Анри де Грамон (СИ)

- Я бы остался, - ответил не раздумывая. Он улыбнулся.

- Так что вы делаете завтра?

- Я не властен здесь распоряжаться собой. Как скажет моя принцесса.

- Уверен, ваша принцесса проживет без вас один день. Вы любите лошадей?

- Конечно.

Это было правдой, лошадей я любил. У отца были великолепные конюшни, наших скакунов не стыдно было предложить и королю.

- Мне на днях привезли арабского чистокровного, - словно бы невзначай, ничуть не хвастаясь, сказал он. У меня загорелись глаза, что не укрылось от его внимания. – Хотите посмотреть?

Еще бы! Конечно, я хотел! У нас арабские скакуны стоили баснословно дорого и поставлялись исключительно нелегально. Да и с чего бы я стал отказываться? Представил, как рассказал бы Стефану, что отказался общаться с д’Эпине, потому что мне показалось, что он мной заинтересовался. Стефан бы посмеялся. И обозвал дураком.

- Хочу, - уверенно ответил я после короткой паузы. Генерал шумно выдохнул.

- Мое поместье совсем рядом со столицей. Если выехать пораньше, можно провести там весь день. Я пришлю за вами карету.

- Благодарю.

Мы помолчали, я допил вино, взял еще. В голове появилась легкость, хотелось улыбаться без причины и любить весь мир – верный признак сильного опьянения. Нужно было уходить.

Генерал внезапно шагнул ко мне, встав близко-близко, коснулся пальцем моей щеки. Я стоял, не шевелясь и не моргая.

- Ресница… - сказал он шепотом.

Я резко качнул головой, гоня вновь нахлынувшее наваждение, шагнул в сторону.

- Мне пора.

- Опять бежите? – его голос догнал меня у самого входа в зал. Я замер.

- Бегу? О, нет. Я предпочитаю догонять. Обычно.

Д’Эпине хрипло рассмеялся, а я медленно, стараясь идти ровно, покинул балкон и, миновав танцевальный зал, направился в свои комнаты. В контексте моего поведения фраза прозвучала нелепо.

Думать о том, что только что собственноручно подписал себе приговор, не хотелось.

***

Карета ждала у главного входа. Я надел костюм для верховой езды, легко позавтракал и приготовился пережить все, что приготовил мне день. Манеру общения следовало менять. Если вчера я вел себя, как испуганная девственница, то сегодня, пожалуй, стоило показать, что я вовсе не столь пуглив, как могло показаться.

Спустя три часа я был в поместье. Хозяин сам вышел мне навстречу. Это противоречило правилам этикета, но мне показалось, что генералу плевать на них.

- Капитан, - он провел меня в дом. – Рад, что вы приехали.

Скакун и вправду оказался потрясающим. Рыжий, с густой гривой и широкой грудью.

- Это кохейлан, - генерал встал рядом, погладил скакуна по гладкой морде. – Не объезжен еще, привыкает пока ко мне. Займусь завтра.

Я застыл, удивленный.

- Сами?

- Конечно. Своих скакунов я всегда объезжаю сам, - прозвучало это как-то двусмысленно. Или мне показалось? - А пока предлагаю вам выбрать лошадь для нашей прогулки. Например, эту, - он указал на белоснежного красавца в соседнем стойле. Я согласно кивнул.

Поместье было огромным, включало в себя и озеро, и парк, и лес. Прогулка доставляла мне огромное удовольствие, скакун был идеально послушен, собеседник приятен, и совсем скоро я забыл о том, что собирался кого-то из себя строить. Впервые за долгое время я был просто собой – веселым, молодым, вольным, без всех тех масок, что носил обычно. Я перестал замечать взгляды, которые то и дело бросал на меня генерал, веселился, как выпущенный на волю жеребенок.

- Никак не могу привыкнуть, что наши государства более не враги.

- Я тоже, - откликнулся генерал. Совсем не так радостно, как я. – Его величество Карл не желает войны.

- А вы? – шалея от собственной смелости, спросил я.

- А я желаю. Война отняла у меня слишком многое. И сейчас, когда она закончилась вот так, по сути – ничем, не чувствую удовлетворения.

- Почему ничем? Наследник вашего короля станет нашим королем.

