло у окна и, подперев кулаком подбородок, сонно уставился на своего собеседника. – Если у кого-то случатся эти побочные явления, нам уже поздно будет что-то предпринимать. Не хочу тебя пугать, брат Этьен, но думаю, что вор нацелился не на простых монахов, а много повыше. “Очень на это надеюсь”, – подумал про себя библиотекарь. Мысль о загадочном гаде, затеявшем опасную игру с папской инквизицией, не нравилась ему, но мысль о том, что зелье мог применить Николай, нравилась еще меньше. – Если случатся побочные явления, мы, по крайней мере, будем знать, кто отравлен... хотя согласен, тогда это будет уже неважно. О чем они говорили тогда с Николаем? О Луисе, да... о подозрительных обстоятельствах его появления в монастыре и письме... нет, письмах, которые он написал. Странное дело, когда Этьен попытался вспомнить, мысли опять закружились, расплываясь радужным пятном, образы раздвоились – письмо, которое Николай держит в руках... письмо, которое Луис прячет в книгу... Зачем, кстати? Что за важность в этом несчастном письме... или все-таки письмах? И почему брату Николаю так необходимо было удостовериться, что их два? Этьен наморщил лоб, пытаясь удержать ускользающие мысли и воспоминания. Насчет второго письма можно будет проверить сегодня же, и очень просто – достаточно просмотреть те книги, что лежали в тот момент на столе. В библиотеку сын герцога не вернулся, значит, письмо забрать не мог. Была, правда, еще одна возможность... и ее проверить стоило прямо сейчас. – Брат Кристиан, когда вы ушли из библиотеки вслед за Луисом, у него была с собой книга, “Илиада”... помните? Вы не брали ее в руки, не смотрели? У меня есть подозрения, что мальчик мог спрятать среди страниц второе письмо. Легрэ оживился и непонимающе взглянул на Этьена. – Второе? – переспросил он, нахмурил брови, задумался на секунду. – Книга была, но письмо – одно. Я его видел... Только мне показалось странным, что в нем было написано совсем не то, о чем мне рассказывал Николай. Возможно, я читал не то письмо, которое читали вы, но я с Луиса с той минуты глаз не спускал, да и вещи его много раз видел. Ничего особенного, пустые листы, выписки из книг, всякая мелочь. Почему ты спросил о втором письме, Этьен? – Потому что их было два. Одно Луис забрал – то, которое читал Николай. Второе сунул в книгу – я не знаю точно, в какую. Раз письмо, которое читал ты, отличалось от того, что читал Николай, значит, это было то, другое. Вероятно, оно лежало в книге... хотя странно... – Этьен в задумчивости подергал себя за прядь. Кристиан поднялся – порывисто и взволнованно. Он подошел к Этьену и вид у помощника аббата был то ли потрясенный, то ли озадаченный. – Странно – не то слово. Ты говоришь: Луис забрал письмо, которое читал Николай? – Легрэ переменился в лице – у него в голове не складывалось ничего, а он определенно был не глупым человеком. Николай либо сам запутался в своих рассказах, либо нарочно путает других. Но, ведь это значит, что он... Кристиан вздохнул, запустил пальцы в черные волосы на висках, и громко чертыхнулся сквозь зубы. И правда, что стоило кому-то из доверенных лиц аббата раздобыть ключ от лекарских кладовых? Эта мысль казалась Легрэ абсурдной, и следовало как можно быстрее разобраться с путаницей вокруг писем Луиса. – Но Николай читал не то письмо. Или Луис не забирал то, которое видел Николай... – В этом я почти уверен, – хотя сейчас Этьен уже ни в чем не был уверен, голова просто кругом шла из-за предположений Легрэ, щедро сдобренных собственными подозрениями и домыслами. – Второе письмо он спрятал до того, как вошел Николай, и больше я его не видел. Я, признаться, думал, что Луис его действительно не успел забрать, и оно до сих пор в библиотеке валяется... насчет “Илиады” чисто для очистки совести спросил. Но раз ты читал другое письмо, то, наверное, это оно и было... не мог же парень еще и третье накатать? Или мог?! Что-то я ни черта не соображаю уже... – Вот что, – Легрэ попытался взять себя в руки и отбросить лишние домыслы. Всему нужны доказательства, а следовательно, нужно обыскать библиотеку и заглянуть в комнату герцога еще раз, чтобы проверить, – ты пока никому ничего не говори о письмах, и проверь хорошенько библиотеку. А я поищу в других местах. Если до вечера ничего не найдем, скажем о письмах Себастьяну и пусть он сам разговаривает с Николаем. – Хорошо, – Этьен чувствовал себя ужасно усталым, беседа с Кристианом вымотала его больше, чем вся предыдущая ночь – вернее, не столько беседа, сколько вызванные ею невеселые мысли. Найти в себе силы еще и на откровенный разговор с русичем... нет уж, пусть с ним и правда отец Себастьян разговаривает. *** Себастьян вернулся в келью, когда инквизиция направилась на отдых в гостиницу Он собирался подготовить все документы, которые полностью соответствовали действительности. Его мысли гудели. Его воспоминания о далеком прошлом стали зримы и горячи, а ожидавший в кабинете Кристиан заставил мужчину по спине пробежать холодным мурашкам. Что-то случилось. Душа чувствовала. Осязала опасность. – Этьен, выйди на минуту и найди Николая, – сказал аббат, давая монаху покинуть келью, а затем закрыл дверь. – Что случилось, Кристиан? – Луис сбежал, – Легрэ с трудом выдержал прямой взгляд Себастьяна. – Украл ключи от кельи и... его нет в монастыре, и это моя вина. Я недосмотрел. – Час от часу все лучше. – мужчина понятливо закивал. – Теперь понятно поведение наших гостей. И то, как вели себя гвардейцы. Луис у них. Я точно знаю. Меня не проведешь. Но ты не бойся, это только нам на руку. Нам нужно избавиться от брата Гиральда в монастыре. Зря я его не выпроводил. У меня есть на то причины... – Луис?.. У них? – выдавил Легрэ, изумленно задохнувшись. Казалось, все остальное он просто не слышал. Кристиану вдруг сделалось больно – где-то очень глубоко, в сердце. Все напрасно! Грубость, риск, унижения, прошлая ночь! Все пошло прахом. – Кристиан вздрогнул и нахмурился. – Простите, падре, что вы сказали про Гиральда? – У них. Иначе не было бы столько фарса по приезду. Паоло сразу вцепился в меня железными клешнями, – аббат выложил на стол нужные бумаги и оглянулся на Кристиана. Он улыбнулся опять. – Что я еще должен знать про Луиса? Говори. Про Гиральда потом. Легрэ неприятно поморщился. В других обстоятельствах он бы ни слова не сказал аббату, но сейчас слишком много стояло на кону, чтобы увиливать и откровенно лгать. Кристиан взял себя в руки постарался предать голосу привычную холодность, но в его голове назойливо стучало – “Луис у них. Луис у них...” – Я его изнасиловал. – Легрэ пристально смотрел в глаза Себастьяна, понимая, чем для него может обернуться такое признание. – Я был очень неаккуратен. Себастьян несколько минут молчал. Стучал кончиками пальцев по столешнице. – Тебя повесят, – повернулся к мужчине. – Тебе надо уходить, – сказал спокойно. – И это все, что вы можете мне сказать? – изумился Легрэ. Он резко выдохнул и мельком посмотрел в окно. – Я никуда не пойду. Даже если Луис все расскажет инквизиции, они должны будут доказать это. Без свидетелей такое практически невозможно, а я буду настаивать на том, что пальцем его не трогал. – Они наверняка его осмотрели, Кристиан. Луис отказался от постели короля. Есть еще масса причин... они все не связаны, но сольются в большой костер. Я хочу, чтобы ты отправил