- У меня с войной личные счеты, капитан. Не будем о ней.

Мы вернулись в дом ближе к вечеру.

- Я рад, что вы приехали, капитан. Могу я называть вас по имени?

Я не нашел причин отказать.

- Анри… - я стоял у окна и думал о том, что такого замечательного и богатого на положительные эмоции дня у меня не было уже давно. Он подошел, положил ладони мне на плечи. – Анри…

Я повернулся.

- Да?

Его губы накрыли мои. С тихим стоном я приоткрыл рот, впуская его язык. Он целовался так, словно от этого поцелуя зависела его жизнь, словно в последний раз. Ладони легли на мои ягодицы, сжали их. Я вздрогнул – именно так де Блуа всегда начинал наши игры.

Я отстранился. Возбуждение спало.

- Анри… что…

- Не могу.

Выпутавшись из объятий, отошел опять к окну, обнял себя за плечи.

- Я напугал вас?

Я покачал головой. Сам виноват, нечего было провоцировать весь день.

Он подошел, встал, как тогда, на балу, не касаясь меня.

- Простите. Рядом с вами я теряю контроль.

Я не смог не улыбнуться.

- Вы нравитесь мне, Анри, - я посмотрел на него и снова был пойман в плен карих глаз. – Очень нравитесь. Я ведь не противен вам?

Я покачал головой, он шумно выдохнул.

- Вы были когда-нибудь с мужчиной? – я до крови закусил изнутри щеку, чтобы не рассмеяться, глаза непроизвольно распахнулись. Отвечать я не собирался. Да и что я мог сказать? Что был мальчиком для утех де Блуа, что после его смерти сам имел все, что двигалось, пока не стал мерзок сам себе? Что развращен во всем смыслах слова? Что только сила и власть над партнером способны дать мне острое, незамутненное удовольствие? Что совсем недавно отдал выбранную отцом невесту влюбленному в нее юноше, сам его перед этим развратив? Конечно, я смолчал.

Не дождавшись ответа, д’Эпине сделал выводы:

- Невинный мой мальчик, - он легко коснулся подушечками пальцев моей щеки. – Поверьте, близость с мужчиной может подарить настоящее наслаждение.

Я кусал щеку все сильнее, рот заполнялся кровью, в глазах стояли слезы.

- Боже, Анри… - генерал потер ладонью лицо. – Я не стану вас принуждать. Просто… позвольте мне за вами ухаживать.

Я боялся открыть рот, чувствуя, что зубы мои будут красными от вытекшей из прокушенной щеки крови. Потому молчал.

- Никогда не чувствовал себя так глупо, - продолжил он. – Я был слишком прямолинеен? Страстен? Напугал вас? – я усердно моргал, гоня слезы. – Не знаю, что со мной. Увидев вас в опере, я не поверил глазам. Смотрел и не мог насмотреться. Вы – мечта, Анри. Заветная, несбыточная. Думал, не бывает так. Смирился уже, что больше никогда… - я не совсем понимал, о чем он, но переспрашивать не решался. – Я потерял голову, стал одержим вами.

На такую искренность нельзя было не ответить.

- Генерал…

- Кристоф.

Я был ошеломлен – легендарный генерал разрешил мне, простому капитану, называть себя по имени.

- Кристоф… - я попробовал имя на вкус. В свете прокушенной щеки оно ощутимо отдавало кровью. – Дайте мне время.

- Сколько нужно, - пылко ответил он. – Я подожду.

Я благодарно сжал его руку.

К ночи я был во дворце. Обратная дорога утомила меня. Хотя, скорее, не дорога даже, а мысли. Намерения генерала – даже про себя я все еще не был готов назвать его по имени – были более чем прозрачны. Его желание было очевидным, как и моя реакция на него. Он волновал, околдовывал. Но он не был тем, кого я смог бы контролировать. Все-таки де Блуа оставил слишком глубокий след в моей душе. И, только-только обретя себя, научившись, наконец, жить без него, я боялся рисковать.

Я решил не торопиться, не зная, что за меня уже давно все решено, что нет у меня более ни воли, ни выбора.

========== Глава 8. Галерея воинской славы ==========

Страсти — это ветры, надувающие паруса корабля; ветер, правда, иногда топит корабль, но без него корабль не мог бы плыть.