весточку в форт. Ты понял, о ком я? Да... Если на берега Валассии придет королевская власть, условия торговли изменятся. И здесь уже не будет той свободной зоны. Здесь начнется ад, как и на всем континенте, где разгораются костры. – Я не могу уехать, – настаивал Легрэ, совершенно не понимая, почему сейчас поступает так глупо. Луис отказался спать с королем? Кристиан не понимал почему. – Если я сбегу, это только подольет масла в огонь. Вы знаете, как я предан вам, Себастьян. А что касается осмотра Луиса... он сбежал. За стенами монастыря с ним кто угодно мог это сделать. Да мало ли вкруг деревень пьяниц да разбойников бродит? Сбежав, я подтвержу обвинения в свой адрес и тогда у меня не будет ни единого шанса вернуться в Валассию. Отправьте Этьена или... кого-нибудь, кто не подведет вас. – Ты излишне смел, Кристиан, но я рад. Что ты меня не бросишь в час беды. И я тебе отвечу тем же. Я знаю, как обмануть наших гостей. – легкий щелчок в воздухе пальцами. – И я вытащу всех, кого смогу, но главное... не дать захватить наши земли. Этьен? Что же, значит Этьен. Теперь об ученом. Он выдаст себя при первом же разговоре с инквизитором. Такое не утаишь даже за простыми словами. Тем более, что орден Гиральда полностью подчиняется королю, а это значит только одно – нас выдадут при первой возможности. Сделайте так, чтобы его не видели. Легрэ внимательно посмотрел в глаза аббата и понял все без слов. Он сдержанно кивнул, соглашаясь выполнить поручение. Что ж, он делал такое и раньше, не впервой. – Я хотел переговорить с вами еще об одном деле, но я не уверен, что мои подозрения верны. Это всего лишь то, что меня беспокоит. Помните письмо Луиса, которое он написал отцу? – Помню, – кивнул аббат, а сам отправился к двери проверить, чтобы там никого не было. – Что с письмом? – Несколько дней назад я зашел в библиотеку. Этьен и Николай рассказали мне, что Луис написал отцу письмо, о том, что хочет сбежать в дальние страны и найти там свою любовь. Этьен и Николай говорили об одном письме. Однако то письмо, что я изъял у мальчика, имело несколько иное содержание. Сегодня Этьен мне сказал, что писем было два и одно должно было остаться при Луисе... Я почти уверен, что у герцога не было второго послания к отцу. Разумеется, я проверю, но все это очень странно, падре. – Несомненно странно... Зачем мог лгать Николай? Какой смысл? – аббат прищурился. – Я поговорю с ним... Он знает, что если солгал, то это всплывет. И будет очень плохо и ему. Если только, конечно, он солгал... – Будьте осторожны, Себастьян, – Кристиан с холодной сдержанностью чуть улыбнулся аббату. Себастьян кивнул Кристиану, чтобы тот позвал Николая и Этьена, а сам уселся в кресло, ожидая короткую, но очень познавательную беседу. В это самое время он видел, как к воротам направляются ищейки инквизиции, чтобы войти в лекарню Микаэля, и покачал головой. Дверь отворилась, и в келью вошли брат Николай и брат Этьен. И эти тоже были помятые и не выспавшиеся. – Вероятно, ночь у всех была веселая. Садитесь, братья. Разговор будет недолгим. Я знаю, кто такой Паоло. Я не призываю вас остаться в монастыре. Но вынужден предупредить, что нас ждут тяжелые дни. Господь бывает строг, и он никогда не промахивается в своих помыслах. – мужчина посмотрел на своих помощников исподлобья. – Скажи мне, брат Николай, зачем ты сказал про два письма? – черные глаза теперь не сходили с лица русича. Николай искоса глянул на нахохлившегося Этьена, который старался на него не глядеть, и, не сдержав зевка, ответил: – Проверить. – Проверить, значит? – Этьен развернулся к Николаю, в тихом голосе смешались обида и злость. Сейчас он как никогда походил на взъерошенного кота, только тронь – зашипит и бросится. – Ну и как, доволен результатом? Себастьян лениво постучал пальцами по подлокотнику. – Что именно ты проверял, брат Николай? Где ты сегодня был? – еще более темный и недоверчивый взгляд. Чует шкура, чует, что что-то не так. Легрэ некоторое время переводил взгляд с Этьена на Николая и обратно. Между этими двумя что-то произошло, и библиотекарь явно был чем-то взволнован. Кристиан положил руки на подлокотники кресла и сцепил пальцы на уровне груди. Его цепкий проницательный взгляд был обращен к Николаю. – Ты, Николай, шутки шутить вздумал с нами? Отвечай на вопросы. Николай мрачно взглянул на франка. – Нет, не доволен. Прости, Этьен. Потом русич повернулся к аббату. – Тебя я проверял, Себастьян. Мне очень не нравится, что ты два месяца держал в тайне от нас свои планы насчет Луиса. Да и кто он такой вообще только вчера мне рассказал. Этьену вон, вообще не рассказывал. И я не уверен, что у тебя нет других тайн от нас. Сдать нас инквизиции, например, – и Николай впился мрачным взглядом в аббата. Аббат встал и внезапно схватил Николая за горло, придавил к стене. – Лжешь, – прошипел он. – Все ты знал. Я тебе в первый день сказал, что буду дарственную выбивать. Лжешь, паскуда. И ларец тебе отдал, который Луису принадлежит. Русич давно знал аббата, знал и все его приемы, поэтому он не пытался вырываться, а ждал, пока Себастьян не подойдет еще чуть ближе. Он не мог этого не сделать. И как только мужчина приблизился, Николай вроде бы легко ударил аббата по ушам, и пока тот приходил в себя, отскочил в угол. – Иди к черту, Себастьян! Ларец ты отдал мне только вчера! А насчет дарственной... Ну-ка повтори, что ты тогда мне сказал! Ни кастет, ни нож он демонстративно не доставал, просто стоял, приготовившись к обороне, и внимательно наблюдал за всеми. – К черту? Не тебя ли я пестую, Николай? Пойдешь дурной дорогой, против нас – ничего не получишь. Тебя не вознаградят, тебя выкинут. Ты – плебей. Говори, что задумал? От недовольного предательства только жди... Ты никто в этом мире без нас... Ты не стоишь ничего. – Себастьян потемнел. Легрэ взвился на ноги и в два шага оказался за спиной Себастьяна. Он был готов ко всему, а заодно не выпускал из вида руки Николая. – Я бы на твоем месте глупостей не делал, – холодно заметил Кристиан. – Сам бы ты, Николай, до такого точно не додумался. Лучше скажи все по-хорошему. Зачем путал нас с письмами? – Тебя хотел подставить, – в наглую усмехнулся русич. – Не верю я тебе. Себастьян, орать всякие слова я и сам могу. А ты так и не ответил – что ты мне тогда сказал? А? А сам пытался оценить расстановку сил. Судя по тому, как встал Кристиан, работать в паре с аббатом они не тренировались, но это все равно напрягало. А также ему не нравилось то, что спокойный Себастьян так сразу завелся. Очень не нравилось. Такого прямого взрыва можно было ожидать от Легрэ, но никак не от аббата. – Подставить... – аббат сделал шаг навстречу к Николаю. – Знаешь, я слова всегда честные говорю. И тебе, друг мой, сейчас выскажу, что думаю. Ты со мной тогда, внизу обо всем говорил. О самом сокровенном. Тебя за сына принимал. Подставить брата? Так? Или не так? Значит, и инквизиции подставишь? Что же, ступай, брат Николай, но помни, ты дорогу выбираешь сам. И она будет или честной, или кровавой. – Сына? – прошипел русич, теряя самообладание. – Себастьян, вспомни, о чем мы с тобой обычно разговаривали. С сыном разве об этом говорят? – лицо Николая стало напоминать страшную маску. – Брата? Это твоя собака! Он нас ни в грош не ставит! Никого! Была б его воля, и нас бы в подвал таскал, не только твоего Сея! Этьен так и стоял в стороне, не решившись вмешаться. Несмотря на подозрения, терзавшие его во время беседы с Кристианом, новость о предательстве Николая оказалась слишком шокирующей. Может, и следовало что-то сказать или сделать, но горло пережало обидой, а в плане действий братья прекрасно обходились и без него. Да и то сказать, какой из него боец... – Ох, и жаркий у тебя характер! – покачал головой Себастьян, глядя на притаившегося в углу Этьена. – Ты наказан хоть раз был? Тебя Кристиан во всем поддерживал. Да, он не такой, как ты – веселый и шабутной... Но я тебе всегда доверял. Тебе я отдал власть распоряжаться казной. Кстати, где казна, брат Николай? У инквизиции все теперь? Или еще не успел? За сколько серебряников ты продал дом? – Что? – взвился Николай и стал судорожно рыться в многочисленных карманах рясы. Вытащив оттуда замысловатый ключ, он кинул его Этьену. – Этьен! Проверь! И... Этьен... Я тебя никогда не предавал! А! – он махнул рукой. – Да гори оно все! Он вытащил из кармана темный пузырек и бросил аббату. – Держи, Себастьян! А сам сполз по стенке на пол и сел, упершись лбом в сложенные на коленях руки. – Вот и пузырек нашелся! Где остальные, Николай? Куда ты их дел? – аббат сел рядом с братом Николаем. – Что же ты наделал? Они же нас всех заживо. И тебя... им свидетели только до поры до времени нужны... Легрэ с чувством выругался в потолок, но комментировать услышанное не стал. – Черт с ним, Себастьян. Какая разница, почему он предал нас? Надо думать, как выпутываться из этого... мне на костер не хочется. – Он подошел к Николаю и холодно глядя снизу вверх, спросил: – Говори, что ты им сказал? Слово в слово, ну! – Меня ты не предавал, Николай... разумеется, – медленно сказал Этьен, до боли сжав в ладони ключ. – Не стал на мелочи размениваться. Меня ты всего лишь опоил отравой, чтоб узнать, как она действует... а предал всех нас. Всех. Не только меня, Себастьяна, Кристиана – весь монастырь. Прямиком в руки инквизиции... О Господи, зачем?! Николай поднял больной взгляд на Этьена. Вопросы аббата и Легрэ он не услышал. – Какая инквизиция, о чем ты? – Кому тогда? – тихо и серьезно спросил библиотекарь, глядя в глаза русичу так, будто надеялся прочитать там ответ. – Зачем вся эта история с кражей, отравой и подставой... Как ты там говорил? – да еще перед приездом инквизиции? – Где остальные пузырьки? – Себастьян схватил Николая за подбородок и повернул к себе. – Шашни ваши потом разберете. Куда ты их дел? – Что? – русич как будто очнулся ото сна и взвился. – Убери руки, Себастьян! Оттолкнув руку аббата, он через секунду оказался в другом углу кельи, сжимая плечо Этьена своей лапой и настороженно глядя на Себастьяна. – Какие пузырьки? Кристиан странно прищурился, присматриваясь к парочке, и вдруг его губы поддернула едва заметная ухмылочка. – Я думаю, – сказал он вкрадчиво, – что брат Этьен простит тебя, Николай, но... если ты искупишь свою вину. Не так ли, Этьен? – Кристиан, разбирайся с ним сам. Николай лжет. Я хотел по-хорошему. Прости, Николай, но я вынужден тебя подвергнуть испытанию и запереть. – сказал Себастьян. – Себастьян! Какие, к черту, пузырьки?! – озверел Николай. – Мне лишь нужно было опоить Этьена! – и прижал франка к себе. Сглотнув, он продолжил, – Этьен, прости, прошу, я хотел... Я... Я ничего не сделал... Русич начал судорожно целовать волосы библиотекаря и быстро шептать: – Этьен... Прошу... Прости... Прости... Я больше никогда... Этьен.. – Мне кажется, – заключил аббат, – что Николай нас все же решил разыгрывать до конца. И верхом бесстыдства является вот эта безобразная сцена. Николай, ты обязан исправить ошибки – Чего ты больше никогда?! – Этьен рванулся, выдираясь из объятий русича. Рукав рясы жалобно затрещал. Обычно тихий в присутствии аббата и брата Кристиана библиотекарь сейчас орал так, что уши закладывало. – Никогда больше не будешь поить меня всякой дрянью? Разумеется, не будешь – потому что у тебя больше не будет такого случая! Уже у двери Этьен на секунду прикрыл глаза, потом посмотрел на ухмыляющегося Кристиана. – А не пошли бы вы с вашими интригами... братья, – дверью хлопать он не стал. Дешевого драматизма и так было выше крыши. – Этьен! – рванулся следом Николай, с которого спал ступор. Но Легрэ преградил ему дорогу к двери собой. – Успокойся, – с нажимом сказал он, глядя в глаза русича. – Не тронь его, ему и без твоего вида сейчас не сладко. – Кристиан! Уйди по-хорошему! – Николай смотрел налитыми кровью глазами на Легрэ, загораживающему ему дверь. – Уйди! – уже прорычал он. – Сперва договорим, – аббат тяжело вздохнул. – Ты совершил преступление, которое всех нас погубит. – Я могу уладить все с Этьеном, – терпеливо ответил Легрэ, но его пальцы уже сжались в кулаки, что говорило об одном – он не выпустит Николая отсюда живым. – Он тебе нужен, ты его получишь, но сейчас сядешь и успокоишься, понял? Не надо глупостей делать. Ты уже сделал. Послушай Себастьяна. Ни он, ни я тебе не враги. – Уладить? С Этьеном? – русич безумно улыбался. – Ты говоришь про нашего Этьена? Который боится тебя, как огня? – с каждым шагом он отступал к стене. Уперевшись в нее спиной, Николай начал дико хохотать. – Поверь нам. Он простит тебя, но для этого нужно исправить ошибки... Понимаешь? – аббат протянул пузырек Николаю. Смех русича перешел в подвывания. Он взял из рук аббата пузырек и выпил одним махом. Простояв одну секунду, он бесчувственным мешком свалился на пол. 21 Изъявив желание пообщаться с аббатом, падре Паоло послал за монахом, который бы проводил его к Себастьяну. И вскоре такой явился – молодой рябой послушник провожал мужчину почти до самой кельи, а потом, вежливо постучавшись, открыл дверь. Мужчина обернулся полубоком. Заметил красную рясу и сразу встал, расплываясь в приветственной улыбке – Падре Паоло, рад видеть вас отдохнувшим и в добром здравии. Понравилась ли трапеза? все ли устраивает? Фратори сделал всего пару шагов от порога после того, как за его спиной затворилась дверь. Серые глаза пристально разглядывали аббата, постепенно превращаясь в подозрительный прищур. Паоло еще во дворе охватили сомнения, стоило его взгляду встретиться с глазами Себастьяна, но он посчитал, что память и чувства играют с ним злую шутку. Не могло быть в жизни таких совпадений, чтобы по прошествии десяти лет ему снова встретился тот, кто до сих пор иногда посещал его сны... только в снах его фигура была гораздо ярче, чем этот сумрачный аббат сейчас перед ним... там, в снах она была раскрашена огнем, железом и кровью... – Присаживайтесь, падре Паоло. – мягкий жест, указующий на глубокое кресло перед столом. – Я как раз заварил травяной чай. Простуда. Знаете ли? Мужчина тоже присел в соседнее кресло и налил гостю чаю. – Я обещал рассказать вам о том, что беспокоит меня в последнее время. Рассказ будет долгим. Ибо происходящее в аббатстве от меня уже не зависит. Но у нас произошло преступление. Фратори уселся в предложенное кресло, по-прежнему не произнося ни слова. К чаю он не притронулся, сидел прямой и жесткий и не сводил пристального взгляда с аббата. – Я бы начал издалека, если позволите, – начал со спокойным лицом Себастьян. – Несколько лет тому назад, когда мы только начали разбирать завалы после войны, прежний аббат говорил об этом незначительном обстоятельстве, как о само собой разумеющемся. Я не придавал значения тоже. Гораздо важнее было восстановить святую обитель. Вы ведь знаете, что наш монастырь стоит на старом греческом городе. Внизу целая система лабиринтов. Так вот. В этих лабиринтах частенько пропадают люди. И не только наши монахи. Но и те, кто случайно или по глупости забредают в катакомбы из других мест. Всякое случается. Что к нам проникают совершенно посторонние. И как мы не закрывали и не искали все ходы... – Замуровать надо было и осветить, – холодно отозвался Паоло, наконец, чуть расслабляясь и откидываясь на спинку кресла, – Ну, допустим, Вы так и не смогли все выходы обнаружить и кто-то забредает. Но ваши-то монахи зачем туда лезут? Нашли ход – и запечатали. Камнями и цементом, и крест туда вмуруйте. Себастьян тяжело вздохнул. -Я лично всех ходов не знаю, а те, которые знаю, закрываю. Недели не проходит, как вскрывают. Не монахи. У нас в подвалах контрабандисты обосновались. Все ничего... – аббат стал еще более скорбным. – Но случилось нечто ужасное, падре Паоло. – Я вижу, вам тяжко бремя управления столь беспокойным местом, по крайней мере, вы с ним перестали справляться, падре Себастьян, – он как-то особо выделил его имя, глядя глаза в глаза, – Ну и что у вас там еще ужасное случилось? – в голосе инквизитора появилась уже откровенная насмешка. – Я справляюсь с монастырем, – не менее язвительно отозвался аббат, – но весь мир мне не принадлежит. И дело касается конкретно монастыря. А подземелья с ним опосредованно связаны. К нам попал сын герцога Сильвурсонни, который оказался в опале, вот – читайте письмо. Мы задержали его. Отправили письмо королю. Ждем ответа. Но мальчишка сбежал через эти самые подвалы. А сегодня один из послушников видел его на дороге в плачевном состоянии. Он возвращался из города, неся мне весть и как раз застал его у ворот. Мальчик был сильно избит. Теперь я не знаю, как и поступать. Где его искать.. При упоминании имени герцога ни один мускул не дрогнул на лице инквизитора, он все с таким же насмешливо-холодным вниманием продолжал слушать аббата, и лишь глаза Паоло с каким-то странным огоньком в глубине, казалось, изучали каждую черточку на лице Себастьяна. – Это печальное происшествие, но пути господни неисповедимы. И если этому неугомонному отроку уготованы такие испытания, вам остается только помолиться за него. – Я уповаю на то, что мальчик остался жив. Я за него отвечаю перед Богом. А потому сразу отправил монаха в город, но кажется – его все же похитили контрабандисты. Порт. Сами понимаете. А арабы все еще держат свой форт. Мы вынуждены считаться с врагами господа нашего. А также блюсти интересы государства, дозволяя им торговать. – И зачем Вы все это рассказываете мне? – Паоло картинно приподнял бровь. – Я за этого мальчика, слава Богу, ни перед кем не отвечаю. Вам разве непонятно, зачем я здесь, дорогой мой... падре Себастьян? – губы инквизитора прорезала усмешка, – Ааа, я понял, грешок-то на душе есть по поводу этого мальчика, и теперь вы пытаетесь доказать мне, что вы весь такой заботливый и все о других, все о других? Ночами, небось, не спите, все о бедных мальчиках молитесь. А у меня вот другие сведения есть... свидетельство, что этого мальчика пытали по вашему приказу, вымогая у него дарственную монастырю. Ай-ай-ай, даже и не знаю, кому мне теперь верить. – Дарственную? – удивление Себастьяна было искренним и неподдельным. – Что вы, падре Паоло? Вас кто-то ввел в заблуждение. Герцог Сильвурсонни жил рядом с моей кельей. Я оберегал его от любой обиды. Но он сбежал, собравшись за моря. Я хотел дождаться ответа от государевой службы, что сей отрок не сотворил ничего дурного, но он... – скорбный вздох, – так глупо подался в эти проклятые лабиринты. Не представляю зачем? Юношеское любопытство. Кто сказал вам такую глупость про дарственную? – Птичка на хвосте принесла, – улыбнулся Паоло, – У Вас есть еще, что мне сказать или это все? Ибо, увы и ах, проблемы юного герцога меня совершенно не интересуют, это, знаете ли, из сферы мирского, а я призван следить за чистотой веры. – Грешен, падре Паоло, – аббат упал на колени перед инквизитором и склонил голову. – Каждый день молю Бога о прощении грехов... Мирские дела веду, дабы край процветал во славу Господа. Братьев научаю и наказываю за их прегрешения... Теперь вот жду вашего решения и на вас уповаю. Отпустите грехи. – Если бы только грехи, – тихо ответил Паоло, а потом его голос обрел сталь. – Следующий наш разговор будет официальным допросом, Себастьян, с протоколом и при свидетелях... Или, – он протянул руку и сжал подбородок аббата, заставляя его смотреть в глаза, – ты предпочитаешь, – он наклонился к нему совсем близко, так что даже дыхание можно было ощутить, – без свидетелей? Аббат зрел серое небо, темноту непогоды, которая окутывает день, и видел... Помнил... Знал... Точно знал и помнил сталь этих пальцев. Жадность этих губ. И боль. Больше десяти лет прошло с тех пор, как орден сдал его как еретика... Так много времени утекло. Паоло. Другое имя взял себе... Но тебя бы я узнал из сотен палачей. – Без свидетелей, – отозвался спокойно. Фратори усмехнулся: – Это ведь ты? – едва слышно, – Другое имя, другая личина, а глаза все те же... – и одними губами, беззвучно, почти в самые губы аббата, – Антуан. – Кто тебе поверит? – черные глаза блеснули. – Никто! Ты ведь не получишь ни пяди этой земли. Я все способы использую... Милый. Паоло разжал пальцы, откинулся в кресле, глядя на того, кто называл себя сейчас Себастьян, и странная улыбка поползла по губам инквизитора. – Ну и дурак, – почти ласково, – в этот раз тебе не сбежать. Я даю тебе время до завтра. Одумайся, сложи с себя полномочия... и отдай все бумаги, которые подписал Сильвурсонни. Все решения уже приняты, а официально обстряпать дело о ереси, это всего лишь технический вопрос. – Бегство? Ты на моей земле, Паоло, – акцент на ложном имени. – Вы ведь прибыли не с жалким отрядом гвардейцев. Но и я здесь не один. Уезжайте. Я дам вам возможности унести ноги... по доброй памяти. – Ммм, значит, война, мой пылкий дружочек? – усмехнулся Фратори, – Ну, меня уберешь, явятся другие. Собрался воевать против всей Инквизиции? По доброй памяти, говоришь. Как мило с твоей стороны. И много на твоем теле осталось... доброй памяти обо мне? – он облизал губы и его глаза сверкнули дьявольским огоньком. – Я не убью тебя, Паоло, – черные глаза прищурились. – Я тебя заберу себе. Фратори рассмеялся, он вновь протянул руку, чтобы зарыться в густые волны волос аббата, а потом резко сжал кулак, оттягивая его голову чуть назад и вновь наклоняясь из кресла. – Не играй в эти игры, дорогой мой. Мы только пешки на этой земле, и если ты возомнил тут себя местным князьком... это плохо закончится для тебя. Ты всегда был упрям, но сейчас, наконец, попробуй наскрести в своей своевольной башке хоть каплю ума. Уж за десять лет мог бы и повзрослеть, – он отпустил его волосы, напоследок пропустив сквозь пальцы длинные пряди, и встал, давая понять, что разговор окончен, – Жду тебя завтра с покаянием и бумагами. – Что же, пусть Бог нас рассудит, милый, – аббат поднялся с колен. – Видит Господь, как я тебя любил все эти годы, но ты очень упрям... И совсем не изменился. Зря... Пламя будет большим, падре. И в нем мы оба сгорим. Паоло долго смотрел на него, не говоря ни слова, а потом развернулся и ушел.